Русский язык

«Затверденей алмазом  брани... 

В мятеж миров, в  немаревные муки...» (А. Белый).  

Крайние группировки  футуристов, представителей мелкобуржуазного анархического бунта, в попытках обновления словесной формы доходят  даже до так наз. «зауми» — языка» бессмысленных звукосочетаний, которые  должны сообщить какое-то настроение, но совершенно непонятны никому, кроме  самого автора.  

Но в эту же эпоху уже существует пролетарская литература, ставшая на данном этапе  подлинным носителем и творцом  национального Р. яз. Д. Бедный пишет  свои басни простым разговорным  языком, отражающим живую речь рабочих  и крестьян. М. Горький создает  яркие и смелые образы, ломающие каноны, установленные старой стилистикой.  

VIII. Русский язык  в эпоху после октябрьской  социалистической революции.  

Октябрьская социалистическая революция открыла новую эпоху  в развитии литературного Р. яз. Развивается  новая общественно-политическая терминология. Новые политические термины создаются  на наших глазах для выражения  новых явлений нашей жизни («пятилетка», «ударник», «ударничество», «Стахановец») или же старые слова насыщаются новым  идейным содержанием («родина», «совет»  и т. д.). Широко используются иностранные  политические термины, еще до революции  ставшие интернациональными (революция», «коммунизм», «буржуазия», «пролетариат»  и т. д.). В связи с тем, что  пролетарская революция впервые  произошла в России, наряду с ними интернациональный характер приобретают  и некоторые русские слова («большевик», «совет»). В письменном языке, влияя  и на устную речь, распространяются сокращенные слова («ЦИК», «диамат», «местком» и т. д.). Мощный подъем техники промышленности и сельского  хозяйства вызывает усиленный рост специальной технической терминологии, а огромное значение индустриализации в нашей стране обусловливает  внедрение специальной терминологии в язык широких масс и в язык художественной литературы. Яркий расцвет  художественной литературы ведет к  созданию новых стилей и норм литературного  Р. яз., еще нуждающихся в детальном  изучении. Характерная для литературного  языка последних лет тенденция  к сближению его с живым  разговорным языком приводит к широкому использованию местных диалектальных  форм. Впрочем, эта тенденция иногда заводит современных писателей  слишком далеко, и в результате неумеренного пользования диалектизмами  язык становится просто мало понятным. Против такой малопонятности горячо восстает М. Горький, требуя внимательного  отношения к языку: «Чем проще  слово, тем более оно точно, —  говорит он, — чем правильнее поставлено, тем больше придает фразе  смысла и убедительности». «Борьба  за чистоту, за смысловую точность, за остроту языка есть борьба за орудие культуры. Чем острее это  орудие, чем более точно оно  направлено, тем оно победоноснее». Непревзойденные образцы такого языка даны в речах и произведениях  Ленина и Сталина.  

IX. Диалекты русского  языка XVIII—XX вв. 

Русская диалектография, особенно интенсивно развивавшаяся  во второй половине XIX в. и первые десятилетия XX в. по линии изучения и классификации  территориальных крестьянских говоров, с достаточной полнотой отражает состояние диалектов Р. яз. эпохи  капитализма. В основном группировка  крестьянских говоров этого времени  отражает процессы консолидации говоров  русского языка, происходившие в  очень древнюю эпоху (см. выше). В  соответствии с двумя древнейшими  группами диалектов Р. яз. — южной  и северной — выступают современные  наречия: южно-русское и северно-русское («Южно-великорусское» и «Северно-великорусское» по терминологии прежних диалектогрофов). Позднефеодальной эпохой датируется образование  нового типа говоров путем скрещения  и смешивания двух старых — среднерусского наречия.  

Область распространения  каждого из этих наречий приблизительно может быть определена такими данными:  

Северно-русское  наречие занимает северную часть  европейской территории СССР на север  от линии Псков — Калинин —  Владимир — Муром — Арзамас  — Казань и затем область среднего течения Волги приблизительно до Камышина; тип северно-русских говоров  распространен также в значительной мере и в Сибири. Область среднерусского наречия с севера определена южной  границей северно-русских говоров, с юга — границей с говорами южно-русского типа, которую можно  приблизительно провести по такой линии: верховья Волги — Зубцов — Можайск  — Рязань — Шацк — Пенза —  Куйбышев. Южно-русское наречие занимает области к югу от этой линии, на западе и юге определяясь границами  белорусского и украинского языков.  

Главнейшими особенностями  северно-русских говоров являются следующие: оканье, различение звуков «ѣ» и «е» («ѣ» во многих говорах  переходит в звук «и»), выпадение  «ј» между гласными (думаэт, бываэт) и стяжение гласных (думат, быват), произношение «г» взрывного, «т» — твердое  в окончании 3 л. ед. и множ. числа  глаголов (идет, идут), родит. — винит. пад. ед. числа личных местоимений  — меня, тебя, себя, употребление постпозитивного  члена — дом-от, изба-та, в избе-ти...  

Особенностью, засвидетельствованной  только в северно-русских говорах, является цоканье, т. е. совпадение звуков «ц» и «ч» в одном каком-нибудь из этих звуков или их взаимное смешение (цюдо — конець, чюдо — конечь, цюдо — конечь).  

Главнейшие особенности  южно-русских говоров: аканье, совпадение «е» и «ѣ» в одном звуке, совпадение безударных «е» (из «ѣ», «е»  или «ь») и «я» («а» после мягких) в одном звуке «я», «и» или  др., смотря по говору и по положению  звука в слове, — вяла́, ни лянись, вила́, ни линись), фрикативное произношение «г», родит. — винит. личного и  возвратного местоимений на «е»  — мене́, тебе́, себе́, ть — мягкое в окончаниях 3 лица глаголов (он идеть, они идуть).  

Среднерусские говоры в основном сисистему гласных  имеют тождественную с южно-русскими говорами — это говоры акающие; система  же согласных в них унаследована от говоров северно-русских: взрывное произношение «г», твердое «т» в  окончаниях 3 лица глаголов: в среднерусских  говорах отсутствует при этом специфическая черта северно-русских  — цоканье.  

Тип среднерусских  говоров, поддерживаемый литературной речью и языком города, является, как показывают диалектологические наблюдения и соображения историко-сравнительного порядка, типом, распространяющимся на территории с исконными южно-русскими или северно-русскими говорами. Особенно это продвижение среднерусского типа говоров заметно на грани  с северно-русским наречием, где образовалась широкая полоса смешанных говоров на северно-русской основе.  

Вопросам социальной диалектологии в русской языковедной  науке досоветского периода уделялось  минималънейшее внимание. Совершенно по-новому ставятся и разрешаются  проблемы социальной диалектологии  в исследованиях советского периода: советские диалектологи исследуют  и констатируют интереснейшие факты  языковых сдвигов пореволюционного периода и эпохи колхозного строительства  села (напр. суммирующая работа проф. Каринского — «Из наблюдений над  языком современной деревни», «Литературный  критик», 1935, кн. 5). Мы являемся свидетелями  интенсивнейшего сближения старых типов узких областных говоров  и распространения в колхозном  селе общелитературной русской речи.  

Следует указать, что  детальное изучение процессов развития как литературного Р. яз., так и  устных говоров в эпоху после  Октябрьской пролетарской революции  стоит в качестве ближайшей и  неотложной задачи перед советскими языковедами.  

X. Графика русского  языка XVIII—XX вв. 

До XVII в. (как сказано  выше) в употреблении была церковно-славянская система письма. В начале XVIII в., при  Петре I, эта система была заменена так наз. русской гражданской  азбукой. Часть букв, являвшихся лишними (напр. Ѵ, Ѱ, и др.), была совершенно исключена, у остальных же была изменена форма, причем они были сближены в начертании с латинским письмом. Эта реформа  отражает общую тенденцию ориентировки на зап.-европейскую культуру. В дальнейшем неоднократно делались попытки дальнейшего  упрощения этой системы. Так напр. еще Ломоносов пытался изгнать  «Ѳ», державшуюся в словах греческого происхождения, но по своей функции  тождественную с «Ф». Однако «Ѳ»  держалась вплоть до реформы 1917.  

Совокупность определенных традиционных орфографических норм сложилась еще до XVIII в. Основанные в первую очередь на историческом принципе, часто отражавшие церковно-славянскую языковую традицию, они давали однако много отступлений в сторону  сближения с живым языком. Нормы  эти не во всех своих деталях были в равной мере устойчивы. Во многих написаниях наблюдались колебания. Попытки упорядочения русской орфографии наблюдались еще в XVIII в., в эпоху  выработки норм литературного языка (напр. спор Тредьяковского и Ломоносова об окончании прилагательных). Были и попытки более коренного  преобразования орфографии в сторону  сближения с произношением (интересна  мысль Тредьяковского о писании  и печатании книг «по звонам», т. е. согласно фонетике языка). Однако неустойчивость в некоторых написаниях сохраняется еще в начале XIX в. Так, еще Пушкин и Лермонтов в  окончании прилагательных в род. п. ед. ч. иногда пишут — ого (по нормам старого русского произношения до XVI в.) или — аго (по нормам церковно-славянского), а иногда — ова (по нормам живого произношения), особенно где это  требуется рифмой («...это сон больнова»  — Лермонтов).  

Работа по упорядочению и окончательной стабилизации орфографических  норм была проведена акад. Гротом лишь в 80-х гг. XIX в. Система Грота являлась не реформой орфографии, а в первую очередь узаконением того, что  уже утвердилось обычаем. Отступления  от утвержденного обычаем он допускал лишь в тех случаях, когда утвердившиеся  начертания оказывались «положительно  неверными или слишком непоследовательными». Основным критерием в определении  «неверности» написания являлась история  языка, — Грот стремился строить  орфографические нормы в первую очередь на историческом принципе. Орфографическая система, установленная  Гротом, продержалась до 1917. После Октябрьской  революции была введена в жизнь  реформа как графической, так  и орфографической системы Р. яз.  

В области графики  были исключены лишние знаки «ѣ», «і», «ѳ». В области орфографии были устранены многие написания традиционно-исторического  характера, не оправдываемые современным  языком. Окончание прилагательных во множ. числе получило единое написание  для всех трех родов («-ые», «-ие», вместо прежних «-ые», «-іе» для муж., «-ыя», «-ія» для жен. и ср. рода). Вместо свойственного церковно-славянскому  языку окончания «аго», принятому  у нас в род. пад. муж. р. ед. ч. в  безударном положении, было введено  — «ого» (как под ударением). Приставки  «из», «воз», «низ», «раз» получали последовательно  фонетическое написание, которое было распространено и на «без» и «через» («чрез»). Упразднены были такие написания, как «ея» (вм. «ее»), никогда не соответствовавшие  фактам живого языка и вошедшие под  церковно-славянским влиянием. Изменена была функция знака «ъ», который  стал употребляться только в качестве отделителя, но не показателя твердости  конечного согласного, которая стала  выражаться просто отсутствием знака («сон» вм. старого «сонъ»).  

В результате реформы  русская орфография приобрела теперь преимущественно фонетико-морфологический  харктер, значительно облегчающий  ее усвоение.  

Список литературы 

а) Происхождение  русского языка и общие курсы  по истории рус. языка: Буслаев Ф. И., Историческая грамматика русского языка, чч. 1—2, изд. 4, М., 1875  изд. 5, М., 1881  

Брандт Р. Ф., Лекции по исторической грамматике русского языка. Вып. 1. Фонетика, М., 1892  

Его же, Лекции по истории  русского языка, М., 1913  

Соболевский А. И., Лекции по истории русского языка, изд. 4, М., 1907  

Будде Е. Ф., Лекции по истории русского языка, изд. 2, Казань, 1913  

Богородицкий В. А., Общий курс русской грамматики, изд. 4, Казань 1913  

изд. 5, М., 1935  

Шахматов А. А., Очерк  древнейшего периода истории  русского языка, П., 1915 («Энциклопедия  слав. филологии», вып. 11, 1)  

Его же, Введение в  курс истории русского языка, ч. 1, П., 1916  

Его же, Древнейшие судьбы русского племени, П., 1919  

Его же, Очерк современного русского литературного языка, Гиз, М. — Л., 1925  

изд. 2, М. — Л., 1930  

изд. 3, М., 1934  

Пресняков А. Е., Задачи синтеза протоисторических судеб  Восточной Европы, «Яфетический сборник», вып. V, Л., 1932  

Марр Н. Я., Термины  из абхазо-русских этнических связей «лошадь» и «тризна», Л., 1924  

Его же, Книжные легенды  об основании Куара в Армении  и Киева на Руси, «Известия Российской Академии истории матер. культуры», т. III, Л., 1924  

Его же, Чуваши-яфетиды  на Волге, Чебоксары, 1926  

Его же, Этно-и глоттогония  Восточной Европы (избранные работы, т. V, М. — Л. 1935). б) Монографии и исследования по истории русского языка (до XVIII в.): Колосов М. А., Очерк истории звуков и фпрм русского языка с XI по XVI ст., Варшава, 1872  

Потебня А. А., Два  исследования о звуках русского языка, Воронеж, 1866  

Его же, К истории  звуков русского языка, т. I, Воронеж, 1876, т. II, Варшава, 1880  

Его же, Из записок  по русской грамматике, т. I—II, Харьков, 1888 (изд. 2), т. III, Харьков, 1899  

Козловский М. М., Исследование о языке Остромирова  Евангелия, «Исследования по рус. яз.», изд. Академии наук, т. I, СПБ, 1885 (весь I т. настоящего изд. вышел в 1895)