Неудобства с идентичностью

 

Неожиданно обретшие суверенитет политические образования оказались в ситуации острого легитимационного дефицита. Его преодоление стали искать в интенсивном конструировании идентичностей.

 

 

 

 

 

 

 

 

Положение о "недостаточном основании" суверенитета и конструирование идентичности

 

 

 

 

Конструирование национальных идентичностей, развернувшееся на всей территории бывшего  СССР, - не случайность. Оно представляет собой закономерный - а для новых  суверенов едва ли не неизбежный - способ политического поведения. Закономерным это политическое поведение является по причине изначальной двойственности демократического субъекта. Объяснимся.

 

Исследуя политико-правовые основания  демократии, Клод Лефорт (Lefort,1984) сфорформулировал следующий парадокс демократической  легитимации. Принципиальное отличие республики (т.е. демократии) от монархии (или иной формы недемократического правления) заключается в радикальном освобождении места власти. Если в сословно-династических обществах место власти было изначально зарезервировано за одним лицом, то в ситуации демократии оно является принципиально пустым. Никто не может занимать его, не будучи на то уполномоченным. Но кто наделяет такими полномочиями? "Народ", или, вернее, "воля народа", "всеобщая воля". Единственным источником воасти, т.е. единственным сувереном выступает "народ", или "нация". Однако "народа" как эмпирически фиксируемого целого не существует. Он есть прежде всего формальная инстанция суверенности, или, пользуясь словами Лефорта, "символический диспозитив" власти нового типа. В этом смысле "возникновение" нации совпадает с ее (само)провозглашением. Нация учреждается вме сте с возвещением собственного существования как единственного суверена; ее конституирование есть самоконституирование, ибо может состояться только в акте собственного провозглашения. Нация, народ есть и тот, кто учреждает, и тот, кого учреждают. Это значит также, что народ есть и субъект власти, и ее объект, и тот, кто наделяет властью, и тот, кто должен будет ее предписания исполнять.

 

Здесь, если дальше следовать мысли Лефорта, коренится слабость демократии, ее открытость вирусам тоталитаризма. "Пустота", "зияние" в самом ее основоположении есть причина того, что демократические порядки могут легко вытесняться бюрократическими и националистическими. Лефорт движется здесь в русле той же логики, по какому идут французские философы постструктуралистской ориентации, когда ведут речь о "без-основности " демократии и об обусловленной этим подверженности демократических начинаний идеологической коррупции (см.: Derrida, 1986; Lyotard, 1983). Мне, однако, кажется, что эта логика далеко не единственная. Дело в том, что парадокс основополагания демократии - чисто теоретический конструкт; это мнимый парадокс, кажущийся непреодолимым на бумаге, но постоянно преодолеваемый на практике. Демократический суверен, следящий за тем, чтобы место власти не узурпировалось, оставаясь принципиально "пустым", имеет далеко не фиктивн ый, но вполне реальный статус. Нация, от имени которой осуществляется власть, не есть лишь формальная инстанция суверенности, но содержательная инстанция идентификации. Нация - это не просто продуктивная фикция, необходимая в целях политической легитимации, но и обладающая определенной реальностью целостность. Лефорт, как и деконструктивистская традиция политической философии, которую он представляет, полностью игнорирует это обстоятельство. "Мы, французский народ", "мы, американский народ" - эти и им подобные основоположения демократических Конституций апеллируют не к абстрактным гражданам мира, а к конкретным людям, ощущащающим себя "французами", "американцами" и т.д. "Нация", таким образом, далеко не сводится к формальной основе суверенитета, но представляет собой содержательную совокупность лиц, соединенных определенными - историческими, языковыми, религиозны ми и культурными связями.

 

Именно это я и имел в виду, говоря о двойственности демократического субъекта. "Нация", к которой  апеллируют демократии, представляет собой одновременно и абстрактный  политико-правовой конструкт, и конкретное (пусть и аморфное) культурно-историческое образование. Расхождение между демократией и национализмом начинается с интерпретации этой двойственности. Национализм истолковывет "нацию" как изначально существующее культурное - а часто и как этническое - единство, тем самым по существу подменяя проблематику суверенитета проблематикой идентичности. Неустойчивый союз, которому еще только предстоит стать стать нацией (для этого процесса в социологии и политической науке есть специальный термин - nation building), интерпретируется как уже данное, с самого начала наличное (этнокультурное) единство. Второй шаг, требуемый логикой национа лизма - провозглашение этого - скорее желаемого, чем реального - единства субъектом суверенитета.

 

 

Как раз это и происходит почти  повсемеместно на развалинах "советской империи". Резкий переход от первоначально демократических - общегражданских - лозунгов к националистическим обусловлен спецификой ситуации, вызвавшей к жизни новые суверенные государства. Волеизъявление народа, совпадающее с учреждением нации, в большинстве случаев не имело места. Провозглашение независимостей осуществлялось, за редкими исключениями, не на основе референдума, а решением политического руководства той или иной "союзной республики". В результате суверенитет повисает в воздухе, лишается источника, или, выражаясь мягче: ему недостает основания. "Народ", долженствующий выступать таким основанием, представляет собой во вчерашних советских республиках столь гетерогенное в культурном и этническом отношении образование, что испросить его волеизъявления для многих государств означало бы конец их суверенн ости.

 

Нация как высшая инстанция суверенитета и предельное основание легитимности, здесь попросту отсутствует. Единственное, что власти в этой ситуации остается - создать такой субъект, построив нацию как этнически (или "этнокультурно") гомогенное сообщество. То есть любой ценой обрести до сих пор отсутствовавшую "идентичность". Обретение это, правда, чаще всего напоминает изобретение, если не сказать - фабрикацию.

 

В результате национальная идентичность систематически редуцируется к этнической. Политическое измерение национальной идентичности - самосознание граждан общества - вытесняется культурным, языковым, религиозным и т.д. Разнородное общество рассматривается как материал для выковывания однородной массы квазиестественного сообщества.

 

 

***

 

 

За фабрикацией идентичностей  в политической практике стоит их гипостазирование в политической теории. "Идентичность", понимаемая в качестве субстанции, не подверженной изменению  сущности, - фантом, заметно влияющий как на мышление, так и на поведение вчерашних обитателей социалистического общежития. Как бы ни отличались друг от друга приверженцы централизма и сторонники сепаратизма, у них есть, по меньшей мере, одна общая черта - непоколебимая вера в обладание такой квазисубстанциальной идентичностью. И те, и другие готовы мириться со всеми неудобствами, с которыми подобная вера сопряжена.

Используемая литература

1. Бромлей Ю.В. Очерки теории этноса. М. 1983.
2. Геллнер Э. Нации и национализм. М. 1992.
3. Ионин Л., Театр культурных форм // Социальная динамика культуры. Вып.1. Отв.ред. Л.Г.Ионин, А.Ю.Согомонов. М., 1992.
4. Ионин Л.Г. Социология культуры. М., 1996, С.201-228.
5. Эриксон Э. Идентичность: юность и кризис (1969) М.1996.
6. Th.W.Adorno/M.Horkheimer. Dialektik der Aufklaerung (1944). // Th.W.Adorno, Gesammelte Schriften, Bd.3. Fr/M 1980.
7. Th.W.Adorno. Negative Dialektik. Fr/M 1966.
8. J.-M. Benois (ed.), L'identité . Seminaire interdisciplinaire dirige par Lé vi-Strauuss. P. 1977.
9. P.Boerner (Ed.), Consepts of National Identity. An Interdisciplinary Dialogue. Baden-Baden 1986.
10. Ch.H.Cooley, Human Nature and Social Order (1922). NY. 1964.
11. G.Deleuze, Diffé rence et repetition. P.1968.
12. J.Derrida., L'é criture et diffé rance. P.1967.
13. J.Derrida, "Declarations of Independence"// New Political Science, 1986, No.7, P.7-15.
14. E.Erikson. Childhood and Society (1950). NY 1963.
15. E.Gellner, Thought and Change. L. 1964.
16. A.Giddens, Modernity and Self-Identity. Cambridge 1991.
17. E.Goffman, The Presentation of Self in Everyday Life. Garden City, NY. 1959.
18. E.Goffman, Stigma: Notes on the Management of Spoiled Identity. Endlewood Cliffs 1963.
19. J.Habermas, Koennen komplexe Gesellschaften eine vernuenftige Identitaet ausbilden? in: ders., Zur Rekonstruktion des historischen Materialismus. Fr/M 1976, S.92-125.

 

20. J.Habermas, Geschichtsbewusstsein und posttraditionelle Identitaet: Die Westorientirung der Bundesrepublik, in: ders. Eine art Schadenabwicklung. Kleine politische Schriften VI. Fr/M: Suhr. 1987, S.159-178.
21. M.Heidegger, Identitaet und Differenz. Pfuellingen 1957.
22. K.Huebner, Das Nationale : Verdraengtes, Unvermeindliches, Erstrebenswertes. Graz, Wien 1991.
23. J.Lacan, La stade du miroir comme formateur de la fonction de Je. P.1949.
24. C.Lefort, L'invention dé mocratique. P. 1984.
25. J.F.Lyotard, Le Diffé rend. P. 1983.
26. V.Malachov, Nationale Utopien als Objekt einer philosophischen Ethnologie. In: XVI. Deutscher Kongress fuer Philosophie. Neue Realitaeten. Herausforderung der Philosophie. 20.-24.September 1993. TU Berlin. Sektionsbeitraege. I. Berlin, 1993, S. 438-443.
27. V.Malachov, Was ist Nationalismus? In: Mesotes: Zeitschrift fuer philosophischen Ost-West- Dialog. Wien 2/1994 (4.Jahrgang), S. 243-250.
28. O.Marquard/K.-H.Stirele (Hg.), Identitaet. Muenchen 1979.
29. G.Н.Mead, Mind, Self and Society. Chicago 1934.
30. U.Rossbach, Documenting Publications Related to the Consept of National Identity, in: Boerner 1986:187-192.
31. Ch.Taylor, Sourses of the Self: the Making of Modern Identity. Cambridge 1989.
32. V. Zaslavsky, Das russische Imperium unter Gorbatschow: seine ethnische Struktur und ihre Zukunft. Berlin 1991.