Социальные изменения сквозь призму украинской социологии

Новая социальная структура  выступает в роли “теневого кабинета”  трансформирующегося посткоммунистическогго общества, поскольку основной источник ее развития – теневой сектор экономической, политической и духовной жизни общества. Однако ее влияние на общественную жизнь становится соизмеримым (а в отдельных аспектах доминирующим) по сравнению с влиянием традиционной структуры, опирающейся на остаточный государственный патернализм. Это явление отражается в массовом сознании. Так, оценивая роль социальных групп в государственном строительстве, участники общенациональных опросов последних лет на первое место ставят мафию (преступный мир), работников госаппарата и предпринимателей, тогда как оценка роли больших социальных групп, составлявших ядро старой социальной структуры, с каждым годом снижается.

Общественное  мнение о влиянии различных социальных групп на государственное строительство с 1994 по 1996 годы, %

Респонденты могли дать несколько ответов. В иерархии влиятельности  социальных групп, сложившейся в  массовом сознании, ведущая роль отводится мафиозным структурам. Причем мафии отводят ведущее место в строительстве государства жители всех регионов Украины. Даже в западном регионе, где идея приоритета строительства национальной государственности имеет глубокие корни, разочарование нынешним “мафиозным” характером развития государственности в стране проявляется почти в той же мере, что и на “русифицированном” Востоке. И чем чаще люди связывают государственно-политический процесс с интересами мафиозных структур, тем в большей мере они начинают переориентироваться на сугубо индивидуалистическую позицию, связанную с возможностью собственного выживания.

Тенденцию ослабления идентификации  со всеми группами и общностями в  течение достаточно короткого срока  социологических наблюдений в России (с мая 1992 по март 1993 года) отметил В.А. Ядов. Аналогичная тенденция наблюдалась примерно в тот же период и на Украине: высокий уровень социальной невостребованности у большинства представителей основных социальных групп (демографических, региональных, социально-профессиональных, социально-классовых) был зафиксирован Н.В.Паниной .

Разумеется, не только отождествление государства и общества с гигантским мафиозным кланом обусловливает  социальное отчуждение личности. Ослабление идентификации с большими социальными  группами и обществом в целом – следствие значительных трансформаций социальной структуры. Отчуждаясь от традиционнной ценностно-нормативной системы и утрачивая прежнюю структуру социальной идентичности, человек становится более подготовленным к восприятию новых норм и освоению новых социальных позиций в изменившейся статусно-престижной иерархии. Среди преимуществ отказа от групповой идентичности в пользу индивидуализации, когда в обществе назревают кардинальные изменения, лежит фундаментальная закономерность, на которую обратил внимание Г.Зиммель: “Между волением и действием, устремлением и достижением, средствами и целями общности разрыв меньше, чем между теми же моментами в области индивидуальной”. Отказ от групповой “заданности” социального поведения и нарастающая индивидуализация открывают перед личностью широкий выбор перспективных социальных позиций. Однако такого рода подготовка к социальным изменениям чревата серьезными социально-психологическими последствиями, связанными с деморализацией личности, когда отчуждение от старой ценностно-нормативной системы и утрата привычной идентичности не подкреплены соответствующими адаптивными способностями. Так, 47% граждан Украины, опрошенных в мае 1995 года, отметили, что им не хватает умения жить в новых общественных условиях, и только 14% были уверены в том, что им этой способности хватает (остальные не смогли дать определенный ответ).

Не обнаруживая способностей жить в новых условиях, когда старая социальная позиция, хотя формально  и сохраняется, но постоянно девальвируется, а свое место в новой структуре нужно находить средствами, которые недоступны или неприемлемы, человек испытывает чувство неудовлетворенности обществом и своим положением. Причем на Украине это чувство приобрело преобладающий характер уже в первый год ее независимого существования, а в последующем наблюдалась тенденция дальнейшего распространения массовой неудовлетворенности (см. табл. 2).

Таблица 2

Удовлетворенность граждан Украины своим положением в обществе, %

Эмоциональное восприятие своего места в обществе, отраженное в ответах, обусловливает оценку собственного социального статуса и соответствующего общественного престижа. Так, определяя свою позицию в социальной иерархии, 78,2% респондентов отвели себе место на нижних ступенях “статусной лестницы” и лишь 0,5% – на верхней ступени. Таким образом, на Украине в лучшем случае существует “низший средний класс”, который вряд ли может выступать гарантом социальной стабильности и движущей силой рыночных реформ. Именно низший средний класс, разочарованный и недовольный деятельностью демократического правительства, привел германских нацистов к власти.

Разумеется, субъективные оценки – не самый строгий критерий социальной дифференциации. Однако в  условиях экономической нестабильности и аномии, характерной для посткоммунистических государств, традиционные объективные критерии (легальный доход, облагаемый налогом, уровень образования, должность и т.п.) менее информативны, чем субъективные показатели. Низкие зарплаты на наиболее престижных государственных должностях, а также массовое уклонение от уплаты налогов с дополнительных доходов вносят такие искажения в объективную картину стратификации, что использование подобного рода критериев приводит к принципиальным ошибкам в изучении реальной статусной иерархии и прежде всего иерархии уровней благососостояния людей. Поэтому при оценке социальных ресурсов и потенциальных возможностей формирования среднего класса следует опираться на анализ самооценок социального и материального положения, которые тесно связаны с социальным самочувствием людей. А поскольку нормальное социальное самочувствие – одна из сущностных черт среднего класса, являющаяся основой стабильного демократического развития общества, выбор субъективных критериев не должен рассматриваться как исследовательская “уловка”, позволяющая обходить трудности оценок по объективным социальным критериям.

Существующая дифферециация  общества по материальному положению  далека от того, чтобы в ней можно  было обнаружить нечто большее, чем  структурно неоформившиийся зародыш среднего класса как такового. Так, оценивая в мае 1996 года материальный уровень своей семьи по 11-балльной шкале (1 – самый низкий уровень, 11 – максимально высокий): только 1,5% граждан Украины отвели своим семьям место на четырех верхних ступенях, тогда как на четырех нижних оказались свыше 70% опрошенных). Три средних позиции (с пятой по седьмую) заняли примерно 25% опрошенных. Их можно отнести в формирующемуся среднему классу.

На Украине не проводились  специальные исследования, позволяющие определить количественный состав среднего класса или его “прообраза” в нынешних общественных условиях. В России первые исследования такого рода осуществлены под руководством Т.И.Заславской. В результате детального анализа взаимосвязи различных элементов социальной струтуры российского общества были выделены четыре иерархических слоя: “верхний средний” (1,5%), “средний” (20-25%), “базовый” (примерно две трети), “нижний” (около 10%). Заметим, что распределение по стратам в России похоже на то, что было получено на Украине методом прямой самооценки материального положения. Это совпадение – не единственное косвенное свидетельство тождественности социальных структур в российском и украинском обществах.

Россия – бесспорный лидер в осуществлении рыночных реформ. Ее ресурсы и потенциал  формирования среднего класса, казалось бы, должны быть выше, чем на Украине. Однако результаты самооценок материального  положения как “среднего” этого  не обнаруживают. Так, по данным ежемесячного мониторинга ВЦИОМ, с марта 1993 по сентябрь 1995 года удельный вес россиян, оценивавших материальное положение своей семьи как среднее, колебался от 42% (март 1995 года) до 51% (сентябрь 1993 года.) На Украине эти колебания – в том же диапазоне и c той же тенденцией ухудшения, что и в России (табл. 3).  

Таблица 3

Самооценка  жителями Украины уровня материального  обеспечения, %

Учитывая, что в России среднедушевой доход (в долларовом исчислении) существенно превосходит  украинский, возникает соблазн закончить сравнительный анализ выводом о том, что никакого значения для социального самочувствия (люди одинаково плохо чувствуют себя в обоих названных государствах) и самоидентификации со средним слоем продвижение страны по пути реальных реформ не имеет.

Однако такой вывод справедлив только для кратковременной перспективы, когда действительно нельзя ожидать ни существенного улучшения социального самочувствия, ни формирования преобладающего среднего класса. Что же касается более отдаленной перспективы, то между Россией и Украиной существует важное различие, которое может значительно увеличить время продвижения последней к развитой экономике и формированию среднего класса. Как показывают массовые опросы, в последние три года 6-8% россиян неизменно оценивают материальный уровень своей семьи как хороший или очень хороший. На Украине таких людей (при любой формулировке вопроса о материальном благополучии), не более 2%. Собственно, среди них и следует искать реальный ресурс среднего класса, сопоставимого со средним классом в развитых демократических государствах, поскольку только представители этой категории населения имеют реальный опыт достижения такого уровня материального благосостояния, который бы их вполне устраивал.