Эволюция «социологического человека»

2. Эволюция «социологического человека»

2.1 Доклассический этап

Проследив эволюцию экономических  взглядов на природу хозяйственного поведения человека, подойдем к проблеме с другой, социологической точки  зрения и рассмотрим основные этапы  формирования экономико-социологической  мысли.

Насколько реалистичны предпосылки  экономической модели — стремление человека к выгоде и эгоизм, рациональность и информированность, индивидуализм  и самостоятельность в принятии решений? Этот вопрос порождал и порождает  множество сомнений. Не случайно критика  модели homo economicus началась чуть ли не с момента ее появления.

Особняком на доклассическом этапе стоит фигура немецкого экономиста Ф. Листа (1789–1846), противопоставившего «космополитической», по его выражению, экономической теории А. Смита и Ж. Б. Сэя свою национальную систему политической экономии. В качестве самостоятельного субъекта у него выступает нация, подчиняющая себе действия индивидов. Если обособленный индивид движим личной выгодой и склонностью к обмену, то цели нации состоят в обеспечении безопасности и развитии ее производительных сил.

Важное место в критике  либеральной политической экономии занимает немецкая историческая школа, представленная такими именами как  В. Рошер (1817–1894), Б. Гильдебранд (1812–1878), К. Книс (1821–1898). Ее кредо можно выразить пятью принципами.

1. Историзм: хозяйственная  жизнь на разных исторических  этапах и у разных народов  имеет свою специфику.

2. Анти-индивидуализм: особым субъектом выступает народ с присущими ему нравами, вкусами, образом жизни и даже физическими способностями; важная составляющая природы человека определяется его принадлежностью к специфической, исторически развивающейся целостности.

3. Анти-экономизм: призыв «в каждом явлении народного хозяйства — иметь в виду не только их одних, но всю народную жизнь, в ее целостности».

4. Эмпиризм: народное хозяйство  следует изучать не на уровне  общих законов, а конкретно,  путем исследования фактов, вооружившись  статистическими инструментами.

5. Нормативизм: попытка  утвердить политическую экономию  не как «естественное учение человеческого эгоизма», а как «науку нравственную»⁴.

В критике классической политэкономии  с немецкими историками многое сближает основателя социологии О. Конта (1798–1857), представляющего социологию как  наиболее конкретную, резюмирующую позитивную науку, завершение системы наук. О. Конт умаляет значение экономики и политики по сравнению с наукой и моралью. В его классификации наук политической экономии даже не находится особого места (предполагается, что это лишь одна из ветвей социологии). Конт обвиняет экономистов в схоластической игре простыми понятиями, которые все более приближаются к метафизическим сущностям; критикует их за отрыв экономических явлений от социального целого.

У самого Конта человек  чувствителен, деятелен и разумен. Причем, побуждения к деятельности у него идут в первую очередь от чувств, а разум выполняет контрольные  функции. Человек эгоистичен, но эгоизм не исчерпывает его природы, каковая  полагается неизменной. Исходя из приоритета целого над частью, Конт Представляет общество как самостоятельную силу, которая держится на согласии умов, на «консенсусе» мнений.

Таким образом, на первом этапе  элементы будущего экономико-социологического подхода оформляются в среде самих экономистов альтернативного (нелиберального) толка. Социология еще слишком слаба, а первые социологи не слишком интересуются экономическими вопросами.

2.2 Классический этап

В социологии он открывается  трудами К. Маркса, в которых экономико-детерминистские  элементы переплетаются с элементами социологического и философско-утопического подходов (примерами служат теория формационного развития, концепции  отчуждения, эксплуатации, саморазвития личности). Р. Арон называл К. Маркса «экономистом, стремящимся быть социологом». Мы придерживаемся прямо противоположной точки зрения. Пытаясь добросовестно следовать канонам классической политической экономии, Маркс постоянно выходит на неэкономические вопросы, оставаясь фигурой маргинальной, «междисциплинарной».

Экономические законы, согласно воззрениям Маркса, не универсальны, и  человек выступает как продукт  исторических условий, как «совокупность всех общественных отношений». Маркс считает робинзонады политико-экономов «эстетической иллюзией» и вместо этого в качестве исходного пункта выдвигает «общественно-определенное производство индивидуумов». Это означает также, что бытие человека в качестве homo economicus — состояние преходящее. Сегодня человек задавлен нуждой и порабощен разделением труда. Но его предназначение («родовая сущность») заключено в том, чтобы быть целостной («гармонично развитой») личностью. Достижение материального изобилия и освобождение от репродуктивного труда обеспечат тот скачок в «царство свободы», который будет означать и самопреодоление «экономического человека».

Существенно также то, что  К. Маркс, оставаясь утилитаристом, выходит за пределы индивидуального  действия в сферу классовых отношений. Место индивидуальных эгоистов у него, таким образом, занимают эгоисты коллективные: классы эксплуататоров и эксплуатируемых, которые довольно последовательно стремятся к реализации своих (в первую очередь, материальных) интересов.

Жесткую критику политической экономии в стиле О. Конта на рубеже XX столетия продолжает Э. Дюркгейм (1858–1917), ведя огонь как минимум по четырем направлениям. Во-первых, он отрицает экономизм в объяснении социальных явлений. Так, рассматривая функции разделения труда, он показывает, как экономические результаты последнего подчиняются процессу формирования социального и морального порядка, цементирующей данное сообщество солидарности, которую невозможно вывести из экономического интереса. Во-вторых, в работах Э. Дюркгейма мы сталкиваемся с резким отрицанием индивидуалистских предпосылок⁵.

Общество с его точки  зрения есть нечто большее, чем совокупность атомов, оно самостоятельно и первично по отношению к индивиду, который  во многом является продуктом коллективной жизни. В-третьих, он критикует ограниченность утилитаристского подхода к человеческим мотивам. Альтруизм в поведении  человека, по мнению Э. Дюркгейма, укоренен не менее, чем эгоизм, а индивидуальное стремление к счастью (и тем более  к собственной пользе) ограничено. В-четвертых, Э. Дюркгейм отказывается от психологизма, процветавшего в  начале века (в том числе в экономической  теории), призывая искать причины тех  или иных социальных фактов в прочих социальных фактах. В предложенной им схеме поведение человека действительно  утрачивает утилитаристский характер, но в то же время сам человек  как индивид заменяется социальной функцией.

Иной оригинальный подход к критике экономического материализма демонстрирует русский философ  С.Н. Булгаков (1871–1944) в труде «Философия хозяйства». В его теологической трактовке хозяйственных отношений ставятся проблемы творческой природы труда и «сверххозяйственной цели хозяйства».

Линию немецких историков  продолжают на рубеже веков представители  молодой немецкой исторической школы. Ее лидер Г. Шмоллер (1838–1917) подчеркивает, что народное хозяйство принадлежит миру культуры и объединяется общностью языка, истории, обычаев данного народа, идей, господствующих в данной среде. Г. Шмоллер считает, что и либерализм, и социализм слишком упирают на материальные интересы, на внешнее счастье человека. По его мнению, учение об эгоизме схватывает лишь поверхностный слой отношений. Главный же вопрос состоит в следующем: «Каким образом в определенное время и в определенных кругах это (эгоистическое. — В.Р.) стремление видоизменяется под влиянием культурной работы столетий, как и в какой мере оно проникается и пропитывается нравственными и юридическими представлениями».

Важная фигура, вышедшая из недр молодой исторической школы, — В. Зомбарт (1863–1941). В своем труде «Современный капитализм» он характеризует хозяйственную систему как организацию, которой присущ не только определенный уровень используемой техники, но и характерный хозяйственный образ мысли. В. Зомбарт ставит задачу отыскания «духа хозяйственной эпохи», или уклада хозяйственного мышления. В отличие от некой абстрактной «человеческой натуры», этот «дух» есть нечто укорененное в социальных устоях, нравах и обычаях данного народа, причем, характерное для данной конкретной ступени хозяйственного развития. В целом ряде трудов В. Зомбарт показывает, как капиталистический хозяйственный уклад вырастает, по его выражению, «из недр западноевропейской души», из фаустовского духа — духа беспокойства, предприимчивости, соединяющегося, в свою очередь, с жаждой наживы. В. Зомбарт также подчеркивает, что возникающий капитализм специфичен для каждого национально-государственного устройства: в Германии он один, а в Китае — совсем другой. И нет никаких «общих моделей» капитализма или любых других хозяйственных укладов.

Велико влияние исторической школы на немецкого социолога  и историка М. Вебера (1864–1920), в трудах которого экономическая социология впервые получает действительно  системное изложение и который  в своей «Sozialökonomik» пытается найти выход из тупика методологических дебатов между неоклассиками и историками. М. Вебер разворачивает систему социологических категорий экономического действия. Последнее представляется им как форма социального действия, вбирающего в себя властные и социокультурные элементы. В результате таким экономическим категориям, как рыночный обмен и хозяйственная организация, деньги и прибыль, придается качественно иное звучание.

При этом М. Вебер не просто выводит экономическое действие в более широкую область властных и ценностно-культурных ориентации. Он демонстрирует конкретно-исторический характер формирования самого экономического интереса. Хрестоматийной в этом отношении  стала его работа «Протестантская этика и дух капитализма», в которой М. Вебер показывает вызревание западного предпринимательского духа в недрах протестантизма. В отличие от Э. Дюркгейма, М. Вебер стоит на позициях методологического индивидуализма, социальный порядок у него не образуется внешними нормативными ограничениями, а оказывается проекцией индивидуального осмысленного действия и не чужд внутренним ценностным конфликтам⁶.

Тему проекции субъективных смыслов в экономических отношениях в этот период развивает и Г. Зиммелъ (1858–1918). В своей «философии денег» он концентрирует внимание на элементарных человеческих взаимодействиях, которые он рассматривает как обмен. Причем, суть последнего заключена не в перемещении материальных благ, но в актах субъективного взаимного оценивания. По его словам, «обмен суть форма социализации».

Деньги как квинтэссенция  всего экономического, наряду с интеллектом  и законом, становятся универсальным  посредником в мире современной  культуры, объективируя и деперсонализируя субъективные смыслы, обращая цели в подверженные калькулированию средства. Из этой нейтральности денег и интеллекта рождаются экономический индивидуализм и эгоизм, которые теперь Попросту отождествляются с рациональным поведением, на этой же почве кристаллизуются дифференцированные стили жизни. Таким образом Г. Зиммель подчеркивает культурно-символические значения экономических процессов.

Наряду с классиками экономической  социологии следует вновь упомянуть  экономистов нетрадиционного толка  — Т. Веблена, Й. Шумпетера. Наиболее известное изложение институционального подхода дается Т. Вебленом (1857–1929) на примере «праздного класса» (господствующего класса собственников) с присущими ему ориентацией на поддержание особого элитарного статуса и мотивами престижного потребления, которые слабо вписываются в плоско понимаемую рациональность. Ныне широко известен так называемый эффект Веблена, показывающий, как Может возрастать спрос на потребительские товары при увеличении их цены.

Наконец, Й. Шумпетер (1883–1950) призывает выйти за пределы чисто экономического анализа и рассматривать экономическую социологию как элемент экономической науки наряду с экономической историей и статистикой. По его мнению, «экономический анализ исследует, как люди ведут себя всегда и к каким экономическим последствиям это приводит; экономическая социология изучает вопрос, как они пришли именно к такому способу поведения». В последнем случае речь идет об изучении не только мотивов и склонностей, но также общественных институтов и социальных классов.

2.3 Неоклассический этап

Усилия в направлении  общего синтеза экономической теории и социологии дают скорее обратный эффект. И в 20–60-х годах XX в. наступает полоса их взаимного отчуждения. В этот же период экономическая социология утверждается как развитая теоретическая и эмпирическая дисциплина. Причем многие ее направления появляются из независимых от экономической теории источников.

Первым течением стала  индустриальная социология, в первую очередь американская, вытекшая из русла прикладной психологии и занимавшаяся изучением основ хозяйственной  организации и трудовых отношений. Впоследствии из нее вырастает и  социология организаций.

Вторым источником экономической  социологии на этом этапе становится антропология. Практически одновременно с «Дорогой к рабству» — либеральным манифестом Ф. Хайека, — появляется менее нашумевшая книга «Великая трансформация» антрополога-«субстантивиста» К. Поланьи (1886–1954), написанная с совершенно противоположных позиций. Поланьи показывает историческую ограниченность системы конкурентных рынков, утверждая, что такие рынки в большинстве примитивных и средневековых обществ играют вспомогательную роль и развиваются во многом нерыночными методами (в первую очередь, с помощью государственного регулирования). Становящийся рыночный обмен и товарное хозяйство, по его мнению, в целом регулируются многими средствами: отношениями взаимности (reciprocity), связанными с поддержанием социального положения; способами насильственного и административного перераспределения; патерналистскими отношениями; и лишь в последнюю очередь, эгоистическим интересом и стремлением к извлечению прибыли. Ограничения рыночной экономики также связываются с тем, что основные элементы производства (труд, земля и деньги) являются не более чем «фиктивными товарами».

Ведущим направлением экономической  социологии в рассматриваемый период становится американский функционализм  во главе с Т. Парсонсом (1902–1979). Последний дважды обращается к анализу экономических отношений. Сначала он подходит к нему с позиций теории действия, показывая, как из утилитаристского позитивизма экономистов (А. Маршалл, В. Парето) и органицистского позитивизма Э. Дюркгейма возникает волюнтаристская теория действия М. Вебера. В позитивистских подходах субъективный элемент вменяется действующему лицу только в тех формах, которые эмпирически установлены научными методами. В волюнтаристской концепции субъективный элемент действия обогащается встроенным нормативным элементом. У самого Т. Парсонса человек в качестве субъекта действия (актора) предстает как элемент более общих структур, или систем действия, среди которых решающая роль отводится нормативным структурам⁷.