Проблемы соотношения государства и права

Тут важен следующий момент: оснащение  норм, принципов, положений новым (юридическим) качеством осуществляется главным образом путем придания нормативного и обязательного для всех государственного значения соответствующим актам – документам ив этом отношении письменным текстам (законам, другим нормативным документам, судебным решениям, записям обычаев). Именно это обстоятельство является решающим для надлежащей объективизации норм, принципов, положений, возведения их в ранг нормативного институционного образования. Стало быть, качество институционности, характерное для писаного права, представляет собой результат и проявление прямой зависимости права от государства.

И еще одно существенное обстоятельство, ранее упомянутое. Представляется весьма важным качественно различать два случая, два пути юридического воздействия.

Первый, основной, органичный для права  случай – придание определенным нормам, принципам, положениям качества юридических путем введения в ткань права юридических дозволений и юридических запретов. Здесь открывается простор для самостоятельного активного поведения (через юридические дозволения) и очерчиваются допустимые пределы такого поведения (через юридические запреты).

Второй случай, характеризующий  непосредственное «включение» государственной власти в правовую сферу, – введение в правовую ткань прямых нормативных государственных предписаний для тех или иных лиц совершить определенные действия, поступки (сделать то-то и то-то, совершить такие-то и такие-то поступки и т.д.).

Эти два качественно различных  случая важно не упустить из поля зрения. Они выражают две различные функции  права и два особых, со многими  принципиальными отличиями пласта правовой материи, о чем пойдет речь дальше. Однако уже сейчас существенно важно обратить внимание на то, что два указанных случая выражают различную степень государственного «присутствия» в праве и отсюда различную степень наличия в нем собственно правовых начал.

С этой же точки зрения в праве  можно различать две регулятивные функции: статическую (более органичную для права), когда закрепляются, стабилизируются данные отношения с помощью дозволений и запретов, и динамическую (связанную с деятельностью государства), когда активизируется определенное поведение с помощью позитивных предписаний. С этими двумя регулятивными функциями органически сопряжены две основные сферы, «в виде» которых право возникло и развивается, – частного и публичного права.

3. Формирующей и гарантирующей  ролью государства не исчерпывается  его миссия в отношении права. Здесь есть и другие грани, в том числе косвенное (парадоксальное) влияние государства на право. С этой точки зрения многое зависит от того, какой политический режим – авторитарный или демократический – выражен в государстве.

Думается, мы и сейчас еще по-настоящему не оценили значение политического  режима в категориальном государствоведческом аппарате. Наверное, и тут абсолютизация  определений, нацеленных на то, чтобы  осветить «классовую сущность» и «классовую природу» государства, оставила в тени все другие его характеристики. Между тем можно предположить, что политический режим – понятие, призванное отразить ключевой момент в самом бытии и функционировании государства, его устойчивое состояние как института политической власти, истоки, организацию и проявления власти и отсюда – особенности и соотношение выраженных в государстве классовых, национальных и общегражданских интересов, механизм формирования и действия власти, а главное – саму возможность (при демократическом режиме) функционирования государственной власти в рамках целостной системы институтов государства (разделения властей, парламентаризма и т.д.). Словом, от того, какой политический режим, авторитарный или демократический, характерен для государства, во многом зависят и все другие его черты и особенности.

Этот же ключевой момент имеет определяющее значение и для права, тем более  что политический режим, концентрирующийся в основном в государстве, проявляет свои функции в отношении всего общества, определяет содержание и облик всей его политической и социальной жизни. Политический режим, следовательно, влияет на бытие, функционирование и развитие права не только через государство, но и непосредственно.

Приведенные соображения, надо полагать, объясняют то подтверждаемое многочисленными фактическими данными обстоятельство, что в условиях авторитарного режима право вообще имеет довольно узкие, свернутые функции. В этих случаях оно, реализуя в основном динамическую функцию, в значительной мере сводится к предписаниям, прямо исходящим от государства, и в основном выступает в качестве «права власти» – его орудия, инструмента, т.е. имеет этатический и даже тоталитарный характер, что не препятствует культивируемому впечатлению о большой «активной роли» права. И хотя воздействие юридических предписаний на поведение людей здесь действительно может быть серьезным, на самом деле в данном случае «работает» не право, а юридизированное в своих действиях авторитарное государство, практически не нуждающееся в сколько-нибудь развитой правовой системе, в которой были бы развернуты ее собственные свойства и потенции, существовали развитое частное право, права и свободы человека и независимое правосудие.

Другая картина характерна для  общества, когда в нем утверждается режим демократии, действительного народовластия. Этот режим не просто предполагает право, а требует его, требует раскрытия в нем собственных ресурсов, собственного правового развития. В этом отношении особого внимания заслуживают три момента.

Во-первых, режим демократии, в отличие  от авторитарных порядков, предполагает существование достаточно сильных саморегулирующихся механизмов, прежде всего в экономике – надежной персонифицированной частной собственности, доминирования товарно-рыночных отношений, всего того, что характерно для эффективного здорового гражданского общества. Но существование саморегулирующихся социальных механизмов гражданского общества невозможно без развитой правовой системы, причем такой, которая обеспечивает необходимый простор и прочную юридическую основу для их функционирования и защиты, т.е. как раз без того, что может дать собственный потенциал права, прежде всего частного права, выраженный главным образом в институтах юридических дозволений и связанных с ними юридических запретов. При демократии, следовательно, предполагается такое построение правовой системы, в которой ведущее и доминирующее значение приобретают ее дозволительная направленность, частное право.

Во-вторых, сама демократия как политический режим народовластия, для того чтобы  не превратиться во вседозволенность и произвол, нуждается в адекватных юридических формах, которые обеспечивали бы ограничение, упорядоченность государственной власти, необходимый простор для самоуправления и юридически значимого народного волеизъявления, но в то же время оградили бы их от разрушительных стихийных процессов, своеволия толпы, господства силы и беспредела, что неизбежно, хотя и скрытно, исподволь, под прикрытием демократических форм, ведет к возрождению авторитарного режима, тоталитаризма.

В-третьих, режим демократии выдвигает  на первый план политической жизни личность человека, его статус и права. Между тем нет иной, кроме права, формы социальной регуляции, которая всем своим содержанием и строем (прежде всего через систему субъективных прав) была бы ориентирована на обеспечение положения человека как автономной личности, ее свободы. Именно в связи с этим в правовой системе демократического общества права и свободы человека приобретают и высокий удельный вес, и непосредственное юридическое действие.

Думается, приведенные соображения  дают возможность понять основы собственного правового развития, объяснить то обстоятельство, что утверждение в обществе, в государстве действительно демократического режима глубоко, органически взаимосвязано с развитием права. При этом существенно, что режим демократии, концентрирующейся в государстве, видоизменяет его роль по отношению к праву. Государство во все меньшей степени выступает в качестве «правотворца» прямых предписаний, возлагающих на граждан, на их объединения какие-либо позитивные обязанности (хотя необходимость в таких предписаниях, например в сфере налогов, военного дела и некоторых других, сохраняется), а во все большей мере включается в органичные и естественные процессы цивилизационного развития, в развертывание потенциала и ценностей цивилизации, в утверждение в обществе свободы.

4. Глубокая внутренняя связь  демократии и права приоткрывает  еще одну, на первый взгляд  неожиданную, парадоксальную сторону  взаимоотношений права и государства.

Выше уже была отмечена роль государства  по отношению к праву. Действительно, непосредственной движущей силой в формировании и развитии права, в целом предопределяемых экономикой, другими факторами, выраженными в естественных правах, является государственная власть, которая по отношению к юридическим нормам выступает в качестве непосредственно формирующей и гарантирующей силы. Более того, государственная власть, особенно в обстановке авторитарного политического режима, может подчинить себе действующее право, ограничить его функции тем, что оно выступает лишь в качестве «права власти».

Но не заслоняет ли признание  всего этого встречную и, быть может, самую главную линию?

В науке, к сожалению, обращено мало внимания на то, что право (и это, кстати, «выдает» его исконную природу) существует и развивается в известном противостоянии и даже противоборстве с государством – факт, который, впрочем, с достаточной полнотой и наглядностью обнаруживает себя как раз при демократическом режиме. Мы уже видели при характеристике возникновения права, что оно как явление цивилизации и культуры формируется и совершенствуется постольку, поскольку в соответствии с принципами демократии ограничивает государственную власть, устанавливает для деятельности государственных органов последовательно разрешительный порядок, упорядочивает осуществление власти через отработанные процессуальные и иные процедурные формы.

Стало быть, оказывается, что право  представляет собой такой феномен  цивилизованного общества, который «выводим» не столько непосредственно из государственной власти, сколько из встречной по отношению к властным функции, организующей, упорядочивающей роли противостоящих ему институтов. И государственная власть по отношению к праву оказывается не только непосредственно формирующим и гарантирующим фактором, но и фактором, вызывающим необходимость существования именно специфической (через право), упорядочивающей формы социального регулирования. Право с таких позиций выступает в качестве главного института цивилизации, способного обуздать государство, его произвол.

С рассматриваемой точки зрения, как это ни покажется парадоксальным (а не через парадоксы ли раскрываются сущность и самые затаенные секреты многих явлений?), развитие, да и само существование права в качестве института, органически единого с демократией и гуманизмом, во многом связано с тем, что может быть охарактеризовано в отношении органов государственной власти в качестве «исчерпывающего перечня», закрепляемого в юридических текстах. Или под несколько иным углом зрения: «исключения» из общего порядка (разрешительного – по отношению к государству, общедозволительного – по отношению к гражданам) – юридического приема, который не привлек еще должного внимания в юридической науке.

В чем тут дело?

Во-первых, действительное правовое развитие, соответствующее прогрессивным, демократическим, гуманитарным потенциям этого социального феномена, начинается в сферах государственного, административного, процессуального права именно тогда, когда деятельность государственных органов ограничивается, упорядочивается при помощи строго разрешительного порядка и их властные полномочия в отношении граждан закрепляются в исчерпывающем перечне. Показательно, что как раз такой режим функционирования органов государственной власти дает толчок формированию и развитию многих правовых механизмов, форм регулирования, образующих современный позитивный потенциал публичного права демократического общества, в том числе процессуальных, связанных с юридическими гарантиями, недопущением произвольных действий и т.д.

Во-вторых, такого рода порядок деятельности государственных органов генетически и функционально связан с правовым положением личности, где тоже присутствуют исключения, но уже иного рода – исключения из общедозволительного порядка, закрепляющего личную свободу граждан.

И, в-третьих, существенно то, что  с технико-юридической стороны  наличие исключений есть показатель ряда достоинств права, в том числе строгой определенности, высокого уровня нормативных обобщений, что, кстати сказать, расшифровывает истинный смысл широко распространенной поговорки – «исключение подтверждает правило», которая кажется примитивной лишь на первый взгляд.

Так что при всей неожиданности  приведенного положения существуют веские основания полагать, что «изюминка» правового развития в упомянутых исключениях довольно-таки хорошо видна.

5. Своеобразным венцом, кульминацией, выражающей позитивный потенциал, заложенный в праве, в его соотношении с государством, является правовое государство, в особенности если понимать под этой формулой не просто подчинение государственных органов и должностных лиц «своим же» законам, а правление права (the rule of law).

Поразительна сама логика взаимодействующих  здесь явлений: государство, играющее ключевую роль в формировании и в гарантировании права как явления цивилизации и культуры, как высокоэффективного социального регулятора, на известном этапе социального прогресса само попадает под влияние права, становится правовым явлением.

Проблема правового государства  имеет ряд сторон, требующих самостоятельного подробного рассмотрения. В настоящее время наша общественная паука концентрирует внимание на политической стороне этой проблемы, на том, в частности, что формирование правового государства выражает качественную грань, обозначающую переход от системы тоталитаризма к гражданскому обществу, к правлению права, к правозаконности.