Крайняя необходимость в уголовном праве

Нам наиболее близка точка зрения В.Н. Козака. Суть ее в том, что под превышением пределов понимается устранение грозящей опасности правоохраняемым интересам с нарушением не любого условия правомерности крайней необходимости, а лишь неустранимости грозящей опасности другими средствами и причинения менее значительного вреда, чем предотвращенный. В ином случае «мы вынуждены будем признать, что превышение пределов крайней необходимости возможно и при отсутствии ее состояния. А это привело бы к нарушению диалектической взаимосвязи между условиями, определяющими состояние крайней необходимости, и условиями, определяющими правомерность действий в таком состоянии».24

Действительно, необходимо помнить, что в законе речь идет о состоянии, т.е. о совокупности обстоятельств, о положении дел во времени и в пространстве. Крайняя необходимость- это «живое», динамичное состояние, оно всегда взаимосвязано с любым из условий правомерности, разработанным в науке.

Особо следует сказать о превышении пределов крайней необходимости при мнимой опасности, а вернее о превышении защитных действий от такой опасности. О мнимой крайней необходимости можно говорить только в том случае, когда есть ошибка относительно существования реальной опасности. Если лицо осознает, что угрозы правоохраняемым интересам нет, но несмотря на это, совершает действия  на всякий случай  или для предупреждения возможных последствий, то ни о какой мнимой крайней необходимости речи не идет. В таких случаях можно говорить либо об умышленном, либо о неосторожном преступлении. Следовательно, уголовно-правовая оценка термина «явно» здесь недопустима, поскольку речь идет о различных правовых ситуациях.

Когда лицо ошибается относительно наличия опасности, то к лицу применимы положения ст.39 УК РФ лишь в том случае, когда им оценены и избраны в качестве правомерных такие защитные меры, которые соответствовали мнимой (в его представлении-реальной) опасности. Если же человек применяет такие средства защиты, которые даже с точки зрения логики не соответствуют воображаемой опасности по своей силе или интенсивности, т.е. явно не соответствуют характеру или степени опасности, то речь идет о превышении пределов крайней необходимости. Иными словами, правоприменитель должен абстрагироваться от того факта, что опасность была мнимой, он должен исходить из того, что опасность была реальной. И если лицо явно превысило пределы защиты, допустимые в условиях реальной опасности, оно должно подлежать ответственности как за превышение пределов крайней необходимости.

Таким образом, законодательный термин «явно» носит обязательный объективно-субъективный характер. С объективных позиций он отражает фактическое несоответствие защиты в отношении непосредственной, наличной и действительной опасности и не вызывает ни у кого сомнений. С субъективных позиций, это безусловное , стопроцентное понимание  лицом очевидности несоответствия своих защитных действий от угрозы правоохраняемым интересам.

В то же время только одна, например субъективная, оценка причиняемого вреда может привести к абсурду и бессмысленности существования термина «явно». Например, лицо может быть настолько привязано к своей собаке, что считает вполне нормальным ее спасение за счет жизни другого человека.

В то же время и для правоприменителя оценка вреда причиненного и предотвращенного не является однозначной. Хотя закон в определенной мере и ориентирует его на механическое сопоставление - «был причинен вред, равный или более значительный, чем предотвращенный».25 На наш взгляд, данный вред должен оцениваться следователем или судьей с учетом не только произошедшего по факту, на момент правонарушения, но и во время самой защиты.

Проанализируем последнее законодательное положение, касающееся превышения пределов крайней необходимости - это субъективная сторона, т.е. психическое отношение лица к такому превышению.

В соответствии с действующим законодательством, уголовная ответственность за причинение вреда при превышении границ крайней необходимости может наступить лишь при наличии умысла. По существу, и термин «явно» свидетельствует об умышленном характере действий. Суть этого уголовно-правового явления не совместима ни с одной из форм неосторожности.26

В то же время законодатель не уточнил, какой именно вид умысла должен быть в действиях лица, превышающего пределы крайней необходимости-прямой или косвенный. Так, А.В Грибков высказывал мнение, что в подобных случаях речь должна идти только о косвенном умысле.27 Однако данное предложение не находит отражение ни в судебной практике, ни в работах большинства исследователей данной проблемы. На наш взгляд, превышение пределов крайней необходимости может осуществляться как с прямым, так и с косвенным умыслом, так как в таких ситуациях виновный очень часто осознает несоответствие избранных им средств и способов устранения опасности ее характеру и степени и своим сознанием охватывает возможность наступления общественно опасных последствий в виде чрезмерного вреда.

По нашему мнению, в таких случаях умысел может быть как альтернативным, так и неопределенным, однако всегда внезапно возникающим, а не заранее обдуманным. Он характеризуется тем, что при превышении пределов крайней необходимости лицо, избирая явно превышенные средства защиты охраняемого законом блага, осознает общественную опасность своих действий в конкретной, неожиданно возникшей ситуации.

При сравнении вреда причиненного и предотвращенного в литературе существует теоретический вопрос, который не нашел своего однозначного ответа и в современном уголовном праве. Речь идет о так называемой «коллизии жизней» при крайней необходимости. В последние годы необходимость теоретического осмысления и разрешения проблемы «сравнения жизней» становится все более актуальной. Это связано, в первую очередь, с новыми видами социальных угроз, обусловленных терроризмом, а также с совершением таких преступных деяний, как захват заложников, похищение людей, угон воздушного судна и т.п.

«Коллизия жизней», на наш взгляд, является общей частью всей юридической философии, поскольку при разрешении данного вопроса мы неизбежно сталкиваемся с выбором, который должен быть разрешен и с формально правовых, и с морально-нравственных позиций.

Немецкий юрист С. Пуффендорф еще в XVII веке одним из первых смоделировал ситуацию «коллизии жизней». Он утверждал, что если во время кораблекрушения, кто-то, спасая свою жизнь, схватился за доску, на которой не могут уместиться двое, а кто-то другой ухватился за эту же доску, что может погубить обоих , то в этом случае допустимо и непреступно, если первый столкнет с доски второго и таким образом спасет себя.28 Этот пример в уголовном праве получил название «Пуффендоровской доски спасения».

Позже немецкий энциклопедист Х. Вольф высказал мнение о том, что крайняя необходимость есть «право принуждения», а философ И. Фихте, развивая эту идею, разработал так называемую теорию «экземпции» (нем.-выключение), в соответствии с которой крайняя необходимость определялась как «право произвола». Иными словами, Фихте считал субъективным правом возможность лица считать себя «выключенным» из всякой юридической сферы. В этом случае, решение коллизии зависит не от права, а от физической силы и произвола участников.

В свою очередь И. Кант определял крайнюю необходимость как «принуждение без права». Действия лица, выживающего за счет жизни другого, по его мнению, являются ненаказуемыми в силу бездействия закона в данной ситуации. Даже если установить запрет на право сохранять свою жизнь за счет жизни другого, то в абсолютном большинстве случаев, как считал Кант, будут совершаться действия по спасению собственной жизни. «Никакой закон, никогда и ни в каком случае не сможет оказать на человека, обезумевшего от страха, предполагаемого влияния» Подобные соображения позволили И. Канту называть крайнюю необходимость «двухсмысленным правом».29

Аргументируя право спасения собственной жизни за счет жизни другого человека, многие юристы традиционно опираются на философскую теорию естественных прав человека. Это неотъемлемые и абсолютные (неотчуждаемые) права на жизнь, на здоровье, на телесную неприкосновенность и ряд других. Данные права никем человеку не даруются, он приобретает их с рождения, и никакая государственная инквизиция не может лишить его этих прав.

В то же время многие ученые рассматривали жизнь как относительное правоохраняемое благо. Так, Ю.А. Демидов считал, что жизнь, с позиций аксиологии, является объектом относительной ценности.30

В свое время Г. Гегель фактически признавал относительную ценность жизни в парадигме государственных интересов. По его мнению, крайняя необходимость наличествует в тех случаях, когда жизнь государство «забирает» человеческую жизнь в целях оптимального функционирования. «Если государство требует жизни, то индивидуум должен ее отдать», - писал он.

Если обратиться к истории, то можно сказать, что в советском уголовном праве доминировала противоположная теории естественных прав концепция, согласно которой спасение собственной жизни за счет жизни другого человека недопустимо. Такие действия признавались в качестве превышения пределов крайней необходимости.

В отечественной литературе при решении проблемы « коллизии жизни» при крайней необходимости используется свой аналог «Пуффендоровской доски». Это пример с двумя альпинистами, которые находясь в одной связке, сорвались со скалы и повисли в воздухе. Металлический крюк, который крепился к скале расшатывался и, рано ли поздно, оба альпиниста должны были свалиться в пропасть. Альпинисты в горах находятся одни и им неоткуда ждать помощи. Верхний альпинист не может долго удерживать своего товарища, и в этой ситуации у него самого нет возможности выбраться в безопасное место. Он перерезает трос на связке и жертвует своим напарником в целях спасения собственной жизни.

По поводу этого примера высказывались многие ученые-юристы. Так,  М.Д. Шарогородский считает, что в данной ситуации действия верхнего альпиниста являются уголовно наказуемыми, а именно, он действовал с превышением пределов крайней необходимости. Очень любопытно высказывание Н.А. Овезова относительно данного  примера. По его мнению, в такой ситуации речь идет не о спасении собственной жизни, а об объективной и реальной невозможности спасти жизнь напарника- нижнего альпиниста.31

На наш взгляд, вопрос «коллизии жизней» должен решаться исходя из количественного и качественного признака (или объективного и субъективного).

Суть количественного признака в литературе  отражает  дискуссия относительно следующего вопроса: допустимо ли жертвовать жизнью одного человека в целях спасения двух, трех и более?

В качестве примера можно привести случай из Великой Отечественной войны. После разведывательного рейда группа из трех бойцов была обнаружена в тылу врага. Один из разведчиков был тяжело ранен, осколок боевой гранаты попал ему в живот. От болевого шока раненный боец стал громко и непроизвольно кричать. Немцы сосредоточили огонь на крики раненого. В данной ситуации оставшиеся бойцы не могли тащить на себе товарища и одновременно спасаться от плотного обстрела. Вследствие чего командир группы принял решение застрелить раненного и выйти из-под обстрела.

На наш взгляд, действия командира в данной ситуации будут правомерными, ибо при данных обстоятельствах наличествовала непосредственная и реальная опасность жизням остальных бойцов. Оценивая формально объем вреда от потерянной жизни, можно прийти к выводу, что спасенное благо является более ценным (в количественном выражении).

Хотелось бы разобрать и более резонансный случай, произошедший в 2002 году в Москве. Речь идет о захвате террористами заложников в концертном зале «Норд-Ост». При освобождении захваченных зрителей правоохранители применили специальный  сильнодействующий газ, в результате которого погибли не только террористы, но и  многие заложники. На наш взгляд, «коллизия жизней» в данной ситуации решается по такому же количественному признаку. И если у силовых структур объективно отсутствовали иные возможности для устранения опасности (к примеру, террористы окончательно отказались от переговоров и заявили о намерении расправиться со всеми заложниками), то их действия, на наш взгляд, не выходят за рамки пределов крайней необходимости (по данным зарубежных СМИ существовала возможность «откачать» большинство заложников, но правительственные структуры, опасаясь раскрытия химического состава данного газа, наотрез отказались предоставлять врачам необходимую информацию, вследствие чего медицинские работники не имели возможности эффективно помочь людям. Но рассмотрение ситуации под таким углом остается за пределами тематики данной курсовой работы)

Количественный признак при «коллизии жизней» также отражен в Федеральном законе 2006 года «О противодействии терроризму». В п. 2 ст. 7 данного акта говорится: «В случае, если воздушное судно не реагирует на радиокоманды наземных пунктов управления прекратить нарушение правил использования воздушного пространства Российской Федерации и (или) на радиокоманды и визуальные сигналы поднятых на его перехват летательных аппаратов Вооруженных Сил Российской Федерации либо отказывается подчиниться радиокомандам и визуальным сигналам без объяснения причин, Вооруженные Силы Российской Федерации применяют оружие и боевую технику для пресечения полета указанного воздушного судна путем принуждения его к посадке. Если воздушное судно не подчиняется требованиям о посадке и существует реальная опасность гибели людей либо наступления экологической катастрофы, оружие и боевая техника применяются для пресечения полета указанного воздушного судна путем его уничтожения».32

Тем самым законодатель предоставляет  силовым структурам право на убийство  меньшего числа людей в целях спасения большего. Данная конструкция, на наш взгляд, и отражает содержание количественного признака при «коллизии жизней».

Гораздо тяжелее разобраться с признаком качественным (субъективным). На наш взгляд, сравнение жизни одного человека с жизнью другого недопустимо. Конечно, с бытовых позиций достаточно легко сравнить жизнь старика и младенца, президента и безработного, служителя церкви и наркомана, но, по нашему мнению, с формально юридической точки зрения жизнь, являясь абсолютно категорией, не может быть подвержена сравнительному анализу. В противном случае правоприменитель должен будет  оценивать и моральные, и нравственные качества сравниваемых личностей, что конечно же недопустимо и в практическом смысле не является возможным. Данный вопрос достаточно опасно вводить в сферу правового регулирования, так как мы все равно не сможем достичь объективной оценки. Исходя из этого, нам представляется, что случай, при котором лицо лишает жизни одного человека для спасения жизни другого (по его мнению, более достойного или, может быть, более близкого) в своем типовом варианте должен квалифицироваться как превышение пределов крайней необходимости. Дело в том, что делая выбор между той или иной жизнью, лицо чаще всего основывается на сугубо личных, моральных представлениях, которые, как известно, расположены вне юридической сферы.