Свободная любовь, брак и семья

Первой в истории социальной санкцией отношений менаду мужчиной и женщиной было «исключение из полового общения родителей и детей, равно  как и дедов и бабок с  их внуками и внучками» (3). Эту  санкцию можно считать исторической границей между добрачным состоянием общества, когда половая жизнь  людей определялась лишь их природой, и браком как социально регулируемым отношением между полами. Но возникновение  брака еще далеко не означало возникновения  семьи, так как «сам по себе брак на данной стадии, очевидно, представляет собой еще лишь случайное, эпизодическое  соединение мужчины и женщины» (4).

Даже в эпоху раннего  матриархата, как указывал М. Ковалевский, «связь между мужчиной и женщиной, составляющими индивидуальную чету, была очень слабой. Очень часто  муж покидал жену еще до рождения ребенка и нисколько о них  не заботился» (5).

Правда, Ф. Энгельс вслед  за Л. Морганом говорит о «кровнородственной семье» и «пуналуальной семье», но по тому, как раскрывается содержание понятий, можно судить, что под  ними он имеет в виду или кровнородственную  и пуналуальную форму брака, или  совокупность тех лиц, между которыми в соответствии с этими формами  могли иметь место брачные  отношения, т. е. фактически родо-фратриальную структуру общества. О семье как  специфическом социальном явлении  Энгельс говорит лишь в связи  с парным браком. Причем парная семья, отмечал он, «отнюдь не упраздняет унаследованного от более раннего  периода коммунистического домашнего  хозяйства» (6), которое было свойственно  родовому строю.

Первой исторической формой семьи можно считать материнскую  семью, которая, по предположению ряда исследователей, существовала в составе  рода в эпоху развитого матриархата. Она представляла собой сравнительно большую группу ближайших родственников  по женской линии, состоявшую из женщин и мужчин с потомством первых в  четырех-пяти поколениях. Численность  ее могла доходить до двухсот и  даже трехсот человек (7). Следовательно, исторически семья появляется значительно  позднее брака, и уже по одному этому она не может служить  исходным пунктом при его определении.

Кроме того, существует еще  одно различие между браком и семьей, которое особенно хорошо видно на примере собственнической моногамии. «...При переходе от брака к семье,- пишет, например, западногерманский  социолог Кениг,- парная связь вступает в конкуренцию с собственно групповой  связью, которая составляет сущность семьи». Далее эта мысль уточняется следующим образом: «Брак, после  того как он поднялся на эмфатическую духовно-моральную высоту, вступил  в сильное противоречие с семьей, своеобразные групповые обязанности  которой при случае даже стали  подвергаться риску» (8).

В этих высказываниях отмечается отличие брака как парного  отношения, которое во многом эгоистично по своему характеру, от семьи как  группового отношения, в котором  личность уже должна в какой-то степени  раствориться в общем, стать его  частью. Не случайно в условиях буржуазного  общества с его антагонизмом между  личным и общественным это различие, как признается в приведенном  высказывании Кенига, превращается в  противоречие.

В то время как брак является только отношением, семья представляет собой еще и социально организованное объединение людей. Главное отличие  простого социального отношения  от социальной организации (такой, как  род, семья, государство, партия и т. д.) состоит в том, что последняя  может выступать в качестве субъекта других общественных отношений и  осуществлять определенную деятельность.

Как социальная организация, семья отличается от брака не только тогда, когда в нее входит какое-то количество людей кроме супружеской  пары, но и тогда, когда она ограничивается лишь мужем и женой. Это означает, что семью нельзя рассматривать  лишь как разросшийся вширь брачный  союз и, решая вопрос о соотношении  понятий «брак» и «семья», нужно  учитывать не только количественное, но и качественное различие между  ними.

В силу того что семейные отношения отличаются большой сложностью и многогранностью, при попытке  дать определение брака и семьи  социолога всегда подстерегает опасность  односторонности. Эта односторонность  может направить исследователя  на метафизический путь изучения всей проблемы и породить неверные выводы. Поэтому, прежде чем приступить к выяснению вопроса о природе и сущности брака и семьи, полезно остановиться на наиболее типичных ошибках в этом вопросе.

Гегель в «Философии права» указывал, что раньше брак «рассматривался, в особенности в большинстве  сочинений о естественном праве, лишь с физической стороны, со стороны  того, что он представляет собой  от природы. Его рассматривали, таким  образом, лишь как половое отношение, и всякий путь к другим определениям брака оставался закрытым» (9). Кантовское понимание брака как гражданского контракта, по словам Гегеля, «столь же грубо», ибо, согласно этому пониманию, «брак низводится к форме взаимного  соответствующего договору потребления» (10).

Но, выступив против метафизической абсолютизации какой-либо одной  стороны брака и игнорирования  других его сторон, Гегель в собственном  определении брачных отношений  также не сумел избежать подобной ошибки. По его мнению, брак есть «правовая  нравственная любовь» (11). Снабдив любовь этими двумя эпитетами, он попытался  исключить из нее все, «что в ней  преходяще, капризно и лишь субъективно» (12). Но в его определении речь идет, собственно, о браке не как  социальном институте, а как о  некоем идеале, весьма далеком от исторической реальности. Об ограниченности гегелевской  формулы свидетельствует и тот  факт, что любовь, как и право, через которое определяется понятие  брака, исторически возникла значительно  позднее. Кроме того, как доказали еще К. Маркс и Ф. Энгельс, в  классовом обществе браки по любви  представляют собой не единственный и даже не господствующий тип брачных  отношений: среди собственнических классов в гораздо большей  степени распространены браки по расчету, которые при всем желании  нельзя «подвести» под указанное  определение.

Аналогичные ошибки повторяются  в различных вариантах у многих социологов. Так, М. Ковалевский пишет: «Характерным для индивидуальной семьи  является то, что она представляет собой союз, заключенный по добровольному  соглашению, что члены ее тесно  связаны между собой, что в  ней соблюдаются взаимные права  и обязанности, что отношения  между мужем и женой стремятся  к известной степени равенства, что вся семейная группа подчинена  контролю государства и его судебной власти» (13).

В этом определении к индивидуальной семье как общесоциальному явлению  относится лишь то, что она «подчинена контролю государства и его власти». Что же касается добровольности семейного  союза, прочности связи между  его членами, соблюдения взаимных прав и обязанностей и равенства отношений  между мужчиной и женщиной, то эти  признаки характерны далеко не для  всех исторических форм индивидуальной семьи и поэтому не могут характеризовать  ее.

Таким образом, у философов  и социологов прошлого встречаются  две формы метафизической односторонности  при определении брака и семьи: отождествление целого с одной из его сторон, составных частей, или  же отождествление сущности с одним  из ее конкретно-исторических проявлений. Эта односторонность оказалась  неопределенной и в современной  буржуазной социологии. В одной из сравнительно недавно вышедших работ  брак определяется, например, как «личная  преданность индивидов противоположного пола» (14). Из этой типичной для многих западных исследователей сексуального поведения методологической позиции, абсолютизирующей личностный момент супружества  и практически игнорирующей его  социальный аспект, следует, что браком является по сути дела любое сожительство. Причем если одни авторы все же связывают  брачные отношения с половым  диморфизмом, то для других и эта  деталь оказывается малосущественной.

По-видимому, подобные теоретические  новшества имеют своим источником некоторые тенденции сексуальной  практики современного буржуазного  общества, поскольку, как пишет один из американских авторов, «явление группового секса как формы игры» призвано «устранить различия между гомосексуалистами» и «гетеросексуалистами» (15).

Об отказе рассматривать  брак в качестве социального явления  свидетельствует и то обстоятельство, что, хотя буржуазное общество в своей  официальной морали и религии  и не ставит под сомнение принцип  единобрачия, в буржуазной социологической  литературе термин «брак» связывают  не только с моногамией, но и с  полигамными отношениями между  полами.

В частности, Р. Мазур дает следующую классификацию форм современного брака: 1) традиционная моногамия; 2) бездетный  брак; 3) одинокое материнство;

4) холостячество; 5) коммуны  (образцы сексуальных отношений  варьируются в коммунах от  пуританских до вседозволенных); 6) сожительство - двое живут вместе  без заключения брачного договора; 7) вторичный брак (после развода); 8) свингинг и групповой секс (женатые  или неженатые пары объединяются  и меняются брачными партнерами); 9) расширенная семья (добровольно  объединившиеся брачные пары, живущие  вместе, хотя они не являются  родственниками по крови); 10) групповой  брак (может быть один муж с  несколькими женами и одна  жена с несколькими мужьями.  Партнеры в групповом браке  дают моральные обязательства  друг другу в плане любви  и поддержки, т. е. принимают  все виды ответственности традиционного  брака); 11) синергамный брак (sinergamous), близкий к двоеженству, двоемужеству; возможно и «двойное» двоеженство  (двоемужество); 12) «открытый брак»  (open-ended), при котором партнеры  «без стыда и с верой друг  в друга обогащают друг друга  посредством игры в любовь»  (16).

Если попытаться на основании  приведенной классификации выделить хотя бы один признак, который был  бы присущ всем перечисленным формам брака, то таким признаком может  быть лишь сам факт реализации сексуального инстинкта (даже независимо от того, насколько  он соответствует естественной норме). В связи с этим вполне правомерной  и, пожалуй, единственно возможной  становится дефиниция: «Супружеская пара - это спонтанный союз двух анатомий на пять минут, не более» (17)

При подобном подходе брак оказывается практически противопоставленным  семье, длительность которой никак  не может измеряться длительностью  полового акта, ибо, как справедливо  сказал однажды западногерманский  социолог Хельмут Шельский, семью  создает не отношение мужчина - женщина, а отношение мать - ребенок, следовательно, отношение отец - ребенок, следовательно, отношение отец - мать. Таким образом, возникает альтернатива: или брак искусственно отделяется от его естественной функции деторождения, а следовательно, «освобождается от социальных пут» и  становится равнозначным сожительству, или он рассматривается в единстве с данной функцией и тогда с  неизбежностью оказывается связанным  с общественным интересом, так как  никакое общество не безразлично  к процессам самовоспроизводства.

Нельзя сказать, что эта  связь не фиксировалась буржуазной социологией, однако второе понимание  брака характерно преимущественно  для тех ее представителей, которые  шли к определению данного  феномена не индуктивным, а дедуктивным  путем. Наиболее ярким в этом плане  образцом может служить определение  Э. Богардуса. «Брак,- пишет он,- это  институт, допускающий мужчин и женщин к семейной жизни - жизни, основанной на интимной личной связи мужа и  жены ради основной цели: рождения и  воспитания детей. Этот институт имеет  социальную и религиозную санкции» (18). В духе данного определения  брак трактуется и в сборнике «Американская  социология». Автор статьи «Семья и  родство» Эзра Ф. Воугел пишет: «После того как отношения между конкретными  взрослым мужчиной и взрослой женщиной обретают стабильность, их союз получает общественное признание. Символом этого  общественного признания обычно становятся церемонии обручения  или вступления в брак» (19).

Высказывания Э. Богардуса  и Э. Ф. Воугела, относящиеся к  разным периодам развития американской социологии, позволяют сделать вывод, что в ней существует достаточно сильная традиция, сторонники которой  четко разграничивают индивидуальный и социальный аспекты отношений между полами. Однако, отмечая это различие позиций по вопросам определения сущности брака, нужно вместе с тем напомнить, что они не распространяются на понимание сущности самого общества и общественного интереса, где буржуазные исследователи, как было показано выше, проявляют гораздо больше единодушия. История поисков определения брака почти зеркально повторяется в предлагаемых буржуазной социологией образцах дефиниций семьи. 

Семья,- говорится в Словаре  социальных наук,- это группа, которая  призвана учредить или урегулировать  сексуальную жизнь и деторождение. Однако, хотя это и является основным для образования семейной группы, часто она продолжает существовать даже тогда, когда сексуальная связь  не удовлетворяет или рождение детей  невозможно, нежелательно либо уже  осуществлено. Таким образом, сам  термин «семья» обычно относится  к (1) первичной группе, составленной из двух родителей («естественных» или  законных) и по крайней мере одного ребенка, находящегося на их иждивении; причем все они связаны чувствами  семейственности. Он может быть также  отнесен к (2) женатым или неженатым  парам без детей; (3) к группе, состоящей  из одного родителя (независимо от того, состоял ли он первоначально в  браке или нет) и детей, если другой родитель неизвестен, умер, дезертировал или исчез другим образом; (4) к  группе детей, живущих вместе, которые  первоначально имели одного или  двух родителей, живущих с ними; (5) к супругу с несколькими законными  супругами с детьми или без  них; (6) к группе родственников и  их детей, которые живут одним  хозяйством. Семья является также  юридической единицей, группой, имеющей  определенный общественный статут, и  потребительской единицей; очень  часто она является религиозной, а иногда производственной группой, а также ячейкой для организации  воспитания и развлечений» (20).

При всем желании автора данного определения описать  все случаи связей, которые можно  интерпретировать как семейные, оно  не может быть признано удовлетворительным главным образом потому, что необходимому в брачно-семейных отношениях отводится  здесь такая же роль, как и случайному, второстепенному. В результате под  это определение семьи «подпадает»  весьма широкий круг явлений вплоть до «неженатых пар без детей» (независимо от продолжительности и характера  отношений, сделавших двух людей  «парой»). Кроме того, данное определение  противоречиво, ибо оно, с одной  стороны, говорит о том, что семья  является «юридической единицей» и  имеет «общественный статут», с  другой - относит к семье и внебрачное сожительство мужчины и женщины. К тому же тезис «члены семьи связаны  чувством семейственности» не свободен от тавтологии и вряд ли может что-либо добавить к пониманию брачно-семейиых отношений.