Философия Б. Спинозы

Итак заключим, о мужестве, что так как аффект можно победить только с помощью другого аффекта и что тот единственный аффект, который способен преодолеть аффекты страсти, есть духовная или интеллектуальная любовь человеческой души к своей собственной вечной основе. Этот аффект есть выражение соучастия души в любви Бога к Себе. Поэтому «Мужество быть» есть высшая добродетель и становится возможным потому, что оно есть соучастие в самоутверждении самого бытия.

2. Проблема добра и зла

Понятие фундаментального, или первичного стремления существенно  для антропологии и этики Спинозы.[6]  Это - стремление к самосохранению. [5] ( Гл. 3.Т.22)

Инстинктом самосохранения определяется понимание человеком  добра и зла. Добро и зло  не являются самостоятельными, объективными ценностями, эти представления - результат  рефлексии человека относительно испытываемых телом и переживаемых душой внешних  воздействий. Стремление к самосохранению заложено в человеке от природы. Однако, оно не выполняет адаптивную функцию, оно не есть проявление сущего. Наоборот, его раскрытие есть результат самопознания и самоосвобождения, освоения индивидом своей сущности.

Спиноза исходит из того, что человеческая природа представляет собой модус Природы, или Бога. В этом смысле человеческая природа  потенциально божественна и естественна, надо лишь дать ей проявиться в своей  изначальной определенности. Таким  образом, ключевым является определение  добра как «того, что составляет для нас... средство к тому, чтобы  все более и более приближаться к предначертанному нами образцу  человеческой природы», а зла как  того, что препятствует этому. [5] (Гл. 4, Предисл.) Поэтому добро приятно и полезно. И только в соотнесении с этим следует понимать знаменательное высказывание Спинозы: «Мы стремимся к чему-либо, желаем чего-нибудь, чувствуем влечение и хотим не вследствие того, что считаем это добром, а наоборот, мы потому считаем что-либо добром, что стремимся к нему, желаем, чувствуем к нему влечение и хотим его».[ 5]  (Гл.3, Т.9, схолия) Спиноза говорит здесь о желании как выражении самой сущности человека, в природе которого укоренено стремление к самосохранению. [7]

Соответственно, в соотнесении  с высшим благом определяется и добродетель: поскольку «высшее благо для  души есть познание Бога», то «высочайшая  добродетель - познавать его».  [5] (Гл.3, Т.28) Добродетель предстает, таким образом, в качестве способности разума или выражения разума, и только как таковая она определяется Спинозой как действие и образ жизни, основанные на «стремлении к собственной пользе». В этом же контексте следует понимать различные замечания Спинозы, согласно которым добром является то, что ведет к согласию между людьми, к общественной жизни, к общему благу. Но, которые, взятые сами по себе, могут быть ошибочно представлены. В связи с этим Спиноза переосмысляет и сентенцию, известную под названием «золотое правило»: «Всякий, следующий добродетели, желает другим того же блага, к которому сам стремится, и тем больше, чем большего познания Бога достиг он». И это так, потому что «следующий добродетели», как мы знаем, это, по Спинозе, тот, который руководствуется разумом, тот, для кого благом является познание. В тезисе о том, что человек желает того другим людям и содействует тому в них, что полезно для него, не следует видеть разумно-эгоистическую установку. Ведь каждый человек в своей сущности выражает божественную природу; так что добродетельному, т.е. познавшему свою собственную сущность, достаточно в отношении с другими делать то, что он сам предпочитает: тем самым он будет содействовать и благу других. Наряду с названными выше великодушием и мужеством Спиноза выделяет добродетели благочестия и заботы об общем благе, а затем и щедрости, милосердия, стыда, скромности, - т.е. те, которые содействуют достижению и сохранению согласия между людьми.

3. Проблема свободы и рабства

На пути познания преодолевается рабство и обретается свобода. О  каком рабстве говорит Спиноза? - О том, что человек - раб самого себя, о его бессилии в укрощении  и ограничении своих аффектов, т.е. преходящих эмоциональных состояний, оказывающих воздействие на решения  и поступки людей, независимо от их сознания. Аффекты возникают от внешних  вещей и событий или от мимолетных внутренних состояний, и они способны отвернуть сознание от первичного и естественного стремления человека - стремления к самосохранению. Таким образом, рабство человека заключается в его неспособности управлять своими эмоциями и принимать решения в соответствии со своей природной склонностью и разумом.

Сравнивая раба и свободного, Спиноза так характеризует их: «Первый помимо воли делает то, чего совершенно не знает; второй следует  только самому себе и делает только то, что он признает главнейшим в  жизни и чего вследствие этого  он всего более желает». Свободный руководствуется одним только разумом и потому следует своей природе. Чтобы принимать правильные решения, человек совершенствует свой разум и познает свою природу, а через нее и природу Бога.

Поэтому Спиноза отрицал  свободу воли и свободу выбора. У человека не бывает ситуации выбора между двумя благами. Его выбор  ограничен возможностью выбрать  то, что предопределено ему природой, или предаться аффекту. Склониться к аффекту нельзя сознательно, значит следование аффекту несвободно. Свобода  заключается в самоопределении  в соответствии с природой. Поэтому  свобода есть познанная необходимость. Но быть свободным, значит воплощать  в своей жизни божественно-рациональную, или рационально-естественную необходимость.

Свобода, стало быть, заключается  не в индивидуальном самопроизволении, свобода - это элемент самой природы, разновидность природной необходимости. Соответственно и понятия добра и зла наполняются Спинозой новым содержанием - это понятия, отражающие аффекты радости и печали, благодаря которым, если они познаны, человек получает возможность соотносить свои деяния с законами природы и, освободившись от рабства, возвышаться к совершенству. В этом в тенденции и состоит блаженство.

Это положение Спинозы  заслуживает внимания: он настаивает на необходимости обуздания аффектов. Однако речь идет о «слепых», т.е. не познанных разумом аффектах. Положительные  аффекты, тем более познанные, оказываются  мощной силой противостояния «слепым» аффектам; только посредством аффектов можно укротить аффекты.

Как в определении добра  и зла, в определении блаженства Спиноза высказывает в последней  теореме трактата сентенцию, кажущуюся  парадоксальной подверженному тирании  долга уму: «Блаженство не есть награда  за добродетель, но сама добродетель; и  мы наслаждаемся им не потому, что обуздываем свои страсти, но, наоборот, вследствие того, что мы наслаждаемся им, мы в состоянии обуздывать свои страсти».

Как же получается, что блаженство - не награда за добродетель, т.е. за обузданность страстей, в то время как только в обуздании своих страстей человек достигает блаженства? В ответе на этот вопрос заключается центральная идея учения Спинозы о совершенствовании. Человек приближается к блаженству на пути познания Бога. Причем это не сухая исследовательская работа, но эмоционально насыщенная и страстная любовно-интеллектуальная устремленность к Божеству. Он продвигается по пути познания обуреваемый желанием соединения с истиной. Чем более приближается он к ней, тем сильнее его способность контролировать свои аффекты и управлять ими с помощью разума. Поэтому в процессе познания происходит и нравственное возвышение человека.

3. Понятие Бога в работах и жизни Спинозы.

Одним из предметов, которые  интересовали Спинозу являлось понятие  Бога, и другие вопросы связанные с существованием Бога. С одной стороны, обычно он рассматривает этот вопрос в неразрывной связи со своим учением о человеке и этике. С другой стороны, явно видно, что этот вопрос волнует его сам по себе. Отношение Спинозы к проблеме Бога можно охарактеризовать как пантеизм, но пантеизм несколько специфический. Специфичность его пантеизма была настолько высока, что в советской философской традиции его принято было рассматривать как материалиста. Это связанно с тем, что Спиноза не рассматривал Бога как некую субстанцию, которая одухотворяет и направляет природу, будучи «разлита» в ней, а как субстанцию, которая одновременно есть Бог и природа. Таким образом, Бог действительно утрачивает свое специфическое положение и творческая роль оказывается разлитой в природе.Однако более внимательное прочтение работ Спинозы, особенно его более поздней и зрелой «Этики», убеждает, что Спиноза не в коем случае не был материалистом, поскольку все его доказательства и теоремы, в том числе творческого начала в природе, в той или иной мере базируются на внечувственном, высшем образе Бога.

1. Материализм и атеизм Спинозы.

Хотя определение Спинозы  как материалиста, вообще говоря, неправильно, определение его как атеиста  имеет под собой почву. Но опять  же в несколько специфическом  смысле этого слова. Спиноза не был  атеистом в том смысле, что он отрицал существование Бога. Нет, Бог для него являлся основой  реальности, как он сам говорит, ее «субстанцией». Но понятие Бога у  него настолько своеобразно, настолько  отлично от бытового представления  о Боге, что его было трудно понять и продвинутым философам-христианам, не говоря уж о фанатиках-ортодоксах. Плюс то, что Спиноза категорически  отвергал внешнюю, наносную религиозность, считая ее «убежищем незнания» (asylim ignorantiae), не прибавляло ему популярности в среде традиционно верующих. В этом плане обвинения, звучавшие в его адрес, имели под собой почву. Он действительно был атеистом в том смысле, что он отвергал духовное главенство официальной церкви и ее понятие о Боге. Он не верил в того Бога, в которого верили они. Спиноза позволил себе атаковать основу основ любой официальной религии – традиции и предрассудки, лежащие в ее основе. Для представителей ортодоксальной церкви призыв к рациональному рассмотрению Бога и вопросов веры был даже хуже, чем если бы Спиноза действительно отрицал существование Бога.

2. Картина мира. Бог есть мир.

Центральным философским  понятием в процессе постижения Бога и природы выступает понятие  субстанции .[8] В отличие от Декарта, который выделял две взаимонезависимые субстанции – материю и разум, объединяемые Богом, Спиноза утверждает, что существует единственный вид субстанции, которая одновременно есть Бог и природа. Природу, а таким образом и субстанцию он не сводит к понятию материи, как это делает Гоббс, а утверждает, что она есть «не одна материя и ее состояния, но кроме материи и иное бесконечное» . Для понимания того, что Спиноза понимает под этим “другим бесконечным” необходимо рассмотреть понятие Спинозы об субстанции, атрибутах и модусах. Под атрибутом (субстанции) он понимает «то, что ум представляет в субстанции как составляющее ее сущность» . Соответственно, модус есть «состояние субстанции, иными словами, то, что существует в другом и представляются через это другое» .[8] С одной стороны, он утверждает бесконечность атрибутов бесконечной субстанции. Через эту бесконечность он доказывает единственность субстанции. С другой стороны, он утверждает, что фактически существует только два независимых и главных атрибута Природы-Бога, а именно: протяженность, выражающаяся в модусе материи, и мышление, находящее свое выражение в модусе разума. В определенной мере он противоречит сам себе, так как ранжирование бесконечного числа атрибутов, вообще говоря не может привести к выделению двух главных. Однако, если рассматривать эти два главных атрибута как в определенном смысле категории, то это более естественно. А он, вероятно, так и делает, так как утверждает в своем «Кратком трактате о Боге, Человеке и его счастье», что все прочие атрибуты Бога есть «или внешнее обозначение, как то что он существует через самого себя, вечен, един, неизменен и т.д. или .. относится к его деятельности, например, что он причина всех вещей, что он предопределен и управляет ими» .[8]

3. Этическое значение учения о Боге. Детерминизм Спинозы.

Необходимо также учитывать  при рассмотрении концепции Бога у Спинозы тот факт, что хотя эта концепция и имеет значительное самостоятельное значение, но Спиноза  все-таки рассматривал ее как основу для своего этического учения и учения о предопределенности.

Прежде всего его понятие о предопределенности базируется на его представлении о Природе (Боге) как о бесконечной и неделимой субстанции. Причем субстанция эта бесконечна как в пространстве, так и во времени. Это представление о Боге бесконечном во времени, вообще говоря, обычное для того времени, привело Спинозу к выводу, крайне необычному в то время. С одной стороны, он утверждает, что Бог может представить абсолютно все возможные комбинации атрибутов и модусов, которые он может произвести как причина определяющая сама себя, а также имманентная причина всего сущего. Из этого вывода, дополненного постулатом о всемогуществе Бога, он делает во многом парадоксальный вывод - всемогущий Бог уже создал все, что он способен создать и его творческая роль создателя сведена тем самым к нулю. Хотя Спиноза и пытается завуалировать свой вывод, проводя аналогию в свойством всеведения. Спорность такой аналогии сразу оказалась очевидна представителям официальной религии. Особенную важность этому выводу придало то, что если Бог более не является движущей силой природы, то его существование приобретает чисто теоретическое значение, утрачивается смысл в вере.

Другой вывод Спинозы, подрывающий официальную религию, заключался в его учении о предопределении. Он считает, что так как вся созидательная потенция Бога уже реализована, то все в природе абсолютно детерминировано. Все, что происходит в мире есть бесконечная последовательность сцепления модусов, которые связываются в бесконечные цепочки причин и следствий, в которых нет и не может быть разрывов. И так как первоначальным импульсом и причиной всех модусов послужила субстанция, то как он говорит “Вещь, которая определена к какому-либо действию, необходимо определена таким образом Богом, а не определенная Богом, сама себя определить не может”[8] . Этот абсолютный детерминизм закономерно следовал традициям механистического детерминизма, которого придерживался в том числе Декарт. В отношении человека этот детерминизм выражался в фатализме. Удивительно, что при всей оптимистичности философии Спинозы, его учение о предопределении абсолютно лишено малейшей надежды. Даже самоопределяющаяся субстанция ограничена в свободе самореализации тем, что уже осуществила ее (самореализацию). Что же говорить о человеке, который как один из модусов определяется этой субстанцией… Свобода же определяется им не как независимость, а как не принужденность к определенным действиям. Как он говорит; “Свободной называется такая вещь, которая существует по одной только необходимости своей собственной природы и определяется к действию сама собой. Необходимой же или, лучше сказать, принужденной называется такая, которая чем-либо иным определяется к существованию и действию по известному и определенному образу” .[8] Человек, постольку поскольку он является модусом - предопределен и не может претендовать даже на такую свободу. Однако, так как человек является сложной вещью, которая благодаря наличию разума может, не выходя за пределы этой детерминации, обретать определенную свободу самореализации. Эта ограниченная свобода может проявляться в познании. Таким образом, Спиноза утверждает, что человек становиться свободным, если он познает необходимость “божественного предначертания”(sic!).

Заключение

Б. Спиноза почти всю  свою жизнь посвятил изучению точных наук, поэтому вся его философско - этическая система пропитана рациональным, математическим подходом к проблемам, даже таким несколько далеким от рационального, как нравственные процессы в человеке. Однако на такой специфический подход оказали влияние не только научные интересы мыслителя, но и современники- великие рационалисты и материалисты: Рене Декарт, Томас Гоббс, Джордано Бруно, Маймонид.

Аффект можно победить только с помощью другого аффекта  и что тот единственный аффект, который способен преодолеть аффекты  страсти, есть духовная или интеллектуальная любовь человеческой души к своей  собственной вечной основе. Этот аффект есть выражение соучастия души в  любви Бога к Себе. Поэтому «Мужество  быть» есть высшая добродетель потому, что оно есть соучастие в самоутверждении  самого бытия.