Джереми кларксон известный британский судья разработал свой мир

Говорю как отец, я никогда  не буду матерью

 

Певец-политик Боб Гелдоф, второй по популярности отец-одиночка Британии, заявил: суду давно пора понять, что не все представители мужского пола — брутальные, индифферентные хамы, которые не в состоянии самостоятельно воспитывать детей.

Эта интересная точка зрения высказана в тот же день, когда были обнародованы результаты необычного дела по опекунству, которое рассматривалось в апелляционном суде. Дано: двое родителей, один из которых чиновник мэрии с доходом 300 000 фунтов в год, а другой с начала семейной жизни бросил работу и посвятил себя семье.

Кто же вышел победителем? Тот, кто  бросил работу и на протяжении шести  лет жизни денно и нощно  заботился о детях? М-м... нет. Выиграла мать, которая работала. Матери всегда выигрывают.

Ну, не всегда, судя по тому, что в  нашей стране существует общество отцов-одиночек под названием «Имбирный хлеб». По данным этого общества, каждый десятый родитель-одиночка — это мужчина, следовательно, иногда суды все-таки становятся на сторону отцов. Я уверен, они делают это в тех случаях, когда мать лежит в параличе, но я ни разу не слышал о таких случаях.

Те два отца-одиночки, которых  я знаю, закрепились в данном статусе  только потому, что их жены почили в  бозе.

Ты можешь напялить свой лучший костюм и пообещать читать детишкам «Гарри Поттера» до рассвета, но ты все равно окажешься в пролете. Ты окажешься в пролете, даже если мать твоих детей придет в суд в маечке с дурацкой надписью «Я люблю Майру Хиндли12».

На прошлых выходных мне пришлось примерить на себя роль отца-одиночки, и, честно говоря, было бы легче, если бы все это время я занимался подводным вязанием. Я полностью провалил задание. Когда моя жена вернулась в воскресенье вечером к отходу детей ко сну, один из них истекал кровью, другой сбежал из дома, а третий застрял на дереве.

12Майра Хиндли — британская грабительница и серийная убийца, преступления которой (и сообщничестве с Яном Брэйди) потрясли британское общество в 1960-е годы.

Все потшго наперекосяк в субботу, сразу после обеда. А может, и  раньше, но до этого времени я  сидел у себя в кабинете, работал, слушал Led Zep II и был не в курсе происходившего за пределами комнаты.

Все пошло кувырком после обеда, потому что посудомоечная машинка  была забита до отказа, а я, к сожалению, совсем не знаю, как эта штуковина  работает.

О да, я могу настроить свой DVD-плеер так, что все шесть колонок будут автоматически выключаться и включаться именно в тех комнатах, в которых я нахожусь, но где отсек для порошка в посудомоечной машине? И какое из средств подходит именно к ней? Не на растворимом же кофе она работает!

А стиральные машины? Я и с ними не в ладах. Мне никогда не было особого дела до морозилки, потому что  я покупаю только то, что я хочу съесть сейчас. Пошлите меня в супермаркет, и через десять минут я выйду  оттуда с пакетиком шоколадных конфет и свежим номером GQ. А то, что в четверг вечером детишек можно покормить пиццей, просто не придет мне в голову. Поэтому необходимость в морозилке отпадает сама собой.

Я что, одинок в этой фобии белых  квадратных предметов? Не думаю. Уверен на все сто, что я не единственный мужчина в мире, который не может с ними совладать.

И дело не в том, что я не хочу этого. Я просто не могу. Точно так  же, как я не могу повернуть время  вспять, я не могу помыть посуду в  посудомоечной машине. Поэтому я  посылаю своего шестилетнего ребенка вытереть задницу трехлетнему, а сам прячусь в самых дальних кустах своего сада.

Субботним вечером я совершил большую  ошибку. Я прекрасно знал, что  мне надо вставать ни свет ни заря. Как  вы думаете, я лег пораньше? Проявил  ли я себя как взрослый человек, и повел ли я себя так, как повела бы себя в этой ситуации женщина? Нет. Что я сделал? Я повел себя по-мужски: полночи пялился в экран и смотрел, как группа двадцатилетних дураков пыталась выжить на заброшенном острове.

А потом наступило воскресенье, и все начали дергать меня насчет воскресного обеда, такого, какой готовит мамочка. Да это невозможно. Мамы, они знают все насчет картошки. Джерси Ройял, самый знаменитый сорт. Предлежащая плацента. Морские трубочки. Лактация. Это мамины словечки.

Я понятия не имел, что «картофель для запекания» — а именно так  было написано на этикетке — можно  использовать для жарки. Поэтому  вместо картошки я приготовил цветную  капусту, а это, по словам моего семилетнего  сына, не одно и то же.

Убирали мы со стола тоже не так, как надо. Отчасти потому, что посудомоечная машина все еще была забита до отказа, отчасти потому, что на этот день я запланировал создать грандиозную берлогу. Думаю, в этом заключается фундаментальное различие между матерью и отцом.

На прошлой неделе я возвращался домой, и меня встречали трое умытых, чистеньких ребятенка в пижамах, со сделанным домашним заданием, вылизанных и сытых. Вся посуда сверкала, вымытая до блеска, а детская сияла, как операционная.

Но меня убивают все эти скучные  обязанности, у меня все валится из рук, и поэтому я занялся тем, что учил шестилетнего сына водить мой новенький карт, несмотря на предостережение «детям до шестнадцати». Мы строили домик на дереве, катались на стареньком тракторе, валялись на траве, устроили битву на водяных пистолетах и забрызгались с ног до головы.

Для отцов дети — радость и  веселье. Для матерей — ответственность. Поэтому так важно, чтобы у  детей были и мама, и папа. И  именно поэтому, если другого выхода нет, суды встают на сторону мам.

 

Я всего лишь говорю о своем поколении, Бритни

Он играл в группе, которая  прославилась строчкой «Надеюсь умереть  до того, как состарюсь». Так и  случилось. Джон Энтуисл, может, и был  тихоней в тени разудалых вокалистов Роджера Делтри и Пита Тауншенда, но все, кто знает группу The Who, в курсе, что он был чуть ли не единственным басистом в мире, который мог играть в связке с безумным Кейтом Муном, человеком, который справедливо называл себя «лучшим в мире ударником после Кейта Муна».

Более того, если вы послушаете The Real Me из альбома Quadrophenia, то услышите, как Энтуисл выводит на басах мелодию. Именно он написал композицию My Wife, лучшую на одном из лучших альбомов лучшей группы на свете.

The Who собирались отправиться в  турне по Америке. Билеты были  проданы сразу же. Они были тертыми калачами, они прекрасно понимали, что к чему, и точно знали, что они делают.

Каждую неделю Стив Райт на Radio 2 устраивает круглый стол, на котором известные  люди типа Питера Стрингфеллоу обсуждают  свежие релизы недели. Как правило, все эти песни полная туфта, бесконечные завывания подростков под аккомпанемент, похожий на рингтон для мобильных телефонов.

Бритни Спирс яркое тому подтверждение. Подчас вы действительно слышите  ее реальный голос, но но большей части  это просто компьютерная обработка, а в итоге вам начинает казаться, что вы слушаете автоответчик.

А что насчет Мэри Блайдж, от которой  все писают кипятком? Я лучше послушаю бормашину. Она не более чем грамматическая ошибка, ее должны были назвать Мэри Лажа.

На днях они поставили умопомрачительную композицию. Ура, подумал я, народился-таки талант, который умеет по-настоящему петь, и эта песня имеет все шансы завоевать мою любовь. Но как же я ошибся. Это была песня Morning Dew, а певцом оказался Роберт Плаит.

 

То, что я предпочитаю Планта Блайдж, порицается точно так же, как если бы я сказал, что предпочитаю консервативную партию Его Высочеству Тони. Поэтому я знаю, что мне не стоило бы признаваться в том, что на прошлой неделе я весь день убил на то, чтобы приехать в Уэмбли и послушать Роджера Уотерса из «Пинк Флойд».

Более того, когда народ спрашивал, где это я пропадал в среду  вечером, я так и не смог заставить  себя сказать правду. «Да я так, агитировал за Британскую национальную партию в Бернли», «Скачивал порнушку из Интернета» или «Ходил на лисью охоту» звучало бы и то лучше. Что угодно, но только не то, что у меня были билеты на мастодонта из мастодонтов.

Концерт был изумительный. Там было здорово и по-настоящему громко. На исполнении Set the Controls for the Heart of the Sun лабал Рик Мейсон, а Белоснежка и Энди Фэйруэзер Лоу оторвались по полной на своих шестиструнных. И даже прозвучало соло на ударных.

И самое классное, песни были длинные, а это значит, что у музыкантов было время на передышку. В песне  было начало, пятнадцатиминутное крещендо в середине и постепенное понижение в конце. Что тут плохого? Кто сказал, что песни должны быть короткими? Явно не Моцарт.

Прошу прощения, что в очередной  раз наезжаю на сторонников тщательного  пережевывания пищи, но мне кажется, что в последнее время у него развелось слишком много сторонников. Эти ребята решили, что у европейцев должны быть длинные обеденные перерывы, а американские сандвичи — дьявольское изобретение.

Они хотят, чтобы города были забиты кафешками, а площади — людьми, которые приятно проводят время, общаются друг с другом, не торопясь сделать еще один телефонный звонок. Для них Vesta — это еще одно имя Антихриста, и с каждым днем у них все больше и больше сторонников. Большинству нравится идея маленьких магазинчиков, которые продают высококачественную местную продукцию, даже если очередь тянется на улицу, а обслуживание длится часами.

Да, супермаркет — это очень  удобно, а бигмак незаменим, если тебе надо перекусить на ходу, но почему это  должно касаться музыки? Почему три минуты — это нормально, а двадцать минут уже перебор? Считали бы мы Stairway to Heaven великой вещью, если бы они отрезали половину инструменталки? Не думаю.

Говорят, что радиостанции предпочитают короткие песни и что все эти  заунывные речитативы, как их называет Бен Элтон, никогда бы не пошли в эфир, если бы они были написаны сегодня, но я, хоть убейте, не понимаю почему. Старик Джимми Янг вряд ли успеет дойти из своей студии до сортира и обратно до того, как Бритни закончит свою песню. Если он хочет удержаться в обойме, ему как минимум нужен скарамуш в его фанданго.

А может, все дело во внимании. Сейчас музыка служит лишь фоном и совсем не тянет на самостоятельное событие. Мы ставим диск, а сами занимаемся своими делами. Я не помню, когда последний  раз включал музыку и слушал весь альбом в кресле с закрытыми глазами.

 

Но сегодня я займусь этим. И если вы будете в Чиппинг-Нортон и вдруг услышите странный шум, знайте, это я слушаю Won't Get Fooled Again. Да, меня не одурачить. Мне нравится рок семидесятых, и мне не стыдно признаваться в этом.

 

Не грусти, ангелочек, побеждают  только неудачники

Фигура у моей старшей дочери далеко не грациозная. Честно говоря, у  нее аэродинамические свойства бунгало  и координация американского  воздушного налета.

Бег ей дается с трудом. Она размахивает руками и ногами, как вертолет, и, чтобы понять, что она двигается вперед, вам необходимо измерить направление ее движения теодолитом. На спортивных мероприятиях она проваливает все задания.

На наше счастье, школа старается  придерживаться правила «никакой соревновательности». Игры начинаются, дети выплескивают энергию, игры заканчиваются. Это, правда, не работает во время пятидесятиметровых забегов, но так как в этом случае победителей практически нет, то и проигравших, соответственно, тоже.

Вокруг площадки для соревнований для родителей школьников устраивают пикники. В этот раз меня попросили  принести с собой картофельный салат. Это звучало так просто, но для  меня это был приговор. Мой салат  должен быть самым сочным, приготовленным из отборной картошки — он должен быть самым лучшим картофельным салатом. Именно поэтому я встал в полпятого утра. И приступил к готовке.

Никто не будет втихомолку выбрасывать  мой салат в кусты. Никто не будет показывать в мою сторону  пальцем и шутить за моей спиной. Я просто хотел выиграть, ворваться на первое место в соревновании салатов.

Дочка меня не поняла.

— Ты же говорил, что если я приду последней в забеге, то это ни на что не влияет.

— Ну да, — согласился я.

— Тогда почему, — давила она, — ты хочешь выиграть конкурс на самый лучший картофельный салат, которого никто не объявлял?

Но его объявили, черт подери. И  конкурс на самый лучший салат  с макаронами. И на самое лучшее заварное пирожное. Но все эти конкурсы померкли по сравнению с тем, что  творилось вокруг шоколадных пирожных с орешками.

Естественно, я выбрал те, которые  приготовила моя жена, но меня зажали в женское кольцо. Попробуйте мое, трещали они. И мое! Совсем как  в старые добрые школьные времена, когда  происходил набор в спортивные команды и все орали «выбери меня, выбери меня».

Меня никто никогда не выбирал. Я всегда оказывался в стороне, забытым, словно пучок зеленого лука на нижней полке холодильника. «О, разве нам  нужен Кларксон, сэр? Он же абсолютно  бесполезен».

В какой-то момент я решил, что не могу обойти вниманием ни одно пирожное, но этого оказалось недостаточно. Меня вынуждали решить, чье же печенье лучше: моей жены, с кремовой начинкой, печенье с начинкой, присланной из Америки или печенье с орехом пеканом. Они все такие вкусные, сказал я, окончательно потеряв присутствие духа.

Присутствие духа? Какой смысл в  том, что мы пытаемся отгородить наших  детей от ужаса провала на спортивном соревновании, если их родители уже  на старте начинают испепелять друг друга  ненавистью? «Мои печенюшки лучше твоих. Признайся в этом!»

Вчера вечером я разговаривал с  человеком, который отстегнул полтинник  одному из учителей во время спортивного  мероприятия, в котором участвовала  его дочь, со словами: «Слушай, если она будет идти на первое и второе место, ты знаешь, что делать».

В прошлом году его дочь написала ему письмо, в котором говорилось: «Дорогой папочка, очень тебя прошу, дай мне занять то место, которого я заслуживаю. Не надо никому давать на лапу». Он сделал, как его просили, и она пришла второй. Но ему было этого мало. Он взял выигранный кубок и отнес его к граверу, который выгравировал на нем большую единицу.

Дело не в том, что дети не понимают смысл поражения. Мои, например, постоянно  рубятся с пришельцами и отнюдь не всегда выигрывают. Вражьи примочки разворачивают им животы, русские шпионы сносят им бошки. Но есть одно «но»!

Вы можете быть отличными родителями и появляться на спортивных мероприятиях с миской консервированного чернослива. Вы можете заставить своего ребенка  выбросить Sony Playstation и начать играть в Monopoly, где нет победителей и проигравших — потому что я не знаю ни одного человека, у которого хватило бы терпения доиграть эту игру до конца.