История охраны памятников в XIX веке

Вместе с тем, задачи охраны отечественных культурных ценностей осознавалась властью. 13 апреля 1898 г. был издан Именной высочайший указ «Об учреждении особого установления под названием «Русского музея императора Александра III» и о предоставлении для сей цели приобретенного в казну Михайловского дворца со всеми принадлежащими к нему флигелями, службами и садом». Но идея организации музея отечественного изобразительного искусства возникла задолго до этой даты. Еще в самом начале ХIХ в. было принято решение об открытии в Эрмитаже зала русской живописи, для чего был составлен список картин, находившихся в Таврическом, Царскосельском, Петергофском и Кремлевском дворцах. Однако к 90-м гг. ХIХ в. эрмитажное собрание, хотя и включало в себя целый ряд первоклассных произведений, было весьма неполным и не давало достаточного представления ни об истории, ни о современном этапе развития русского изобразительного искусства.

Мысль об организации музея отечественного искусства высказывалась и обсуждалась особенно активно, начиная с середины ХIХ в. Необходимо отметить, что Москва чаще, чем Петербург, фигурировала в первоначальных проектах и предложениях по созданию будущего музея, т.к. к этому были основания. Еще в начале царствования Александра II там был основан Публичный музей, в который вошло великолепное собрание Румянцевского музея, включившее приобретенную в 1865 г. картинную галерею Федора Прянишникова. Начиная с 1865 г. целенаправленно и активно формировалась коллекция современной русской живописи Павла Третьякова, которая изначально, по замыслу собирателя, предназначалась для самого широкого показа. Открытие в августе 1893 г. Московской городской художественной галереи Павла и Сергея Третьяковых ускорило появление вышеназванного указа об учреждении государственного национального музея искусства в Санкт-Петербурге. К тому же нашли и подходящее здание – Михайловский дворец – уникальный памятник архитектуры русского классицизма.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Глава 2. Развитие отечественного законодательства по охране            памятников древностей в первой половине XIX столетия

Положение с памятниками несколько стало меняться в XIX веке. Первое нормативно-правовое предписание начавшегося столетия касалось, как бы, их косвенно и было связано с возникновением в 1804 году при Московском университете Общества истории и древностей российских. Первым своим мероприятием оно наметило критическое исследование российских летописей и их издание. В этой связи Общество через попечителя университета обратилось к министру народного просвещения с просьбой исходатайствовать высочайшего разрешения о доставлении ему «оригинальных русских летописей и хронографов», хранящихся в государственном архиве иностранных дел, Санкт-Петербургской академии наук, а также в патриаршей и синодальной библиотеках и некоторых лаврах и монастырях . Несмотря на то, что основная цель данного действия была научно-издательской, тем не менее, подспудно решалась и регистрационно-учетная задача, а, следовательно, и охранная. Александр I обратил внимание и на правильность управления и сохранения в порядке и целостности древностей, находящихся в кремлевской мастерской и Оружейной палате. 10 марта 1806 года по этому поводу последовал именной указ на имя главноуправляющего Экспедицией кремлевского строения, Мастерской и Оружейной палатой П.С.Валуеву. Император, исполняя его просьбу, утвердил новый штат Мастерской и Оружейной палаты не только для лучшего их управления, но и «сохранения в порядке и целости находящихся тамо древних сокровищ». Кроме того, император отметил совершенно негодную практику прежних начальников палаты, заключающуюся в том, что выпадавшие из предметов древностей обломки золотых и серебренных вещей, а также жемчуга и каменья уничтожались. Отныне предписывалось, чтобы «впредь всякий вывалившийся из своего места камень или жемчуг тотчас был вставлен и поврежденная часть исправлена без наималейшего отлагательства». Правда, ветхие и подвергнутые тлению вещи разрешалось продавать с публичного торга, но на законном основании и по предписанию государя императора. Категорически воспрещалось продажа оружия и воинских уборов, шведские офицерские знаки, которые, «хотя ветхо и по прежнему худому надзору приведено в дурное состояние, но составляет древние трофеи, заслуживающие их сбережения». Без позволения главноначальствующего запрещалось входить в хранилище Палаты. Палате позволялось «по обычаю, несколько веков в России и повсюду существующему», принимать и от частных лиц добровольные подношения в виде манускриптов и вещей, «достойных уважения или древностию или искусством», но исключительно с высочайшего соизволения. Данный указ высветил не только порочную практику прежнего принципа «хранения» древностей даже в таком уважаемом учреждении как Оружейная палата, но и наметил явный поворот верховной власти к патриотической оценке отечественных древностей и осуществления их охранных мер. Это были первые, робкие шаги в данном плане и относились лишь к наиболее чтимым российским святыням и победным военным трофеям, не касаясь пока иных памятников старины. Положение с археологией также несколько стало меняться в XIX столетии. Археологические раскопки в Крыму положили начало серии распоряжений, положений и циркуляров верховной и центральной властей России по охране памятников древностей. Ученые настояли на издании в 1805 году высочайшего повеления об ограждении от разрушения крымских памятников старины. В его развитие Херсонский военный губернатор поручил своим чиновникам наблюдать за путешественниками, чтобы они не собирали «древние редкости» . 4 июля 1822 года выходит Высочайше утвержденное положение Комитета министров «О сохранении памятников древности в Крыму», которое, по мнению специалистов, кроме всего прочего положило и начало систематическому изучению и учету археологических памятников древней Тавриды и сооружений «инославных конфессий. Через три года Новороссийский генерал-губернатор и наместник Бессарабской области М.С.Воронцов направляет министру народного просвещения А.С.Шишкову письмо «О необходимости упорядочить ведение раскопок и о создании музеев в Одессе и Крыму». В нем говорилось, что он уже докладывал императору о том, что на берегах Черного и Азовского морей «находят множество памятников греческого и римского владычества», которые «могут принести наукам и искусствам великую пользу». Однако, местное начальство не обращает на них внимание, и они «разошлись в тысячи рук, большею частию невежественных, и остались в забвении, или навеки похищены у потомства, быв разломаны, перелиты, употреблены на фундаменты для строений или вывезены за границу». На этом основании генерал-губернатор предлагал учредить систематическое и основанное «на известных правилах» вскрытия и обозрения курганов, развалин или других мест, где могут быть найдены всякого рода древности, а также открыть двух музеев для сохранения памятников. Все эти указы и распоряжения продолжали выполняться ненадлежащим образом или вовсе игнорировались. Исходя из того, что «узаконения сии приводятся в исполнение ныне только в отношении доставления в Академию наук уродов человеческих; прочие же статьи оных с давних времен не исполняется», потому Сенат «в уважение ходатайства Академии и пользе наук», 20 июля 1832 года опять напомнил местной власти петровский указ от 13 февраля 1718 года о доставлении в Академию наук найденные в земле или в воде «какие старые вещи» и «о непременном исполнении прописанных выше сего узаконений». В разговорах и печатным словом высказывалось почтение к древностям, но подлинная забота о сбережении памятников еще не ощущалась и необходимость ее не вполне осознавалась даже интеллигентными кругами общества и просвещенного дворянства. Что же касается других древнейших городов России, то они в отношении охраны памятников старины прозябали. Государственный канцлер Н.П.Румянцев замечал, по поводу его посещения Киева, что у него «сердце сокрушалось, видя, каковое там господствует нерадение к древностям нашим» .

Законодательные и практические особенности обеспечения охраны церковных памятников древности в XIX - начале XX вв

В начале XIX столетия гражданские власти также более пристальнее стали обращать внимание на церковные древности. Любопытно, что впервые такая инициатива была проявлена смоленским гражданским губернатором, который в феврале 1819 года обратился к духовенству и другим сословиям собирать сведения о древностях. Губернатор сокрушался, что «многие исторические доказательства древних происшествий чрез целые ряды столетий оставались в мрачном и горестном забвении». К открытию «достопамятностей исторических» он призывал «почтеннейшее духовенство», которое знает всех прихожан и пользуются их доверием, ведают «все места, все урочища земли». Он призывал их «разведать» и прислать к нему сведения об исторических рукописях, грамотах, рескриптах, древних записей, книгах, повестей церковных, надгробных камнях и других памятниках. В отношении древних храмов, советовалось «сделать описание, когда и кем воздвигнуты они и по какому случаю, что имеют у себя отличительного и любопытного и в каком теперь положении» находятся .

В распоряжении русской православной церкви находились огромнейшие художественно-исторические богатства, которые, к сожалению, как с тревогой отмечала и в XIX в. общественность, продолжала гибнуть от невежества священнослужителей. Фактически иерархов церкви не заботила древность храма, а потому даже члены Синода считали (1826 год), что постройка, переделка и починка приходских церквей по правилам архитектуры остаются «на попечении и ответственности прихожан, а духовенство только заботиться должно о том, чтобы все части строения соответствовали Соборным и синодальным правилам»

Любопытно, что против такой заявленной категоричности выступил министр внутренних дел, который полагал, что в данном вопросе нельзя полагаться на одних прихожан, а потому предлагал губернаторам «посредством архитекторов или других знающих людей» иметь наблюдение «что-либо в строении против планов и фасадов убавлять, прибавлять или переменить». Местному же духовному начальству в этом отношении «нет нуждьо вмешиваться. В феврале 1828 года Синод согласился с таковым мнением министра 2.

Тем не менее, по свидетельству известнейшего знатока московских древностей и профессора московского университета И.М.Снегирева, «более всего терпят древние церкви наши от нелепых пристроек и своенравных перестроек попа и старосты вместе с комиссию строения».

Как уже говорилось, 31 декабря 1826 года вышел именной указ монарха, чтобы гражданские губернаторы доставляли сведения «об остатках древних зданий в городах и о воспрещении разрушать оные». В развитии его, 7 января следующего года, Министерство внутренних дел направляет обер-прокурору Синода отношение с просьбой «дать приличные подведомственным местам и лицам предписания как о воспрещении разрушать» древние здания, так и о том, чтобы гражданским властям с их стороны в этом оказывалось содействие .

Эти требования зафиксировал и первый строительный устав 1832 года, статьи которого воспроизводили существующее законодательство, как общероссийского характера, так и появившиеся по конкретным поводам. В отношении церковных памятников, в нем , в частности, указывалось, что «перестройка или починка церквей разрешается епархиальным архиереям», но утверждение их планов и фасадов остается в ведении Министерства внутренних дел: в Санкт-Петербурге - строительном Комитете, Москве -Комиссии от строения, а в провинции - при губернских правлениях строительные экспедиций. Впоследствии Устав строительный в редакции 1857 года был дополнен статьей следующего содержания: «Воспрещается приступать без высочайшего разрешения к каким-либо обновлениям в древних церквах и во всех подобных памятниках. Вообще древний, как наружный, так и внутренний, вид церквей должен быть сохраняем тщательно и никакие произвольные поправки и перемены без ведома высшей духовной власти не дозволяются» .

Данное положение было продублировано и синодальным указом от 31 декабря 1842 года, по которому обновление церковных памятников древности разрешалось по предварительному рассмотрению Синода. На местах за этим должны были следить епархиальные архиереи, о чем статья 3 Устава строительного раздела «Надзор за памятниками искусства» была дополнена соответствующим пунктом.

Даже эти вроде бы незначительные ограничения в деле постройки и перестройки церквей вызывали у духовенства отторжение, что, вероятно, связывалось и с практическими трудностями осуществления законодательства на местном уровне. В 1865 году Александр II вынужден был, во изменение некоторых статей Устава духовных консисторий и Устава строительного, постройку, перестройку соборных, приходских и кладбищенских церквей разрешить епархиальным архиереям. Правда, вводились исключения в отношение столичных храмов, древних церквей, построенных «не позже начала XVIII века, или хотя и не древнее, но замечательные по зодчеству или историческим воспоминаниям».

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Глава 3. Формирование государственной системы охраны памятников во второй четверти XIX века

Деятельность по сохранению объектов историко-культурного наследия в нашей стране из состояния стагнации, переживаемого в 1990-е гг., перешла в активную фазу, однако не всегда имеющую положительный результат. Возникает необходимость преодоления негативных последствий этого процесса. Обращение к истории создания государственной системы охраны памятников может содействовать выявлению ключевых моментов, влияющих на современную политику в области наследия. Большую убедительность в этом обращении к прошлому придает сравнительный анализ опыта разных стран. Живописные места Воронежской области – типичные пейзажи для необъятной России. Посетив базы отдыха под Воронежем, вы сможете провести незабываемо время всей семьёй и насладится красотами  местной природы.     
Наиболее четко процесс формирования государственной системы охраны памятников прослеживается во Франции и России во второй четверти XIX в. Выбор Франции для сравнительного анализа неслучаен, так как в ней раньше других европейских стран сложилась самобытная государственная система охраны памятников. Именно к французскому опыту будут неоднократно обращаться в XIX -начале ХХ в. российские исследователи при решении вопросов сохранения памятников древности.

Переживаемый европейскими странами, в том числе и Россией, кризис системы ценностей, связанный с Великой Французской революцией и последующими событиями, разрешался близким, по сути, путем: «от идеализации античного прошлого - к постижению прошлого национального». В это время получил широкое распространение романтизм, мощное идейно-художественного течение, являвшееся своеобразной реакцией на век Просвещения. Важной чертой романтизма была так называемая «пассеистская рефлексия», выражавшаяся в увлечении стариной, ее поэтизации, интересом к народной жизни и народной словесности, которая тем самым побуждала к глубокому изучению своего национального прошлого. Помимо этого, интерес к «своей» истории и «своим» памятникам, в основном религиозным, организация их охраны и развитие реставрации как самостоятельного архитектурного движения были в значительной степени определены внутриполитическими проблемами европейских стран, связанными с радикальным изменением социально-политического облика самого общества.

Итак, поворотным как в области изучения, так и охраны памятников древности стал высочайше утвержденный циркуляр Министерства внутренних дел от 31 декабря 1826 г. «О доставлении сведений об остатках древних зданий в городах и о воспрещении разрушать оные». Гражданским губернаторам предписывалось немедленно собрать сведения: 1. В каких городах есть остатки древних замков и крепостей или других зданий древности. 2. В каком они положении ныне находятся? Строжайше запрещалось «таковые здания разрушать; что и должно оставаться на ответственности начальников городов и местных Полиций». При возможности «снять с таковых зданий планы и фасады в нынешнем их положении...». Этот циркуляр рассматривается практически всеми отечественными исследователями как первая попытка, предпринятая государством, по составлению Свода памятников. Собранные материалы были обобщены в работе А. Глаголева «Краткое обозрение древних русских зданий и других отечественных памятников», вышедшей в 1839-1840 гг.

Период правления Николая I, получивший в отечественной историографии оценку «эпохи политической реакции», тем не менее был временем значительных социально-экономических и общественно-культурных сдвигов. Как отмечает историк В. А. Дьяков, при Николае I завершилось «формирование национальной идеологии русского общества», которая основывалась на изучении «истоков и специфических черт русской истории и культуры». 
К этому времени внимание к старине и народности стало неотъемлемой частью гражданской добродетели. Народно-освободительное движение, возникшее в ходе Отечественной войны 1812 г., послужило толчком к росту национального самосознания. Связанные с ним идеи патриотизма способствовали привлечению внимания к вопросу о роли России в мировом историческом процессе, превратившемуся затем в вопрос о русской «самобытности», об особом русском пути. 
В царствование Николая I изменилось представление об основной миссии государства, которая теперь заключалась в служении народу. Государственная форма национальной идеологии получила выражение в «теории официальной народности», разработанной президентом Академии наук, министром народного просвещения графом С. С. Уваровым. Возникшие из противостояния официальной идеологии разновидности раннего российского либерализма - западничество и славянофильство, размышляя о путях развития страны, также обращались к изучению ее прошлого. 
Стремление к государственному регулированию исторических изысканий приводило, как и в предшествующее столетие, к их политизации и идеологизации. Осуществление со стороны государства руководства наукой было обусловлено самим принципом устройства научных учреждений, заложенным еще при их основании в XVIII в. 
В отличие от Франции, в России в это время сеть научных обществ еще не была развита. Во второй четверти XIX в. активное проведение археологических раскопок и формирование круга исследователей, занимающихся изучением памятников древности на местах, способствовали созданию археологических обществ. Наиболее значимыми из них были Одесское общество истории и древностей (1839) и Русское археологическое общество (1846). В 1839 г. при Ришельевском лицее по инициативе Н. Н. Мурзакевича и при поддержке генерал-губернатора Новороссийского края и Бессарабии графа М. С. Воронцова было основано Одесское общество истории и древностей. Основными задачами Общества, закрепленными в его уставе, были собирание, описание и хранение всех остатков древностей, открывающихся в Южной России или имеющих к ней отношение; подготовка материалов по истории края на основе географических и статистических сведений. 
Таким образом, во второй четверти XIX в. в России начала складываться определенная система охраны памятников древности, которая находилась под непосредственным контролем императора. Характерно то, что потребность в изучении древностей поднимала вопрос о необходимости их сохранения. В свою очередь, правительственные распоряжения в области сохранения памятников древности определяли исследовательские программы научных обществ и государственных учреждений.

При сравнении процесса формирования системы охраны памятников в России и Франции можно отметить много общего. Прежде всего во второй четверти XIX в. ощущался подъем интереса к национальной истории, национальному прошлому, который был обусловлен не только естественным развитием науки, но и главным образом политическими и социально-экономическими условиями. В России это продолжалось еще на волне национально-освободительного движения, победы над Наполеоном, а затем стимулировалось «охранительной» государственной политикой. Во Франции стремление к восстановлению национального единства, поиск национального сознания также осуществлялись на основе государственной политики. Можно сказать, что правительство и государственные учреждения и той, и другой страны во многом не только инициировали эту деятельность, но и осуществляли руководство и контроль над ее выполнением. Были созданы специальные государственные учреждения, направленные на сбор, изучение и сохранение памятников национальной истории как письменных, так и вещественных. Во Франции это было сделано в более сжатые сроки, в России все же процесс растянулся на несколько десятилетий. Правительство и той, и другой страны понимало, что самостоятельно поставленные задачи не решить и необходима помощь научных обществ, которые стали активно развиваться в это время. Во Франции уже в 1830-е гг. сложилась развитая сеть научных обществ, занимающихся изучением памятников древности. В России такая сеть будет создана только во второй половине XIX в. Следует также отметить значение местной администрации, которая способствовала не только изучению древностей, но и их сохранению, находя источники финансирования этих работ. В качестве общей проблемы можно назвать отсутствие специалистов на местах, что во многом затрудняло выполнение поставленных задач, и прежде всего создание свода памятников, который рассматривался как основная мера их сохранения.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Заключение

19 век характеризуется устойчивым  интересом к национальному культурному  наследию. Уже в 20 – 30-е годы 19 века началась интенсивная, хотя не вполне еще систематическая деятельность по изучению древнерусского художественного наследия, которая получила у современников название «художественная археология».

В целом предпосылки для развития реставрации в России были созданы благодаря новым веяниям в архитектуре и инженерном строительстве, возникших в начале 18 века, вместе с освоением русскими зодчими новых методов строительства и приемов проектирования. Во многом их возникновение было связано с распространением в художественной культуре сначала Европы, а затем и России романтических тенденций, вызвавших научный интерес к тем памятникам прошлого, образы которых могли вдохновить современных художников. Дальнейшее развитие романтического движения и исторической науки привели к активизации усилий в области реставрации древних сооружений.