Предприниматели-меценаты и развитие русской культуры в конце 19-начале 20 век

     В 1888 г. он сам выступил в роли мецената-арендатора. В конце этого года состоялось торжественное открытие Московского общества искусства и литературы (МОИЛ); Станиславский не только подготовил проект договора о создании МОИЛ, но и снял для него помещение в доме Гинцбурга на Тверской на три года за 26,1 тыс. руб.  Помимо аренды, он обязывался привести нанятое помещение в пристойный вид, обновить сцену и бутафорию, купить мебель и т.д. В ответ Общество принимало все эти траты на себя в виде долга, рассматривая их как бессрочный кредит, при неуплате годового взноса долг переносился «на следующие годы, пока он не будет окончательно погашен». Никаких прав для себя лично Константин Сергеевич в этом проекте не оговаривал за исключением приобретения всего имущества МОИЛ в случае прекращения его существования. Несмотря на такие льготные условия, предприятие фактически провалилось: уже в 1890 г. долги Станиславского так выросли, что встал вопрос о закрытии Общества. Но до этого не дошло; решили лишь резко сократить арендные расходы, переехав в маленькую квартирку на Поварской.

     Такой печальный опыт пошел  на пользу будущему делу. Когда  во время знаменитой встречи  22 июня 1897 г. в «Славянском базаре», а затем в письме от 12 июля того же года В. И. Немирович-Данченко предложил К. Станиславскому повести дело "первые годы на свой собственный риск", через антрепризу, то последний ответил 19 июля, отказом: «Наученный горьким опытом, я дал себе слово; никогда не вести театральные дела за свой собственный риск, так как я не имею права этого делать, отчасти потому что я недостаточно для этого богат (мой капитал равняется 300000, которые все целиком находятся в деле), а, во-вторых, потому что я семейный человек...». Станиславский состоял пайщиком и содиректором фабрики товарищества «Владимир Алексеев», он хорошо знал экономическую философию московского купца-мецената и потому предложил создать не театральную антрепризу, а товарищество на паях: в первом случае, как он полагал, купцы "по принципу не будут ходить в театр, а во втором случае только из принципа отвалят кучу денег и пойдут В театр для поддержки "своего дела". Таким образом, Константин -Сергеевич отказывался стать меценатом-антрепрен¹⁶ером, меценатом-арендатором, а предлагал Владимиру Ивановичу Немировичу-Данченко стать меценатами-учредителями, то есть взять на себя безвозмездный труд подготовки учредительных документов акционерного товарищества. И Немирович-Данченко уступил, хотя был не вполне согласен с этой идеей. Вскоре Станиславский показывает ему свой проект устава Акционерного общества «Национальных общедоступных театров», вторая редакция которого была сделана им еще в 1895 г. Уже в августе 1897 г. Немирович-Данченко делает на ней пометки, соглашаясь в принципе с моделью паевого товарищества. В данном проекте зафиксированы цели ¹⁷общедоступных театров, форма их учреждения, состав учредителей, а также капитал в 1 млн. руб. из 10 тыс. акций по 100 руб. каждая. Эти идеи были развиты Немировичем-Данченко чуть позже - в докладе «Московский общедоступный театр», прочитанном на заседании Русского технического общества 15 января 1898 г. В нем получили четкое отражение три цели нового театра - предоставить для небогатых людей за невысокие цены удобные места, вывести сценическое искусство из рутины, дать возможность развиваться молодым силам, получившим театральное образование. Таким образом, Станиславский и Немирович-Данченко внесли интеллектуальный вклад в становление нового театрального предприятия, выступив в роли меценатов-учредителей. Но для создания нового театра требовались и меценаты-пайщики, способные внести первоначальный капитал. Попытки найти поддержку у миллионерши В. А. Морозовой, жены двоюродного брата С. Морозова, а также у других крупных московских купцов не дали результата; без ответа осталось и обращение за помощью в Московскую думу. И здесь остроумный ход нашел Немирович-Данченко, который, хорошо изучив философию купцов-меценатов, знал, что в «московской культурной жизни частная инициатива всегда старалась найти себе опору в каком-нибудь покровительстве». Преподавая в Музыкально-драматическом училище при Московском филармоническом обществе, находящемся под покровительством великой княгини Елизаветы Федоровны, Владимир Иванович тонко использовал высокую публичную оценку своего труда княгиней и сумел привлечь на свою сторону богатых предпринимателей, состоявших директорами Московского филармонического общества. Уже 10 апреля 1898 г. договор об учреждении общедоступного театра был подписан 10-ю пайщиками. Самые крупные вклады были сделаны К. С. Станиславским и С. Т. Мороэовым - по 5 тыс. руб., а В. И. Немирович-Данченко вошел «личным трудом». В числе пайщиков оказались также 5 богатых директоров Общества - Д. Р. Востряков, Н. А. Лукутин, Н. А. Прокофьев, К. К. Ушков и К. А. Гутхейль, а также член Попечительского совета этого же общества К.В.Осипов: их суммарный вклад составлял 13 тыс. руб. Общий капитал будущего театра возрос до 28 тыс. руб., что было достаточно для начала дела. Примечательно, что контракт был заключен "на основаниях приложенной к сему договору брошюры В. И. Немировича-Данченко "Московский общедоступный театр". Таким образом, идеи ¹⁸¹⁹меценатов-учредителей Станиславского и Немировича-Данченко воплотились в форме модели, не имевшей аналогов, - это было акционерное общество без акций, паевое товарищество: из 10-ти пайщиков только 2 представляли сам театр, 8 других были посторонними лицами, собственно меценатами-пайщиками.

     В числе пайщиков значилось  фамилия С. Морозова - человека, которому, по выражению Станиславского, «суждено было сыграть в нашем театре важную и прекрасную роль мецената, умеющего не только приносить материальные жертвы искусству, но и служить ему со всей преданностью...».

   Уже первый сезон МХАТ закончил с дефицитом в 38,9 тыс. руб. Часть этого дефицита была покрыта запасным капиталом в 28 тыс. руб., кроме того; Станиславский отказался от жалованья директора и главного режиссера, что дало еще 7 (2 тыс.; положение оставалось, однако, тяжелым. Оно еще более ухудшилось в третьем сезоне, когда расходы подскочили почти на 100 тыс. руб., а дефицит возрос почти до 80 тыс. руб. Не помогло и повышение цен на билеты, которое увеличило сборы, но зато поставило под угрозу главный принцип театра - общедоступность. И в этот момент Савва Морозов спас театр.

     Морозов принял на себя функции мецената-антрепренера. Первые четыре сезона он являлся самым крупным пайщиком и, кроме того, покрывал отмеченные выше дефициты. В пятом сезоне, когда истек первоначальный трехгодичный контракт, он составил новое трехлетнее "Условие" между пайщиками МХАТ, согласно которому формировалось новое "Товарищество на паях из 15 пайщиков с капиталом в 65 тыс. руб., где самому Морозову принадлежал самый крупный пай в 14,8 тыс.руб., другие же пайщики кредитовались им на весьма льготных условиях. Он оставил за собой должность председателя Правления и право общего контроля за всем ходом дела. Субсидирование же театра он предполагал осуществить в следующей форме: Морозов брал обязательства арендовать дом Лианозова в Камергерском переулке, перестроить сцену и зал под 1200 мест, а затем передать все помещение театру на 3 года с арендной платой 15 тыс. руб. Все свои обязательства меценат выполнил. Театр был перестроен им в фантастически короткий срок - не более чем за полгода, с апреля по октябрь 1902 г., то есть как раз к началу пятого сезона. Ремонт обошелся дорого - в 350 тыс. руб., но в ходе его были осуществлены такие технические нововведения, о которых не задумывались в лучших театрах Запада, - вращающаяся сцена, огромный люк, ²⁰²¹контррампа, особая, осветительная система, управляемая «электрическим роялем», и даже индивидуально оборудованные гримуборные! Успех превзошел все ожидания: в пятом и шестом сезонах театр не только поднялся на новую творческую ступень, но и добился положительного сальдо баланса. Треть полученной прибыли распределялась, по «Условию», между пайщиками как дивиденд, остальная часть пополняла оборотный капитал. Расчет мецената-антрепренера оказался верным: Морозов спас МХАТ от финансовой катастрофы. Однако победа С. Т. Морозова содержала в себе зерно и его будущего поражения. Назревал его разрыв е МХАТ. Впервые это проявилось 8 участившихся конфликтах мецената с В. И. Немировичем-Данченко, в охлаждении его отношений с другими пайщиками, в желании Морозова поддержать М. Ф. Андрееву, которая подала в феврале 1904 г. заявление об уходе из театра. Внутренняя причина разрыва была, однако, в другом -усугублялось противоречие между претензиями мецената-антрепренера на единоличное руководство организационной стороной МХАТ и внутренними законами паевого товарищества, каким и был театр на самом деле. Этот конфликт прорвался 21 апрели 1904 г., когда Немирович-Данченко послал Савве Тимофеевичу проект нового Товарищества для продолжения дела Московского Художественного театра с 15 июня 1905г.: в этом проекте форма товарищества признавалась более предпочтительной, нежели антрепренерская, и Морозову места в нем не нашлось.

     Савва ответил сначала полным  отказом от участия в деле, но после уговоров выдвинул  встречные условия, по которым  соглашался на роль мецената-арендодателя. В письме к В. И. Немировичу-Данченко от 30 апреля 1904 г. он ²²сообщил о повышении арендной платы с 15 тыс. до 25 тыс. руб., что, однако, свидетельствовало лишь об уменьшении субсидии, но не о прекращении ее: учитывая, что затраты на перестройку театра составляли 350 тыс. руб., а срок ²³погашения этой суммы определялся в 9 лет из 4% годовых, Морозов полагал, что полная арендная плата должна была бы составить 40 тыс. руб. Меценатская субсидия составляла, таким образом, 15 тыс. руб. Осенью, 29 ноября, С. Т. Морозов в письме к К. С. Станиславскому и А. А. Стаховичу предложил рассматривать свой пай в 14,8 тыс. руб. либо как заем для Товарищества с обязательством последнего начислять процент, либо как паевой взнос с правом получения на него дивиденда. Все эти предложения были приняты МХАТ, что и было закреплено в «Условии» между 13-ю пайщиками театра и меценатом-арендодателем С. Т. Морозовым от 5 января 1905 г. В нем арендная плата повышалась до 53 тыс. руб. в год, но при этом Морозов брал на себя расходы по страховке, водо- и электроснабжению здания. По сути, договор свидетельствовал о превращении мецената в коммерческого субарендатора, снимающего дом Лианозова для сдачи его в наем Товариществу в целях покрытия убытков от перестройки и получения прибыли. Казалось, меценатский проект Саввы рухнул.

     Но судьба распорядилась иначе.  Смерть Саввы, последовавшая 13 мая 1905 г., то есть спустя 4 месяца после подписания последнего «Условия», освобождала МХАТ от мучительных выплат долга: уйдя из жизни, Морозов оставил театру свой капитал. Поэтому для потомков он остался не арендодателем, а меценатом, благотворителем, чем и заслужил вечную память.

                      Меценаты-коллекционеры: братья Третьяковы и их галерея

     Деятельность братьев Третьяковых  в контексте истории русского  художественного собирательства  конца 19 -начала 20 вв. достаточно  полно рассматривалась в монографии, выпущенной в Ленинграде в  1981 г.

     К началу 19 столетия относится  первая попытка организовать  первую русскую художественную  галерею - Русский музеум. Его  основатель - П. П. Свиньин (1787-1839) - был вынужден в 1829 г. распродать свою уникальную коллекцию из-за денежных затруднении. Предложение Свиньина, сделанное государственной казне в 1829 г., не встретило сочувственного отклика, а в 1834 г. император отказал собирателю, разрешив ему продать коллекцию за границу. Уже после смерти коллекционера часть его картин приобрела Академия наук, часть вошла в коллекцию Ф. И. Прянишникова, а в конечном счете - в Третьяковскую галерею. Но все это произошло помимо воли владельца коллекции.

     Аналогичную судьбу имело и художественное собрание Н. Д. Быкова (1812-1884), которое начало складываться в 30-х годах XIX в. После смерти владельца оно было поделено между наследниками и в значительной своей части распродано с аукциона в октябре 1884 г. Хотя часть собрания Быкова перешла в Третьяковскую галерею и некоторые другие музеи, коллекция как целое перестала существовать.

     Галерея Прянишникова Ф.И - министра, члена Государственного совета,

единственное  русское частное художественное собрание, приобретенное казной: оно  было куплено в 1865 г. за 70 тыс. руб. и оставлено Прянишникову в пожизненное владение. Через 2 года оно было присоединено к собранию Академии художеств, а чуть позже - передано в дар Московскому публичному музею. Подобная заинтересованность правительства объясняется не только высоким художественным значением этой галереи, но и, вероятно, высоким общественным положением ее основателя - Ф. И. Прянишникова, однако, не ставшего меценатом: он продал свою коллекцию государству, следовательно, реализовал значительный материальный интерес.²⁴

     До сих пор речь шла о  петербургских собирателях. Московские  коллекции имели схожую судьбу. Еще в мае 1810 г. по завещанию князя А.М.Голицына была открыта картинная галерея при Голицынской больнице - первый в России публичный художественный музей. Но уже через 6 лет ее наследник - князь С. М. Голицын - принял решение продать ее, чтобы вырученные деньги употребить на расширение больницы.

     Потерпел неудачу на этом поприще  и известный московский купец-собиратель  В. А. Кокорев (1817-1889). Галерея  создавалась им на свои личные  средства и задумывалась очень  широко - как музей старой и  новой, русской и западноевропейской  живописи. Галерея помещалась в  особняке в Большом Трехсвятительском  переулке, оборудованном по последнему  слову музейной техники и ставшем  первым специальным зданием в  Москве. Но в результате финансовых  неурядиц Кокорев был вынужден  продать его и в 1864 г. перевести галерею в свой особняк на Софийской набережной. С этого момента он начал распродавать коллекцию. В 1866 г. он обратился с предложением в Министерство императорского двора купить часть коллекции, в 1869 г имел аналогичные переговоры с П. М. Третьяковым, а в следующем году - с наследником престола Александром Александровичем. Покупатели сделали ряд приобретений, но от «оптовых закупок» отказались. Остатки собрания были распроданы наследниками В. А. Кокорева в 1890-1910 гг., причем многие ценные работы ушли за бесценок.

     Иной оказалась судьба коллекции К. Т. Солдатенкова (1818-1901) -крупнейшего частного собирателя второй половины XIX в., происходившего из среды купцов-старообрядцев Рогожской заставы. Уже в 60-е годы XIX в. его галерея, размешенная в богатом и знаменитом доме Солдатенковых на Мясницкой, стала художественной достопримечательностью столицы. В 90-х годах, к концу жизни перед Солдатенковым встала та же проблема, что и перед большинством русских коллекционеров: что делать со своим собранием? Он решил этот вопрос иначе, чем предшественники, завещав свою обширную библиотеку и около 300 живописных произведений, в том числе 230 русских картин, Румянцевскому музею. Таким образом, в лице Кузьмы Терентьевича Соддатенкова мы видим одного из первых классических русских меценатов, создавших коллекцию и бескорыстно, по завещанию, передавших ее обществу. Солдатенков потерпел неудачу лишь в одном - ему не удалось создать собственной галереи, которая смогла бы обессмертить его имя. Эта удача выпала на долю братьев Третьяковых, явивших миру высочайший образец- русского меценатства.  Экономическая философия меценатов Третьяковых лучше всего проявилась в их завещаниях. Первое завещательное письмо Павла Михайловича было написано им в возрасте 28 лет, 17 мая 1860 г. в Варшаве. Из всего принадлежащего ему капитала в 266 тыс. руб. Павел Михайлович завещал отдать 150 тыс. руб.- на устройство в Москве "художественного музеума или общественной картинной галереи". Входная плата в галерею должна была составлять 10-15 коп. серебром, причем сборы, по мысли завещателя, должны были "откладываться в запасный капитал галереи и приращиваться процентами, сколько можно выгоднее". Треть от общего капитала Третьяков предполагал потратить на закупку коллекции Ф. Прянишникова, которая должна была соединиться с третьяковским собранием и образовать ядро галереи. На большую часть оставшейся суммы должно быть организовано "общество любителей художеств, но частное, не от правительства, и главное, без чиновничества": это общество должно было в будущем управлять галереей, купить для нее дом, приобретать новые произведения и т.д.

     Через 28 лет, 16 ноября 1888 г. свое завещание пишет Сергей Михайлович Третьяков. В нем он присоединяется к брату в его решении передать Московской городской думе дом Третьяковых и находящуюся в нем коллекцию, но на условиях Павла Михайловича; кроме того, Сергей Михайлович дарил Московской городской управе 100 тыс. руб., проценты с которых должны были использоваться для закупки произведений русских художников в целях пополнения коллекции. Это завещание было оглашено через 4 года - 25 июля 1892 г., когда скончался Сергей Михайлович; через месяц Павел Михайлович пишет заявление в Московскую городскую думу, в ²⁵котором подтверждает совместное с братом решение о передаче собрания Москве и выдвигает ряд условий Думе: сохранить за своей семьей право использовать жилые помещения в доме, оставить за собой место пожизненного попечителя галереи, обеспечить бесплатное посещение галереи не менее 4-х раз в неделю и пр. Всего две недели потребовалось, Думе, чтобы принять дар на условиях мецената: галерея стала государственной, но в названии сохранила память о создателях - стала Третьяковской.

     Через 4 года, 6 сентября 1896 г., незадолго до смерти Павел Михайлович пишет второе и последнее завещание, в котором вносит «сто тысяч рублей для употребления процентов на ремонт Галереи, сто двадцать пять тысяч рублей на приобретение на проценты с этой суммы живописных и скульптурных художественных произведений для пополнения коллекции...» Через 8 месяцев, однако, меценат делает приписку к завещанию, направляя указанную сумму в 125 тыс. руб. не на пополнение собрания, а «на ремонт и содержание галереи, совместно с суммою выше сего назначенною».

     В чем же особенности меценатства  братьев Третьяковых, какова их  экономическая философия? Они  вынесли на своих плечах и  сохранили для потомков русскую  национальную школу живописи, совершив  этим, как уже говорилось, "колоссальный, необыкновенный подвиг". В отличие  от своих предшественников они  с самых первых шагов отказались  от использования коллекции в  коммерческих целях, - ими была  поставлена цель подарить ее Москве, России. Собирание произведений русского изобразительного искусства практиковалось и до них, - достаточно вспомнить коллекции Свиньина и Прянишникова, но только Третьяковым удалось собрать целостную, представительную, всестороннюю, характер-ную коллекцию. Завещав ее Москве, они повторили шаг Солдатенкова, но в²⁶ отличие от него создали собственную галерею, обессмертив свое имя и дело.

     Вместе с тем это деяние  русских меценатов не следует  чрезмерно идеализировать, - ведь  они были предпринимателями, людьми  с практической сметкой. Их  взгляды прошли сложную эволюцию, которую легче всего проследить, сопоставляя завещания братьев Третьяковых. В первоначальном замысле "музеум" должен был быть исключительно общественным, в окончательном варианте - общественно-государстве-нным, находящимся под контролем Московской думы, нос выполнением ряда ограничительных условий: всем делом должен был руководить общественный попечитель, состав коллекции должен был остаться постоянным, помещения галереи не могли сдаваться в аренду и т.д. Эта модель была разработана Павлом Михайловичем в 1860-1888 гг., ибо уже в завещании Сергея Михайловича она зафиксирована вполне определенно: Третьяков боялся формалистических тенденций, которые, как он думал, несут угрозу целостности коллекции. Продуманность плана Третьяковых, их бескорыстие и патриотизм обусловили успех их проекта. В Положениях об управлении галереей, утвержденных Московской думой в июне 1899 г. и в октябре 1904 г., все пожелания братьев касательно попечителей и организации работы музея были учтены. Позже, в 1913-1916 гг., новый попечитель И. Э. Грабарь несколько изменил экспозицию, галерея пополнилась новыми произведениями, здание подвергалось реконструкции, но главная идея Третьяковых осталась - в Москве работала общественная русская национальная галерея. В наши дни, когда перед руководством галереи появляется соблазн повысить входную плату или включить в состав коллекции чужеродные произведения, следует чаще обращаться к завершениям основателей галереи: их экономическая философия, как мы надеемся, поможет определить облик настоящей и будущей Третьяковки. Подводя итог нашему исследованию экономической философии великих русских меценатов конца ХIX - начала XX вв., отметим их решающую роль в развитии отечественного предпринимательства и культуры. По своему характеру - это фигуры трагические: передача огромных сумм из коммерческого сектора в некоммерческий бросала вызов миру бизнеса и законам рыночной экономики, а это неизбежно влекло за собой зависть, насмешку, остракизм со стороны коллег-предпринимателей, а иногда - опасность разорения. Даже мир культуры и искусства не всегда правильно принимал и оценивал эти жертвы: ведь для получения даров надо было, как вспоминал В. И. Немирович-Данченко, "унижаться в гостиной... людей, которых мы, говоря искренно... не уважали, - ни их, ни их капиталов". И меценаты чувствовали этот холод, но лучшие из них все-таки шли на жертвы из интересов культуры в целом, ее будущих творцов и исполнителей. ²⁷