Лаокоон, или О границах живописи и поэзии

Важнейшими функциями философии  являются мировоззренческая и гносеологическая функции. В определенной мере проявления этих функций обнаруживается во всех феноменах которые подвергаются философскому осмыслению. В этом контексте  анализ истины в любой сфере жизнедеятельности человека относится к числу «вечных» философских проблем, и потому его актуальность не требует дополнительного обоснования. В философской традиции та или иная интерпретация истины в искусстве обычно определялась тем как трактуется само искусство. Искусство, как его понимает сегодня философия постмодернизма, подлежит не познанию, а интерпретациям, количество которых признаётся неограниченным. Плюрализм интерпретаций означает, что не может быть истинной или ложной интерпретации искусства. Это, в свою очередь, ставит под вопрос не только необходимость, но и возможность применения понятия «истина» к искусству.

Согласно Лессингу, ложное есть «нечто распадающееся внутри самого себя», это и есть принцип так называемого  современного искусства - принцип отрицания нормы, идеала, истины. Эстетика современного искусства выдвигает на первый план не красоту реальных форм, а горечь и сарказм голого отрицания. Сегодня в искусстве художник-творец пренебрегает истиной, которую согласно тому же Лессингу, искусство призвано раскрывать в чувственной форме.

С упадком гуманизма и красоты  исчезает питательная почва для  искусства. Ведь оно - реальность эстетического  идеала, который состоит в предметном развертывании богатства человеческой сущности, в действительном воплощении свободы человека в предметном и общественном мире, в полной гармонии индивида и природно-общественного целого.

В подлинном искусстве мы обретаем свою истинную сущность. Истина, содержащаяся в искусстве, помогает человеку духовно  обогатиться, постичь всю глубину мироздания и оценить его как некое целое и прекрасное. Художественная истина - это истина специфическая, отличная от научной истины, прежде всего тем, что она способствует становлению духовности, обретению ценностей бытия, ценностей духа, таких как Истина, Добро, Красота. Такая истина способствует удовлетворению высших духовных потребностей человека, его духовному росту.

Подход к искусству как лишь к внешнему подобию своей эпохи  стирает грань между реализмом  и натурализмом. Будучи художественным познанием мира, искусство не является иллюстрацией или наглядным комментарием к историческим событиям.

На мой взгляд, без понимания  проблемы «истины в искусстве» не может быть всестороннего, целостного учения об истине, не возможно адекватное осознание объективно складывающейся в каждой культуре системы духовных ценностей - художественно-эстетических, нравственно-этических, мировоззренческих.

Прогресс искусства и его  авторитет в обществе определяется достигнутым уровнем культуры, тем, насколько жизнедеятельность людей становится содержательной, творческой, эстетически выразительной и насыщенной. Как мне представляется, это возможно лишь тогда, когда люди имеют дело с подлинным искусством, искусством в его сущностных проявлениях. Понять и осмыслить последнее невозможно без соответствующего философского анализа истины в искусстве, в том числе, в искусстве изобразительном.

Готхольд Эфраим Лессинг (1729--1781) -- драматург, публицист и баснописец -- наибольшее влияние на мировую  литературу оказал своими теоретическими работами. Уже в «Письмах, касающихся новейшей литературы» (1759--1765) Лессинг начал борьбу против авторитета Готшеда, который, по его мнению, стремился лишь офранцузить немецкий театр. Лессинг считает, что более плодотворным для немцев был бы пример не французской придворной сцены, а английской драмы, и прежде всего Шекспира.

Во времена непререкаемого авторитета французского классицизма полемически  звучали слова Лессинга: «Шекспир как трагический поэт значительно  выше Корнеля», хотя он «почти не знал древних», «Шекспир ближе древним по своей сущности, а Корнель -- механической структурой».

Лессинг озабочен судьбами национальной литературы, и задачи ее он мыслит как  просветитель, остро ощущающий окружающее политическое убожество и социальную неустроенность. О насущных задачах немецкой литературы речь идет в трактаке «Лаокоон, или О границах живописи и поэзии» (1766) -- программном документе немецкой эстетики эпохи Просвещения.

Лессинг исследует здесь особенности  самого подхода к отображению  действительности в изобразительном искусстве и в литературе, устанавливает отличительные черты двух видов искусства: предмет живописи и скульптуры -- телам, предмет поэзии -- движение. Он оспаривает известное положение Горация: «Да живописует поэзия». Лессинг ссылается на античную литературу. Гомер, например, избегал описаний. Он изображал действие: не щит, а его изготовление, не корабль, а его постройку. Даже красота Елены дана не в описании, а рассказано, какое впечатление она производит на окружающих. Монтескье Ш. О духе законов. - М., 2002. С. 89. Живописец и скульптор, фиксируя только один момент, неизбежно стоят перед выбором: какой момент выбрать? Разве могут они изобразить, например, разгневанную Венеру? «Венера, волнуемая местью и яростью, представляется художнику чистым противоречием, ибо любви как любви не свойственны ни гнев, ни мщение». А для поэта здесь открываются неограниченные возможности. «Для поэта Венера есть также любовь, но вместе с тем и богиня любви, имеющая, кроме этого своего основного характера, и свои собственные индивидуальные черты, и, следовательно, способная поддаваться как отталкивающим, так и привлекательным страстям». Не может быть предметом изобразительного искусства, по мнению Лессинга, и безобразное. Скульптура и живопись стремятся к воплощению прекрасного. Поэзия не связана этим условием. Пример с Венерой -- это аргумент против раскрытия образа героя одной, определяющей чертой. Лессинг борется за индивидуализацию образа, за богатство и многосторонность человеческих характеров. Его не удовлетворяет и одностороннее стремление к изображению прекрасного, идеального. Право поэзии на изображение безобразного -- это прежде всего право критиковать безобразные стороны окружающей действительности.

В набросках продолжения «Лаокоона» Лессинг не переставал заниматься проблемой героя. Он не только варьирует, но и углубляет здесь мысль о разгневанной Венере. Лессинг обращается к примеру Мильтона, которого упрекали в том, что он сделал героем «Потерянного рая» Сатану и заслонил им образ Бога, менее выразительный и яркий в поэме. Лессинг объясняет смысл такого соотношения двух фигур в произведении: дело не в том, что Мильтон представил Сатану «слишком сильным и отважным». Но Богу Мильтона «не нужны те усилия, которые приходится прилагать для достижения своих намерений Сатане, и он остается безмятежным и спокойным перед лицом самых яростных действий и предприятий своего врага». Вот это спокойствие и оказывается непоэтичным. Вновь и вновь Лессинг подчеркивает активную, преобразующую роль литературы. По его словам, в поэзии «красота требует не покоя, а прямо противоположного состояния... действия же являются тем более совершенными, чем более проявляется в них разнообразных и противодействующих друг другу побуждений». Как бы продолжая эту мысль о «противодействующих побуждениях», в другом наброске Лессинг говорит об «идеале действий». Он требует от литературы динамического изображения жизни. Эстетический идеал, по его мнению, связан не просто с положительным, спокойно-торжествующим совершенством, а с борьбой, сопротивлением, напряжением сил, проявлением незаурядной воли и энергии. Ход размышлений Лессинга здесь отвечал основному направлению просветительской эстетики второй половины XVIII в. Именно поэтому «Лаокоон» оказал такое большое и плодотворное влияние на литературную мысль последующих десятилетий. Он произвел «потрясающее впечатление» на молодого Гете, о чем он писал в автобиографии «Поэзия и правда». Монтескье Ш. О духе законов. - М., 2002. С. 97.

Идеи, высказанные Лессингом в  «Лаокооне», активно содействовали утверждению принципов просветительского реализма в немецкой литературе XVIII в.

Понятен большой интерес Лессинга к проблемам драматургии, наиболее действенного вида искусства, с точки  зрения просветителей. «Эстетика Просвещения  есть по преимуществу эстетика театра... Вольтер, Дидро, Лессинг, Мерсье пишут свои эстетические трактаты в первую очередь о театре и для театра» (В. Р. Гриб).

Лессинг принял участие в работе созданного в 1767 г. Гамбургского национального  театра. Это был первый постоянный театр в Германии, и Лессинг, ставший его литературным консультантом, публикует серию рецензий о спектаклях, составившую позднее книгу «Гамбургская драматургия» (1767--1768). Как и Дидро во Франции, он борется за театр жизненной правды, настойчиво пропагандирует жанр мещанской драмы, добиваясь демократизации немецкой сцены. Но в отличие от французского просветителя он более резко и решительно отвергает классицизм. Здесь особенно сказались два обстоятельства. Во-первых, в Германии классицистический театр был преимущественно подражательным, и борьба против французского влияния становилась первым условием формирования национального театра. Во-вторых, классицизм в Германии получил в эти годы распространение на придворной сцене и приобрел ярко выраженную аристократическую окраску, поэтому борьба против классицизма стала носить отчетливо антифеодальный характер. Лессинг не только полемизировал против известного положения поэтики Буало («изучайте двор»), но и полностью отвергал претензии немецких княжеских резиденций: «Двор вовсе не такое место, где поэт может изучить природу».

Дидро понимал прогрессивное значение трагедии Вольтера, и борьба за мещанскую  драму была для него не столько  отрицанием Вольтера, сколько дальнейшим развитием идей просветительского  театра. Лессинг непримирим в своем отношении к классицизму. В его статьях выдвинута программная антитеза: «Вольтер -- Шекспир». «Сама любовь диктовала Вольтеру его «Заиру», -- говорит один учтивый критик довольно любезно. Он сказал бы вернее, галантность. Я знаю только одну трагедию, которую внушила любовь, -- это «Ромео и Джульетта» Шекспира». Острота полемики против классицизма объясняет, почему в Германии раньше, чем в других странах, стал широко популяризироваться Шекспир.

Лессинг борется за демократизацию языка драмы. По его мнению, «изысканная напыщенность, чопорная речь несовместима с чувством. Она не служит истинным его выражением и не может его вызвать. Но чувство вполне мирится с самыми простыми, обыкновенными, даже пошлыми словами и выражениями».

Таким образом, содержание «Гамбургской драматургии» не сводится к полемике с классицизмом. Лессинг поднимает широкий круг вопросов, связанных с задачами развития немецкого театра. Как и все просветители, он настаивает на активной, воспитательной функции драматических произведений. Театр, по его словам, должен быть школой нравственности.

«Когда гений создает характеры, он имеет целью: научить нас, что  мы должны делать и чего не делать; ознакомить нас с особенной сущностью  добра и зла, приличного и смешного, показать нам красоту первого... выяснить безобразие последнего».

Касаясь пьес с историческим сюжетом, Лессинг напоминает, что цель театра состоит совсем не в том, чтобы  «хранить воспоминания о великих  людях» -- «на то есть история». Перед  автором трагедии, по его словам, стоит цель философская, а не историческая: дело не в том, чтобы в театре узнавать, что сделал тот или иной человек, «но что сделает каждый человек с известным характером при известных данных условиях». Лессинг тем самым приходит к постановке проблемы типического характера, делая важный шаг вперед по сравнению с Дидро. Трудность для теоретика состояла в том, как сочетать типичность («насыщенность») образа с его «обыкновенностью», -- диалектика всеобщего и единичного уже нащупывалась Лессингом, но не могла быть ясно сформулирована.

В своих теоретических посылках Лессинг постоянно опирается  на Аристотеля. Ссылка на непререкаемый  авторитет античности парадоксально  сближает Лессинга с теоретиками  классицизма, но совершенно очевидно, что Лессинг, апеллируя к древним, добивается совсем других целей. Те или иные положения Аристотеля интерпретируются так, чтобы утверждать новые художественные принципы -- программу просветительского реализма, обосновывать право немецкого писателя на создание национальной литературы, отвечающей насущным интересам своего времени. Юм Д. Трактат о человеческой природе. Сочинения в 2 т. - М., 2002. С. 189.

Этот путь Лессинг указывает  не только как философ-эстетик, но и  как художник, основоположник немецкой просветительской драмы. Первой значительной пьесой, если не считать юношеских опытов, была мещанская драма «Мисс Сара Сампсон» (1755), в известной мере еще подражательная. Сентиментальная третьесословная история представлена весьма прямолинейно -- образы обрисованы односторонне (ангелоподобная Сара, ее соперница -- злодейка Марвуд и т. д.). Но шаг был сделан важный: английский купец в качестве героя сменил готшедовского античного Катона. Дидро отметил эту заслугу неизвестного тогда автора знаменательными словами: «...германский гений уже обратился к природе».

Немецкий национальный сюжет был  представлен в комедии «Минна фон Барнхельм, или Солдатское счастье» (1767). Действие происходит в год окончания  Семилетней войны (1763), и коллизия, представленная в пьесе, по словам Гете, «выхвачена из подлинной жизни». В истории майора Телльхейма, уволенного королем в отставку без пенсии, раскрываются многие стороны общественной жизни и быта Германии тех лет. Телльхейм представлен как прямолинейный, мужественный, честный человек. Именно поэтому он стал жертвой интриг недоброжелателей.

В критике уже не раз отмечалось, что, изображая любовь саксонки Минны  и пруссака Телльхейма (Пруссия и  Саксония только что были противниками в войне), Лессинг опосредованно  выражает мечту об единстве немцев. Новаторским был образ Минны. Энергичная, настойчивая, она с большим достоинством борется за свое счастье. И в развитии сюжета высвечивает просветительская идея: счастье не в титулах, не в знатности, не в богатстве -- оно в личных достоинствах человека.

Высокие добродетели честного бюргера были, конечно, недостаточны для осуществления широкого демократического обновления Германии. В поздних своих драмах Лессинг поставил более серьезные и острые проблемы общественной жизни. Но заслуга драматурга в «Минне фон Барнхельм» была несомненной -- он вывел на подмостках театра нового, третьесословного героя. «Назначение искусства -- избавить нас в царстве прекрасного от абстрагирования», -- писал Лессинг в «Гамбургской драматургии». Абстрактным был для Лессинга этический пафос классицизма. Категории морали должны получить конкретный смысл. В драме носителями ее становятся рядовые немцы, не только офицер Телльхейм, но и его слуга Юст, бескорыстный и справедливый, презирающий стяжателя -- хозяина гостиницы. Юм Д. Трактат о человеческой природе. Сочинения в 2 т. - М., 2002. С. 199.

Таким образом, «Минна фон Барнхельм» открыла путь реалистической драме  на немецкую сцену. С ней преемственно связаны социально-бытовые пьесы  Я. Ленца, Г. Л. Вагнера и других писателей  «Бури и натиска». А под пером молодого Шиллера мещанская драма, осложненная большим социальным конфликтом, приобрела мировое значение.