Правление Суллы и его итоги

Цинна обратился к  войскам Аппия Клавдия, осаждавшим Нолу. Он заявил, что низложен незаконно, и призвал оказать ему поддержку. Солдаты Клавдия перешли на его  сторону. Затем он начал объезжать италийские города, не без успеха уговаривая их помочь ему. Его армия начала расти. Сенат, в свою очередь, призвал на помощь легионы Помпея Страбона из Пицена, а затем и Метелла Пия из Самния. Последнему было велено заключить мир с самнитами, но те выдвинули неприемлемые для римлян условия и лишили сенат своей поддержки. Что же касается Помпея, то он хотел, чтобы ему гарантировали вторичное избрание в консулы. Сенат и здесь проявил «принципиальность». В итоге командующий пиценской армией отказался от активных боевых действий и тем дал возможность Цинне набрать силу [1, с 427].

Узнав о происшедшем, Марий, который тем временем успел  побывать на Сицилии и затем высадился  в Африке, переправился на остров Керкину, а оттуда в Италию. По дороге он набрал отряд в шесть тысяч добровольцев, в том числе и рабов. Цинна отправил ему приглашение присоединиться к нему – старый полководец пользовался огромным авторитетом и у римлян, и у италиков, а потому лучше было сделать вид, что он лишь следует за законным консулом Цинной, а не идет возглавить все движение. Впрочем, Марий как будто и не стремился к первенству – он не принял знаков проконсульской власти, которые прислал ему Цинна, и подчеркнуто починился ему [1, с. 427-428].

Однако именно Марий  взял на себя руководство операциями по блокаде Рима. Близлежащие города были захвачены, «Вечный город» наглухо отрезан от подвоза продовольствия. К осаждающим присоединились самниты, чьи условия Цинна принял. После нескольких сражений защитники Рима перешли к пассивной обороне. В их войсках началась эпидемия, от которой умерло, по данным античных авторов, 17 тысяч человек, в том числе и не спешивший воевать Помпей Страбон. Его воины, ветераны Союзнической войны, не пожелали подчиняться бездарному консулу Октавию, а Метелл Пий, к которому они явились с просьбой принять их под свое начало, велел им возвращаться под командование консула. В итоге они перешли на сторону Цинны. Метел признал последнего законным консулом, из-за чего Октавий обвинил его в измене. В ответ Метелл удалился из Рима, предоставив принципиального Октавия своей участи. Сенат вынужден был в этих условиях сдаться на милость Цинны, который обещал, что по его приказу не будет казнен ни один человек, но посоветовал Октавию удалиться из города во избежание трагических «недоразумений». После этого осаждающие вступили в Рим. Правда, Марий отказался войти с ними, поскольку не было отменено решение о его изгнании, но Цинна через комиции быстро исправил это «упущение» [1, с. 428-429].

Как и следовало ожидать, победители начали чинить расправу над сторонниками Суллы. Одним из первых погиб Гней Октавий, отказавшийся бежать из Рима.

Та же участь постигла и Гая Юлия Цезаря Страбона Вописка, неудачно претендовавшего на консулат в конце 89 года, а также героя  Союзнической войны консула 90 года Луция Юлия Цезаря. Во избежание казни пришлось покончить с собой консуляру и триумфатору Публию Лицинию Крассу и его сыну, тогда как еще один его отпрыск, Марк Красс, будущий победитель Спартака и триумвир, сумел бежать. Бывший приятель Мария, выдающийся оратор Марк Антоний, спрятался у одного из своих клиентов, но раб гостеприимного хозяина проговорился об этом, и в убежище Антония нагрянули солдаты. По легенде, он так заворожил их своим красноречием, что они никак не решались исполнить жестокий приказ, пока не явился их командир, военный трибун Анний. Он недрогнувшей рукой убил оратора, отрубил ему голову и доставил ее Марию. Погибли и другие, менее известные лица – Публий Корнелий Лентул, Атилий Серран, Марк Бебий, Гай Нумиторий. Головы убитых сенаторов выставлялись на рострах, пример чему подал Сулла, поступив так с головой Публия Сульпиция. Античные авторы особенно возмущаются бесчинствами бардиеев – «гвардии» Мария из числа бывших рабов. Они грабили и убивали своих господ и насиловали их жен и дочерей [1, с. 429-431].

Свой успех Марий  и Цинна закрепили «избранием»  себя в консулы. Победитель кимвров  мог радоваться: еще никто из римлян не был консулом семь раз! [11, с. 248].

Марий «отмстил всей своре  аристократов, которая отравляла  ему радость побед и подливала горечь к его поражениям. За каждый булавочный укол он мог отплатить ударом кинжала», – писал выдающийся немецкий историк Теодор Моммзен [13, с. 71]. Однако он мстил не только за обиды былым врагам, но и за «предательство» прежним друзьям – Катуллу, Антонию, Цезарям. Суллу объявили врагом римского народа. Его дом разрушили, имущество конфисковали. Законы Суллы были отменены.

Произошедшее повергло римскую элиту в шок. Античные авторы поносили Мария и Цинну  за жестокость, перечисляли имена убитых, рассказывали подробности расправ. Возникает впечатление, что погибли тысячи людей. Однако это не так. Просто никогда еще террор не обрушивался на нобилитет и вопреки воле сената – одно это казалось кощунством. Неудивительно, что имена Мария и Цинны были обречены в античной литературе на брань и поношение. Кроме того, сторонники Суллы были заинтересованы в преувеличении масштабов марианской резни, чтобы оправдать последующий сулланский террор. Но даже симпатизировавший Сулле Веллей Патеркул признавал: «Ничто не было бы более жестоким, чем эта победа [Мария], не последуй за ней вскоре сулланская» [2, с. 96].

Следует заметить, что  в сравнении с Суллой марианцы пока проигрывали: он ограничился расправой  лишь с несколькими людьми и быстро прекратил бесчинства солдат, сейчас же произошло по-другому. Причем насилия творили, вместе с прочими презренные рабы, а их жертвами становились, иногда те же нобили.

Однако дни Мария  были сочтены. Ему уже перевалило за семьдесят, а испытания последних месяцев могли бы сломить и более молодых. Пока шла борьба, старый полководец держался на нервах. Но когда все кончилось, силы стали покидать его; у старика начался плеврит. 13 января 86 года его не стало.

Казалось бы, можно вздохнуть  свободно – страшный старик, не думавший ни о чем, кроме мести, умер. Террор прекратился. Бесчинствовавших бардиев по приказу Цинны окружили отряды Сертория и без жалости перебили [1, с. 432].

Однако смерть Мария означала почти  неминуемый разгром врагов Суллы, которых условно называют марианцами или циннанцами. Никто из их лидеров не мог на равных противостоять Сулле, и из-за отсутствия не только военных талантов, но и должного авторитета. Но это станет ясно лишь четыре года спустя.

Хотя репрессии в начале 86 года прекратились, кое-кто из нобилей  предпочел уехать к Сулле – Гай Антоний, Луций Манлий, Мунаций Планк, а также, возможно, Марк Теренций Варрон Лукулл, Марк Юний Силан, Гней Корнелий Долабелла, Публий Сервилий Ватия, Квинт Лутаций Катул – сын консула 102 года. Но многие предпочли отбыть в другие края: Метелл Пий – в Африку, Марк Красс – в Испанию, Марк Цецилий Корнут – в Галлию. В Риме остались такие уважаемые люди, как Квинт Муций Сцевола, Квинт Марций Филипп, Марк Перперна, Луций Валерий Флакк. Невзирая на резню, учиненную марианцами, отношение к Сулле лучше не стало, и вряд ли его в тот момент всерьез считали защитником дела знати. Все жаждали покоя, и циннанский режим его обеспечивал. Мирились даже с тем, что Цинна, подобно Марию, избирался в консулы год за годом – с 86-го по 84-й.

На место умершего Мария был избран Луций Валерий Флакк. Именно он провел закон, призванный смягчить остроту долгового вопроса: разрешалось избавиться от долга, заплатив его четверть, причем не серебром, а медью. Веллей Патеркул назвал этот закон «позорнейшим», отражая очевидно, мнение финансистов [2, с. 173]. Другие же отзывались о нем благосклонно, считая его заботой о плебсе. К тому же он позволил государству выплатить значительную часть своих долгов. Хотя эта мера была достаточно суровой и вызвала возмущение кредиторов, она позволила хоть как-то сдвинуть долговой вопрос с мертвой точки. Конечно, финансисты получили лишь малую долю того, на что претендовали. Но, во-первых, они и без того достаточно наживались на ростовщических операциях, а во-вторых, получили хоть что-то, тогда как прежде им не платили ничего.

В то же время Цинна и его соратники  взяли курс на стабилизацию денежного  обращения, которое было дезорганизовано  из-за массы недоброкачественных  монет. Вскоре после установления нового режима заведовавшие чеканкой Луций и Гай Меммии наладили выпуск полноценной монеты. Кроме того, претор Марк Марий Гратидиан в 86 году издал эдикт о введении твердого курса денежного обращения, за что благодарные сограждане установили на многих улицах Рима его статуи, перед которыми жгли восковые светильники. Этот эдикт предотвращал дальнейшую девальвацию, что служило своеобразной компенсацией финансистам за закон Валерия Флакка. Но он был выгоден и простым людям, которые получали жалованье в звонкой монете – солдатам, наемным рабочим и т. д. Этим, очевидно, и объясняется чрезвычайная популярность Мария Гратидиана в Риме [11, с. 251].

Еще одной проблемой, стоявшей перед  новым режимом, были отношения с  италийскими союзниками. Цинна добился  их поддержки в обмен на обещание распределить их по 35 трибам, в результате чего они получили бы преобладание над «старыми» гражданами за счет численности. Настало время выполнять обязательства. Многие историки считали, что марианцы не спешили с этим. Но косвенные данные позволяют заключить, что новый режим все же сдержал слово.

Новый режим подчеркивал единение Рима и Италии, а также наступление  эры процветания. На монетах того времени мы видим похищение сабинянок  – напоминание о слиянии римлян и сабинян; Януса – бога-«иммигранта», покровителя иноземцев; Феронию – сабинскую богиню свободы; Тита Тация, сабинского царя и соправителя Ромула – пример того, что и чужеземцы могут добиться в Риме высокого положения; четвертого римского царя Анка Марция, который, согласно легенде, даровал  римское гражданство многим латинам; Викторию – олицетворение мира и согласия; Аполлона, воплощавшего в глазах италиков мир, безопасность и культуру; Вакха, которого чеканили на своих монетах повстанцы во время Союзнической войны.

Самой трудной проблемой для  нового правительства был Сулла. Руководители режима понимали, что нельзя дать ему самостоятельно победить Митридата – он вернется в Италию как спаситель отечества, тогда как циннанцам будет нечем подтвердить свое умение защищать Рим. На войну с Митридатом марианцы отправили Валерия Флакка со своим войском. Но поскольку многие воины марианской армии перебежали к Сулле, полководец не решился вступить с ним в сражение, да и с Митридатом не рискнул искать встречи на Балканах, а поторопился перебраться через Македонию на территорию Малой Азии. Там в его войске вспыхнул мятеж. Флакк был убит. Новый командующий Гай Флавий Фламбрия разбил Митридата у Пропонтиды и передвинулся на территорию римской провинции Азии.

Потерпевший поражение в двух битвах и напуганный назревавшим в греческих городах недовольством его властью Митридат обратился к Сулле с предложением мира. Желание поскорее вернуть себе захваченную марианцами Италию заставило Суллу это предложение принять. Осенью 85 г. Сулла и Митридат встретились в городе Дардане и договорились о прекращении военных действий. Митридат обязался очистить все захваченные им территории, уплатить контрибуцию в три тысячи талантов, передать римлянам часть флота и возвратить на родину хиосцев, угнанных им после подавления восстания на Хиосе в Колхиду.

После этого Сулла подступил  к Фиатирам, где стояло войско Фимбрии. Сулла потребовал от марианского полководца передать ему армию, которой он командует не по закону. Фимбрия не остался в долгу и с издевкой отвечал, что Сулла тоже командует не по закону. Воины Суллы стали окружать лагерь фимбрианцев, которые начали перебегать на их сторону. Фимбрия созвал сходку и убеждал воинов не покидать его, но те заявили, что не будут воевать с согражданами, после чего он, как уверяет Аппиан, бросился им в ноги, чем вызвал еще большее отвращение [1, с. 337].

Число перебежчиков выросло, и Фимбрия  будто бы стал подкупать командиров, а затем собрал их и потребовал, чтобы подчиненные поклялись  ему в верности. Но когда глашатай вызвал ближайшего помощника полководца, Нония, тот отказался присягать. Фимбрия обнажил меч и хотел убить непокорного, но со всех сторон поднялся крик, и полководец отказался от своего намерения. Он будто бы подослал во вражеский лагерь раба, соблазнив его деньгами и обещанием свободы, и приказал ему убить Суллу. Но раб выдал себя нерешительностью, был схвачен и во всем сознался. Тогда сулланцы стали поносить Фимбрию. Фимбрия пытался вызвать Суллу на переговоры, но тот не явился сам, а прислал к нему Рутилия Руфа. Это обидело Фимбрию. Он будто бы стал просить простить ему ошибки, совершенные по молодости лет, и Рутилий обещал ему беспрепятственный проход до побережья, если тот хочет отплыть из Азии. Тогда Фимбрия заявил, что «у него есть другая, лучшая дорога, удалился в Пергам и, войдя в храм Асклепия, поразил себя мечом. Так как этот удар был для него неудачен, он велел своему рабу прикончить его. Раб убил своего господина, а за господином и себя» [1, с. 337-338].

Рассказ этот явно основан  на свидетельствах недругов Фимбрии, а  потому многие его детали вызывают сомнение. Выходит, что воины последнего исключительно по собственному желанию стали перебегать на сторону Суллы. Аппиан не забывает упомянуть о том, что Фимбрия пытался подкупить своих воинов, но умалчивает об аналогичных действиях его врага [1, с. 337]. Однако будущий диктатор неплохо умел агитировать вражеские войска, не гнушаясь и подкупом – с этим мы еще столкнемся. Очевидно, то же имело место и сейчас, но об этом источник Аппиана, дружественный Сулле, по понятным причинам упоминать не стал. Причем подкупать нужно было не все войско, а наиболее авторитетных центурионов.