Русь и ее южные соседи в 10 - 13 веках

Очередной набег  летопись фиксирует в 1068 г. (стб. 156), когда многочисленная половецкая конница снова появилась в пределах Переяславского княжества. Три князя — Изяслав, Святослав и Всеволод, объединив свое воинство, попытались воспрепятствовать проникновению половцев в глубь русских земель. На речке Льте русское войско было разгромлено, и кочевники рассеялись на огромной территории до Чернигова. Верные своей излюбленной тактике, они, как правило, не занимались осадой и взятием городов, а разоряли сельскую округу, забирая скот и угоняя пленных. Положение было столь серьезным, что сбежавшееся в Киев окрестное население, уже не надеясь на князя, потребовало у него оружия и коней для организации отпора. По сути, речь шла об организации народного ополчения. Изяслав на это не согласился. Положение спасли энергичные и отчаянные действия Святослава, увидевшего половецких всадников уже под Черниговом. С 3-тысячной дружиной он не побоялся вступить в бой с 12-тысячным войском противника, разбил его и пленил половецкого хана (стб. 161). 

Через три года, в 1071 г., половцы напали на русские  земли днепровского правобережья в  районе р. Рось, опустошив окрестности городов Ростовца и Неятина (стб. 164). Видимо, их появление здесь было неожиданным, а сам набег достаточно краткосрочным, поскольку летопись не сообщает о каких-либо мерах, принятых против них княжеской властью. Этот набег показывает, что к тому времени половецкие орды обосновались уже на всем пространстве степей по обе стороны Днепра, полностью перекрыв пути к Черному морю, Дунайской Болгарии и Византии. По той же причине крайне осложнились сношения с Тмутараканским княжеством, что, несомненно, ускорило процесс его ликвидации в начале XII в. 

Последняя четверть XI в. не принесла Киевской Руси мира с  половцами, более того, в отношениях с ними основной стратегический стержень общерусской политики подменяется  сиюминутными, злободневными и чисто  личными интересами отдельных князей, которые поняли, что половецкие силы можно использовать во внутренней борьбе за власть. Объединяться для достижения собственных корыстных интересов  со своими же собратьями русским князьям  порой было невыгодно, ибо тогда  пришлось бы делить плоды победы. Привлечение  же половцев увеличивало шансы на достижение цели тем или иным князем, а платой наемникам служило все  то, что они успеют награбить во время феодальной усобицы. Таким  образом, наемники обходились пригласившему  их князю фактически бесплатно. В  результате отношения русских князей со степью выглядят в этот период мозаичной, бессистемной и не рассчитанной [190] на долгосрочноcть политической игрой, вся выгода которой сводилась к проведению отдельных и довольно мелких акций. 

Сомнительная  честь первенства в вовлечении половцев в русские княжеские междоусобицы принадлежали Олегу Святославичу и Борису Вячеславичу, которые пытались изгнать Всеволода Ярославича из Чернигова. Всеволод решительно отмел претензии сначала Бориса, а затем и Олега на черниговское княжение, после чего они бежали в Тмутаракань — один в мае 1077 г., а другой — в апреле 1078 г. Заключив договор с половцами, оба князя появились на Руси уже в августе 1078 г. в сопровождении, по-видимому, очень значительных кочевнических сил, предвкушавших солидную добычу. Войска Всеволода были полностью разгромлены, а сам он бежал в Киев к брату Изяславу. Киевский князь помог Всеволоду вернуть Чернигов, но сам погиб в битве с Борисом, а Олег с небольшим числом приспешников вновь бежал в Тмутаракань (стб. 190-193). Все описанные события происходили с августа до начала октября, т. е. в самую страдную пору, что, несомненно, отразилось в целом на положении населения Черниговского княжества. 

Ровно через  год после описанных событий, в августе 1079 г., внук Ярослава Мудрого, Роман Святославич, попытался также с помощью половцев утвердиться на черниговском княжении. На этот раз Всеволод, уже имевший достаточный опыт общения с половецкими военачальниками, повел более тонкую и гибкую, чисто дипломатическую линию и сумел избежать военного столкновения. Под Переяславлем он заключил мир с половцами, об условиях которого летопись умалчивает. После этого половцы ушли назад в степь. Что же касается Романа, то он был вынужден уйти вместе со своими союзниками. Но как только они удалились от русских пределов в сторону кочевий, Романа убили его же наемники, возможно, недовольные возвращением без вожделенной добычи, хотя не исключено, что его кровь была оплачена Всеволодом. В заключение этой истории летописец назидательно и с явной горечью замечает: «кости его и до сего лета тамо лежаче, — сына Святославля и внука Ярославля» (стб. 195-196). 

Судя по скупым летописным сообщениям, примерно в 70-е  гг. XI в. русские князья получают совершенно новую возможность не просто сотрудничества, а прямого использования торков и печенегов при охране от половцев своих степных пограничий. Это была несомненная удача в отношениях со степью, поскольку Руси удалось успешно использовать вражду кочевнических племен. Как уже говорилось выше, появившиеся в степях половцы начали энергично вытеснять живших здесь до них печенегов и торков. Под угрозой полного истребления или захвата в плен они стали искать себе сильных покровителей и неожиданно обрели их в недавних своих противниках — киевских князьях. Практически торки, печенеги и берендеи были приглашены на русскую пограничную службу, плату за которую составляли обширные земельные наделы, полученные ими на русских пограничных лесостепных окраинах. Выгода в данном случае была обоюдной: с одной стороны, кочевники охраняли Русь от половецких набегов, с другой — они сами находились под защитой русских дружин, всегда приходивших им на помощь и сражавшихся плечом к плечу против общего врага. 

Новые пограничные  жители вместе с семьями и всем кочевническим скарбом, включая  юрты, были расселены в двух районах. Один — вдоль южной границы  Переяславского княжества, где проходил путь, по которому половцы чаще всего проникали в глубь русских земель. Второй район — в правобережье Днепра, вдоль течения р. Рось, где также довольно часто появлялась половецкая конница. Естественно, что сам процесс переселения кочевников в русскую пограничную зону «под руку» киевских князей был не только достаточно длительным, но и довольно сложным с точки зрения выработки взаимопонимания между представителями двух столь противоположных хозяйственных, социальных и культурных укладов. Видимо, из-за одного из трудноразрешимых противоречий появилась первая летописная запись о конфликте с торками, жившими на переяславских землях. Сообщается, что они в 1080 г. начали военные действия против Руси, причем конкретных причин этого поступка не приводится (стб. 196). Можно лишь предположить, что русские князья не выполнили какие-то договорные обязательства. Как бы то ни было, но церемониться с союзниками не стали: Всеволод послал своего сына Владимира (будущего Мономаха) против взбунтовавшихся кочевников, и тот разбил их. Этот эпизод позволяет думать, что начальный период русско-кочевнического сотрудничества проходил не особенно гладко и требовал серьезной притирки, выдержки с той и другой стороны. Расселение кочевников вдоль южных русских рубежей началось при князе Всеволоде, а наибольшей массовости это явление достигло при его сыне Владимире Мономахе. 

Особый интерес  к разработке политики в отношении  степи заметно пробуждается у  русских князей к концу XI в. В первую очередь, об этом свидетельствует принятие новой концепции охраны лесостепного пограничья. На это же указывают  краткие летописные заметки о  важных событиях внутренней [191] жизни  половецких орд. Например, за весь 1082 г. в летописи отмечается лишь одно заслуживающее  внимание событие — смерть половецкого  хана Осеня (стб. 196). Видимо, смена степных властителей вселяла определенные надежды на перемену половецкой политики в отношении Руси. 

Последнее десятилетие XI в. для населения русских приграничных территорий, а также для Переяславля, Чернигова, Киева, Торческа и ряда других более мелких городов представляется не просто крайне тяжелым, а приведшим практически к полной хозяйственной разрухе из-за бесконечной череды половецких нападений. В тех случаях, когда русские князья приглашали степняков участвовать в совместных походах на кого-либо третьего, ханы не заставляли себя долго уговаривать, мгновенно соглашаясь на подобные предприятия, сулившие гарантированную военную добычу. В связи с этим довольно отчетливо проступает основной принцип половецкой внешнеполитической доктрины — участие в любых военных набегах. Причем походы в союзе с кем-либо были даже предпочтительнее, поскольку увеличивали шансы на успех, хотя, конечно, при этом приходилось делиться добычей. Все кочевнические походы носили откровенный характер краткосрочных грабительских набегов, поскольку половцы никак не были заинтересованы в захвате лесных северных пространств, не отвечавших их способу ведения хозяйства. Точно так же и русские военные экспедиции в глубь степей диктовались в первую очередь желанием подорвать половецкую военную мощь, разорить и опустошить кочевья, являвшиеся базами для формирования военных сил. 

Русско-кочевнические  столкновения не представляли собой  единого и долговременного фронта военных действий, при которых  несколько крупных побед могли  бы прекратить взаимное истребление  и разрушение. Это был обмен  ударами, изматывавшими силы, нарушавшими  привычное течение жизни, подрывавшими хозяйство, торговлю и культуру, не говоря уже о многочисленных человеческих жертвах. Тяжесть и изнурительность набегов на приднепровские районы Руси становилась стимулом для поисков более спокойных мест, ускоряя колонизационное освоение огромных пространств земель Залесского края, куда конница степняков не могла прорваться. 

Недостижимым, но вожделенным для половцев в борьбе с Русью была отнюдь не богатая  добыча при разовых походах, а  установление постоянных даннических  отношений. Половецкие ханы, несомненно, понимали, что утверждение на Руси политической власти кочевников невозможно не только из-за нехватки сил, но и потому, что конница кочевников не способна проникнуть на значительную глубину  территории огромного к тому времени  государства и должна была довольствоваться лишь приграничными рейдами. Но уж эту-то возможность половцы использовали максимально. На протяжении 6 лет, с 1092 по 1097 г., половецкие войска 11 раз появлялись на Руси; правда, два похода были проведены  в союзе с русскими князьями против «ляхов» и венгров (1092 и 1097 гг.). Последнее  как раз подчеркивает безразличие  половецких ханов к вопросу о  том, что грабить и с кем  вступать в союз. 

В 1092 г. половцы  соединили значительные силы, как  сообщает летопись, «отовсюду» и даже сумели взять три небольших русских  города (стб. 206). На следующий год половцы вновь собрались в поход на Русь, но, услышав, что умер Всеволод Ярославич, направили к его преемнику, Святополку Изяславичу, послов с предложением заключить мир. Новый князь повел себя странно, отказавшись от переговоров и взяв под стражу прибывших послов. Мгновенно последовала реакция, и половцы появились в русских пределах, осадив Торческ. Понявший свою ошибку Святополк запросил мира, но теперь половцам он уже был невыгоден, поскольку они уже находились на русской территории и предвкушали хорошую добычу. Ожидания их полностью оправдались, русские дружины были разбиты, Торческ взят и сожжен, а его население уведено в плен (стб. 209). 

Наученный горьким  опытом Святополк приложил все усилия для заключения мира с половцами, а чтобы еще больше укрепить дружественные  отношения, взял себе в жены дочь хана Тугоркана (стб. 16). Столь радикальные меры, казалось бы, должны были обеспечить покой от набегов на русские земли хотя бы на несколько лет. Однако ничего подобного не произошло, и в 1094 г. в сопровождении половецкой армии появился Олег из Тмутаракани, предъявивший притязания на Черниговское княжество. Видимо, половецкая поддержка была столь мощной, что Владимир Черниговский поспешил заключить мир с Олегом, уступив ему свое княжение, а сам поехал в Переяславль. При этом половецкие отряды вели себя как настоящие наемники, беззастенчиво разграбляя черниговскую округу. Олег же нисколько тому не препятствовал, что, видимо, заранее было оговорено в качестве платы за помощь. Описывая это горестное событие, летописец сетует, что Олег уже третий раз приводит половцев на Русскую землю. Эти события показывают, сколь трудно было поддерживать мир с кочевниками, так как договориться с каждым из их объединений просто не представлялось возможным. Пусть Святополк заключил мир с Тугорканом, но в огромной степи всегда мог найтись хан, окружение которого с радостной готовностью пойдет на богатого оседлого соседа. [192] 

На следующий  год половцы вновь появились  на Руси, однако теперь события приняли  несколько иной оборот. Часть половецких сил отправилась в далекий  поход на Византию, а другая во главе  с Итларем и Китаном пришла к Переяславлю с предложением Владимиру Всеволодовичу ( Мономаху) заключить мир, однако дружина воспротивилась этому. Владимиру пришлось согласиться на кровавую резню, в которой были уничтожены все половецкие предводители и их войска (стб. 217-218). После этого русские князья поняли, что половецкие кочевья практически остались без всякой защиты и представляют собой легкую добычу. Святополк с Владимиром немедленно воспользовались этим и быстро организовали поход в степь, где без труда захватили массу скота и пленных. Это был, конечно, не первый поход русских дружин в степь, но против половцев до сих пор ничего подобного не предпринималось. В психологическом отношении результаты этого похода, несомненно, были очень важны для обеих сторон. Половцы впервые испытали горечь разорения своих очагов, а русские приобрели важный опыт превентивных оборонительных действий. 

1096 год принес  новые тяжкие испытания. Между  князьями выявилось несогласие  о проведении политики по отношению  к половцам. Святополк и Владимир  выступали за жесткую линию,  имевшую конечной целью организацию  общей обороны против кочевнических  набегов. Олег категорически отказался  принимать в этом участие, что  привело к военному столкновению  между князьями. Только разрешился  этот конфликт, как под Киевом  появился хан Боняк, сжегший здесь княжеский двор. Одновременно с ним под Переяславль пришла другая половецкая рать, которую возглавлял Куря. А вслед за ним сюда же пришел тесть Святополка Тугоркан и тоже далеко не с мирными намерениями. Святополк с Владимиром, соединив свои силы, полностью уничтожили отряды Тугоркана, а его самого убили. К чести зятя он нашел на другой день тело своего тестя и похоронил его. Сразу же после этих событий вновь неожиданно вернулся к Киеву хан Боняк, причем произошло это так внезапно, что половцы чуть не ворвались в городские ворота. На этот раз они сожгли два монастыря и загородные хоромы князя Всеволода (стб. 220-222). 

Бурные события  этого года произвели столь сильное  впечатление на русских князей, что  они собрались в 1097 г. на съезд  для обсуждения жизненно важного  вопроса — организации обороны  против половцев (стб. 230-231). Никаких особых антиполовецких мер им выработать так и не удалось, но было достигнуто принципиально важное соглашение о прекращении всех княжеских междоусобий. Беспокойство князей прямо свидетельствовало об усилившейся опасности со стороны этого кочевого народа и необходимости вырабатывать единую стратегическую линию, которая, правда, так и не была намечена даже в общих чертах. Очевидно требовалось какое-то время, чтобы все князья прониклись серьезностью нависшей угрозы.