Русь и ее южные соседи в 10 - 13 веках

В 1146 г. Всеволод Киевский решил воспользоваться  миром, заключенным с половцами, и пригласил их принять участие  в борьбе против галицкого князя. На такое заманчивое предложение с готовностью откликнулись все «дикие половцы», так что воинов собралось «многое множество». Этот случай достаточно характерно показывает постоянное желание степняков участвовать в русских внутренних распрях. На протяжении все того же 1146 г. «дикие половцы» принимали участие еще в двух междоусобных столкновениях, происходивших в разных местах (стб. 319, 334, 335). 

В отличие от «диких половцев», готовых служить  любому князю и в любое время, черные клобуки были в этом отношении  более разборчивы и имели устойчивые привязанности. Так, после смерти Всеволода  они наотрез отказались признать киевским князем Игоря Ольговича, настаивая на приглашении на это место Изяслава Мстиславича (стб. 323). Летописец особо подчеркивает, что этого требовали не только черные клобуки, но и все население Поросья, где было достаточно русских. В этом эпизоде выразилось не только недоверие к Ольговичам, известным своей непредсказуемостью и необузданностью, но и традиционное уважение к той линии княжеского киевского рода, которая фактически создала и оформила поросский пограничный район. Все население Поросья, как характеризует его летописец, «и хрестьяныя и поганыя», несло тяжелейшую пограничную повинность, защищая собственными силами многие русские волости от половецких набегов. В этой службе постоянная поддержка киевских князей как материальная, так и военная, безусловно, имела огромное значение. [196] 

В свете сказанного нужно отметить еще одну интересную деталь: некоторые князья завязывают столь тесные отношения с половцами, что в трудные минуты предпочитают пользоваться защитой степняков, а  не собственных родственников. Так  поступил, например, Ростислав Юрьевич, бежавший из Рязани от войска своего брата, Андрея Юрьевича, именно в степь, а  не к их отцу Юрию Долгорукому (стб. 339). 

Традиционно дружественные  отношения фиксируются в это  время с половцами и у представителей родовой линии Ольговичей. В 1147 г. Святослав Ольгович, идя со знаменитого приема у Юрия Долгорукого, открывшего историю Москвы, только лишь перешел Оку (т. е. появился в районе лесостепи), как к нему со всей восточной подобострастностью прибыли половецкие послы. Каких-либо серьезных дел у них не было, но они дипломатично справились о его здоровье и как бы между прочим поинтересовались, не велит ли князь «к собе со силою прити» (стб. 341). Военные услуги кочевники предлагали с полной откровенностью. Через самое короткое время после описанного случая к Святославу пришли с предложением услуг уже другие половцы — Токсобичи, которых он и послал на Смоленск. Тут же вслед явилась и третья группа половцев вместе с бродниками (стб. 342). По-видимому, Святослав сумел заключить достаточно серьезный союз с половцами. 

Союзнические  отношения со степью при всей их притягательности для занимавшихся распрями князей таили в себе и  крупные неприятности. Одна из них  состояла в том, что без оглядки  положиться на поддержку половецких отрядов было опасно. Половцы всегда блюли свою выгоду, и если у них  возникало какое-либо сомнение в  благоприятном исходе предстоящей  кампании, они без предупреждения покидали поле предстоящей битвы. Именно так они поступили в 1147 г. по отношению  к союзному русскому князю, когда  узнали, что придется вступить в  бой с значительно превосходящими силами. Причем ушли они тайно, ночью (стб. 357). Несомненно и то, что русские князья знали об этой ненадежности своих степных союзников, но все же шли на риск. 

Между тем привлеченные на русскую службу черные клобуки  начинают играть все более заметную роль во внутриполитических делах киевских князей. Они жили достаточно обособленно, очень медленно смешиваясь с русским  населением (здесь действовал стереотип: все-таки «поганые», хоть и «свои») и  в то же время составляя довольно крупную в численном отношении  военную силу. Именно эта особенность  и привела к появлению специфической  формулы, подчеркивавшей единодушное  принятие какого-либо решения. Наиболее ярко и четко она выражена словами  Ростислава, обращенным к своему отцу, Юрию Долгорукому. Призывая отца занять великокняжеский стол в Киеве, Ростислав  сказал ему: «слышал есмь, оже хочет тебя вся Русская земля и Черный клобук» (стб. 373). Таким образом, черные клобуки становятся не только пограничным служилым людом, но и реальной внутриполитической силой. Это, конечно, была отнюдь не преторианская гвардия Древнего Рима, но то, что поддержка черных клобуков могла оказать решающее влияние на политическую судьбу претендента на киевский стол, можно считать бесспорным. 

В середине XII в., в самый разгар изматывающей борьбы между феодалами, прослеживается все  та же закономерность: на стороне великого князя Киевского выступают черные клобуки, а борющихся против него князей поддерживают «дикие» и прочие половцы. Именно такое распределение  сил отмечает летопись в 1149, 1150, 1151 и 1152 гг. (стб. 377, 400, 423, 456-457). На первый взгляд это напоминает византийскую политику «разделяй и властвуй», когда одну группу кочевников стравливали с другой, добиваясь максимального истребления или обескровливания обеих сторон. Но в русском варианте все было далеко не так. Во-первых, и с той, и с другой из противостоящих сторон всегда участвовали кроме степняков достаточно крупные русские военные силы, которые также несли немалые потери. Во-вторых, как уже говорилось выше, половцы, уловив невыгодную для себя ситуацию, могли в любой момент предать союзного князя. И, наконец, в-третьих — но далеко не в последних — вся междоусобная княжеская борьба проходила исключительно на русской территории, и кто бы ни победил, разрушались русские города, сжигались русские села и погибало русское население. Все это достаточно красноречиво свидетельствует не о разработке внешнеполитической стратегии, а о мелком тщеславии, преследовавшем чисто личные интересы. 

Результатов подобной близорукой политики трудно было не заметить, особенно великому князю Киевскому, который призван был принимать  экстренные меры для исправления  сложившегося ненормального положения. За разрешение этой проблемы взялся Изяслав Мстиславич Киевский, применив не раз испытанный метод. Он послал в поход на половцев своего сына Мстислава с дружиной, придав ему черных клобуков. Объединенные силы нашли половецкие стойбища на реках Орели (Угле) и Самаре. Как всегда бывало в таких случаях, юрты кочевников были уничтожены, взят большой полон, множество коней и скота, а основные половецкие силы были отогнаны подальше от русских пределов. [197] Но наиболее интересным в летописном рассказе является упоминание, что Мстислав во время похода «множество душ крестьянских отполони» (стб. 459-460). Это были именно те русские пленники, которых половцы уводили с собой в качестве платы за помощь князьям в их междоусобьях. 

Окрыленный удачей, Мстислав повторил поход на следующий  год (1153) в район р. Псел. Но на этот раз половцы были настороже и вовремя сумели отступить в глубь степи (стб. 465). В течение 1154—1155 гг. половецкая конница трижды появлялась в русских пределах, участвуя в междоусобьях и устраивая обычные грабительские набеги (стб. 471, 476, 479). Очередную попытку заключить с неугомонными кочевниками мирное соглашение предпринял в 1155 г. Юрий Долгорукий, наконец-то занявший киевский стол. Встреча нового киевского князя с половцами произошла у Канева, т. е. несколько южнее Киева, на русской территории. Половцы выдвинули предварительное требование, без выполнения которого они не соглашались на заключение мира. Они попросили Юрия вернуть их соплеменников, захваченных в плен берендеями. В ответ на княжескую просьбу берендеи с негодованием заявили: «Мы умираем за Рускую землю с твоим сыном и головы своя складываем за твою честь», отказавшись выдавать принадлежавшую им по праву военную добычу. Князь не решился из-за пленников идти на конфликт со столь мощной и постоянно нужной ему силой. Он попытался сгладить отрицательное впечатление от неудачных переговоров дарами, но половцы, так и не заключив мира, ушли в степь (стб. 479-480). 

Через короткий промежуток времени выяснилось, что  это был лишь первый этап переговоров. Половцы возвратились, предлагая  продолжить обсуждение мирного соглашения. Но Юрий на этот раз решил подкрепить чисто дипломатическую встречу  мощным военным аргументом. Он созвал дружины нескольких князей, попросив помощи даже из Галича, и двинулся со столь солидным эскортом снова к  Каневу. Все эти очень серьезные  приготовления могли свидетельствовать  лишь об одном — о намерении  внезапно напасть на половцев во время  переговоров и уничтожить их. Однако достаточно искушенные степняки почувствовали  неладное и прислали к князю всего  лишь несколько человек для разведки. Пообещав русским прибыть в полном составе в Канев на следующее  утро, половцы «на ту ночь бежаша вси» (стб. 481). 

Упорные попытки  заключить мир продолжились в 1157 и 1158 гг. Оба раза переговоры увенчались успехом, и мирные соглашения были подписаны. Правда, теперь половцы, наученные предыдущим опытом, пришли не просто небольшой  делегацией, но «бы[сть] их многое множество». Возможно, что именно этот «аргумент» стал самым весомым для обоюдного уважения и подписания условий мира (стб. 485). Казалось бы, заключение мира со столь крупными, объединенными половецкими силами, должно свидетельствовать о его надежности, крепости и длительности, поскольку в процедуре подписания участвовали многие степные предводители. Но, несмотря на это, уже на следующий год князь Изяслав идет к Каневу на совет с половцами и вновь подтверждает с ними мир, а затем возвращается в Киев (стб. 490). Создается впечатление, что процедура встречи с русскими князьями и подписания с ними мира была откровенной игрой половецких ханов. Очевидно, что этот важный акт сопровождался обильными пирами, вручением богатых подарков и тому подобным достаточно приятным времяпрепровождением. Правда, Изяслав успел использовать договор в своих целях и уже на следующий год пригласил к себе на помощь «диких половцев» для участия в очередной междоусобной схватке (стб. 500). 

Если рассматривать  последующее двадцатилетие (1160—1180 гг.), то в цифровом выражении русско-половецкие отношения за этот период будут выглядеть  следующим образом: походы русских  на половцев — 6; походы половцев на русских  — 9; приглашения половцев для участия  в русских междоусобьях — 6; подписание мирных договоров — 2. Этот период, взятый наугад, показывает достаточно характерную  тенденцию русско-половецких отношений. Некоторое преобладание нападений  степняков на Русь вполне может соответствовать  наличию у них если не доктрины, то устоявшейся привычки к набегам, позволявшим не только обогатиться, но и поддерживать авторитет правивших  ханов. 

На рубеже 60–70-х  гг. XII в. у русских князей появился новый серьезный повод для  беспокойства в связи с неоднократными попытками половцев нарушить традиционные торговые пути через степь. Это было довольно неожиданным выпадом кочевников против хорошо налаженных и регулярно  действовавших русских экономических  связей с югом и юго-востоком —  по крайней мере летописи до этого  момента подобных сведений не содержат. Не может вызывать сомнений заинтересованность самих кочевников в бесперебойном  функционировании таких жизненно важных каналов международной торговли. Несомненно и то, что сами они  неоднократно прибегали к услугам  проезжавших здесь купцов, а также  получали регулярную прибыль с транзитной торговли. Всего через степь пролегали три крупные караванные дороги. Наиболее известная дорога называлась Гречник, или Греческий путь. Он вел из Византии в устье Днепра, где находился известный по летописям район Олешье, и далее вверх по реке [198] на Русь. Второй путь носил специфическое название Солоный: по нему доставлялась соль из Крыма. Третий путь — Залозный — связывал Кавказ и Переднюю Азию с Киевской Русью. 

Впервые серьезное  беспокойство за безопасность купеческих караванов русские князья проявили в 1168 г. В летописи не упоминаются  какие-либо конкретные причины этого  и не описываются случаи нападения  половцев на купеческие караваны. Тем  не менее, по всей видимости, подобные факты действительно имели место. Об этом свидетельствует хотя бы то, что князь Ростислав собрал многих князей и с большими силами стоял  длительное время на страже у Киева, охраняя Гречник и Залозник (стб. 527). Канев находился у самой кромки степи, и такая охрана вряд ли могла вовремя успеть к месту событий где-нибудь в глубине степей. Основная цель такой сторожи была рассчитана больше на демонстрацию силы и имела целью посеять соответствующие слухи среди степного населения. Однако и после этого половцы все же не оставили попыток поживиться за счет купеческих караванов. Серьезность сложившейся ситуации подтверждает сбор Мстиславом Изяславичем многих князей на специальный совет, где стоял лишь один вопрос: о безопасности торговых путей. Князья с готовностью приняли участие в этом съезде, что свидетельствует о горячей и единодушной заинтересованности их в обеспечении бесперебойной торговли. Совет принял кардинальное решение: выступить крупными силами в степь для уничтожения половецких орд, разбойничавших на торговых путях. Предпринятый поход русских дружин в степь закончился взятием половецких веж и разгромом их военных сил у Черного леса (стб. 538-541). 

Основная сложность  русско-половецких отношений состояла в отсутствии внутреннего единства и той, и другой стороны. Это делало взаимоотношения непредсказуемыми и очень часто неуправляемыми, даже при наличии самых доброжелательных побуждений. В качестве иллюстрации  этого тезиса можно привести события 1172 г., когда киевский князь Глеб Юрьевич откликнулся на инициативу части половцев, предложивших заключить  союз, при котором «не мы начнем боятися вас, ни вы нас». Вся трудность ситуации состояла в том, что половцы в это время разделялись на две крупные группировки, одна из которых находилась на левобережье Днепра, у Переяславля, а другая — на правом его берегу, создавая угрозу Поросью и Киеву. Исходя из сложившегося положения, Глеб устроил совет с дружиной, чтобы решить, к какой из половецких группировок идти сначала. При анализе было совершенно справедливо учтено, что в Переяславле сидит князем 12-летний Владимир Глебович, который в случае обострения отношений с кочевниками по молодости лет вряд ли будет способен организовать им достойный отпор. Этот весомый и труднооспоримый аргумент был принят во внимание, и Глеб направился в первую очередь к Переяславлю. Но то ли по недостаточной дипломатической опытности, то ли по врожденной бесхитростности он предупредил об этом другую половецкую группировку, ждавшую его с такими же мирными намерениями в районе Поросья. Получив искусительное известие, поросские половцы тут же забыли о всех своих мирных планах, поскольку князь с дружиной был далеко на другой стороне Днепра. Упиваясь безнаказанностью и уже не помышляя ни о каком мире, они ринулись на русскую территорию и разграбили всю киевскую округу, угнав многочисленный полон и стада скота. Бросившиеся в погоню русские дружины вместе с союзными поросскими берендеями сумели отбить все награбленное, но князь Глеб получил жестокий урок практической половецкой дипломатии (стб. 555).