Современный взгляд на старообрядчество

Москва открывала для себя все  новые страницы культуры и истории  старообрядчества. Московские знатоки и ценители древнерусской культуры (И.Э. Грабарь, П.П. Муратов и дрю) с восхищением писали о собраниях наместников в храмах Рогожского кладбища, новых церквах – музеях. Благодаря выступлениям старообрядческих хоров москвичи услышали бережно сохранявшие старообрядцами традиции церковного пения. Более 3-х тысяч человек собрано 25 марта 1908 г. в Большом зале Московской консерватории первое публичное выступление хора любителей церковного крюкового пения при фабрике Богородско – Глуховской мануфактуры Захара Морозова под управлением П.В. Цветкова. Успех был полным и этот хор, известный под именем Морозовского, дал в Москве до 1911 г. несколько больших духовых концертов.

Большое место в жизни московского  старообрядчества занимали торжественные  празднования памятных исторических дат. Торжественными молебнами, панихидами, крестными ходами, организацией лекций и вечеров, концертов в Политехническом  музее отмечали такие знаменательные даты, как столетие смерти основателя Преображенского кладбища И.А. Ковылина (1909 г.), Столетие Отечественной войны 1812 г. (1912 г.), пятидесятилетие со дня смерти митрополита Амвросия (1913 г.), двухсотшестидесятилетие Московского собора 1654 г. (1914 г.), десятилетие распечатания  алтарей Рогожского кладбища (1915 г.) и др.

Жизнь московского старообрядчества круто изменила первая мировая война. Российское старообрядчество с первых дней войны мобилизовало все свои силы в помощь фронту. Новые отстроенные, прекрасно оборудованные лечебницы, больницы, школьные помещения и частные дома были отданы под лазареты для раненых воинов. В храмах и молельнях  служились торжественные молебны о даровании победы русскому воинству, проводились большие крестные ходы, устраивались концерты и лекци, вырученные средства с которых и направлялись на нужды армии. С энтузиазмом московские старообрядцы встречали известия о победах русской армии, особенно в Австро-Венгрии, где были освобождены целые области, населенные старообрядцами. В 1915 – 1916 гг. старообрядцы Москвы и Подмосковья приютили у себя многочисленных беженцев – единоверцев из Польши и Буковины. Горячо приветствовали старообрядцы – в печати, на собраниях и в лекциях – обращение русского общества и части господствующей церкви к национальным корням и традициям, к отказу от немецкого и вообще  иностранного влияния на политику, экономику и культуру России.

 Война обострила политическую  и организационную активность  и самосознание старообрядцев, хотя деятельность многих их общественных олбъединений и храмосоздательство почти прекратились.

Февральская революция 1917 г. и свержение  самодержавия вызвали настоящий  взрыв активности московского старообрядчества. В течении марта – мая 1917 г. в Москве, в аудиториях Политехнического музея, в здании Хлебной биржи на Разгуляе, на Рогожском и Преображенском кладбищах состоялись десятки крупных и небольших съездов, собраний, духовных советов старообрядцев всех согласий и толков. Старообрядцы, вспоминая нанесенные им российскими царями и императорами раны и обиды, считали суд истории над самодержавием справедливыми и направляли приветственные телеграммы Временному правительству. Любопытны и политические пристрастия московских старообрядцев, заявлявших почти единогласно на мартовских и апрельских собраниях о желательности народоправской (республиканской) формы государственного управления будущей России. По образу средневековых Новгородской и Псковской областей. К маю 1917 г. Организационный комитет московских старообрядцев всех согласий выработал общую политическую программу, предусматривающую введение в Росси и народоправской формы правления, созыв Учредительного собрания: отделение церкви от государства, управление в правах всех вероисповеданий. В отличии от массы демократических партий и политических течений, старообрядцы, как коренные русские твердо стояли за единство России с широким местным самоуправлением, а также за продолжение войны с Германией до победного конца. Распад армии, развал экономики, бандитизм и одичание народа глубоко волновали и тревожили вождей Российского старообрядчества. В старообрядчестве стали все чаше раздаваться голоса о необходимости спасения страны от надвигающейся катастрофы, и как путь к этому – возможное объединение государственной церкви со старообрядчеством. Все более антицерковная политика социал-демократов и большевиков, двоевластие в стране, безусловно, требовали объединение всех патриотически настроенных православных. Тягостное впечатление на старообрядцев производили случаи разграбления бегущими с фронта русскими солдатами старообрядческих обителей на Буковине, а также обстрел Московского Кремля большевиками в конце октября – начале ноября 1917 г.

Но, несмотря на эти ужасы, вряд ли кто тогда предполагал, что октябрьский  переворот 1917 г. будет иметь столь гибельные последствия для многострадального московского старообрядчества. История его в советский период и особенно в трагические 1920 – 1930 гг. чрезвычайно скудно обеспечена письменными и печатными источниками. Архивы старообрядческих центров – кладбищ и храмов за эти годы или вообще не сохранились или сохранились фрагментарно. В начале 1918 г. были закрыты все старообрядческие печатные органы, в том числе и московский журнал “Слово церкви”” – ценнейший источник по истории старообрядчества в 1914 – 1917 гг.

У старообрядцев в начале большевистского  режима еще существовали слабые надежды на то, что их как пострадавших от власти в XVIII – XX вв. трогать не будут. И действительно, первые месяцы новая атеистическая власть занималась разгромом патриаршей Церкви. Но с каждым декретом советской власти таяли и надежды старообрядцев. Прекращена была деятельность многочисленных старообрядческих обществ и учреждений, лишенных прав юридических лиц.

Из-за специфики старообрядчества его молельни и храмы пострадали более, чем принадлежащие другим религиозным конфессиям. Из 46 официально зарегистрированных в 1917 г. старообрядческих храмов лишь одно на Преображенском кладбище, три на Рогожском и 13 вновь построенных в 1908 – 1915 гг. представляли собой специальные культовые здания. Остальные же 28 – это были молельни, находившиеся в частных домах или приютах и богадельнях. Именно эта категория храмов подпала под определение “домовых” и подлежала по декрету об отделении церкви от государства ликвидации. Только к 1923 –1924 гг. было закрыто, и, как оказалось, навсегда, 14 молелен самых разных согласий. Несмотря на жалобы и протест верующих, тогда прекратили свое существование такие известные исторические беспоповские молельни как ПРЕображенская, Богоявленская, Покровская, Ильинская (все на Преображенском кладбище), Спаса Нерукотворного и Успения пресвятой Богородицы в женском монастыре на Покровке. Власти ликвидировали моленные поповцев  Св. Сергия и Вакха в Гжельском переулке, Введения в доме Спиридонова на М. Андроповке, апостола Матфея в доме Кузнецовых на 1-й Мещанской, Св. Петра и Павла на Лужнецкой и др.

Одни из последних молелен, чудом  сохранившиеся после разгрома начала 1920-х гг. были закрыты в 1929 -1930 гг.: Введения (беспоповцев) в доме Быкова на 2-й Брестской, Казанской в доме Лубковой (беглоповцев) на Лужниковской ул. и др.

Вторая, еще более страшная по своим  последствиям, волна уничтожения  московского старообрядчества прошла в 1929-1935 гг. В эти годы свою Голгофу  прошли в основном церкви, которыми восхищались архитекторы и искусствоведы. В1929 г. власти закрыли знаменитый Христоророждественский храм, неразрывно связанный с историей Рогожского кладбища, и устроили в этой святыни столовую для рабочих. Самым же трагичным для старообрядцев стал 1930 г., когда были закрыты храмы: Тихвинской Божией Матери на Хавской улице, Введение Пресвятой Богородицы на Генеральной улице, Николы на Варгунихиной горе, Покрова Пресвятой Богородицы на Новокузнецкой ул. В начале 1930 гг. ”живыми” оставались около десятка старообрядческих храмов на всю Москву. Но этого властям, жилавших окончательно разделаться с православием, казалось мало. В1934-1936гг. ликвидированы историческая Успенская моленая федосеевцев на Преображенском кладбище, Собор Успения на Апухтинке, церковь Покрова на Факельном переулке (Каринская). Незадолго до войны подобная трагедия настигла еще два крупных старообрядческих храма: Николы Чудотворца на Тверской и Покрова Пресвятой Богородицы на Остуженке.

Так за 20 послереволюционных лет московское старообрядчество потеряло почти все, тщательно сохранявшееся веками в домах и моленах. По крупицам собираемые старообрядцами святыни оказались в руках властей и музейных работников. Лишь незначительная часть икон и церковной утвари из десятков ликвидированных храмов и молелен попало в последние действовавшие храмы: Покровский на Рогожском и в Крестовоздвиженский на Преображенском кладбищах. Репрессиям подверглись не только святыни, древние и новые молельни и храмы. Подавляющее число церковнослужителей и наставников всех согласий было арестовано, что окончательно обескровило недавно мощное старообрядство.

Четыре десятилетия XX века принесли российскому и московскому старообрядчеству с начало радость освобождения, невиданное по масштабу храмосоздательство, общественную активность, а после революции 1917 г. – беспрецедентный разгром храмов и молелен. Духовная жизнь теплилась лишь в двух храмах старообрядческих кладбищ Москвы (Покровском на Рогожском и в Крестовоздвиженском на Преображенском кладбищах). Именно эти две святыни и стали в наше современное время очагами возрождения старообрядчества в первопрестольной.

Так, например, в октябре 1997 года в Москве был создан Старообрядческий исследовательский центр - общественное учреждение, которое будет вести работу по изучению и разработке проблем, стоящих перед современным старообрядчеством как в области теоретических исследований, так и в жизненной практике.

Учредители Центра полагают, что  в современной ситуации будет  оправданным сотрудничество в рамках его деятельности старообрядцев, принадлежащим к различным Церквям, представителей поповских и беспоповских согласий. Это создаст условия для постоянного обмена научной и деловой информацией, для выработки совместных позиций по отношению к проблемам, которые ставит перед нами жизнь.

Старая Вера для Новой Руси.

Общее толкование старообрядчества.

В религиозной сфере евразийская  теория неизбежно приводит к утверждению  того, что подлинным Православием, наследующим непрерывную традицию “Московской Руси” является русское старообрядчество, Древле-Православная Церковь. Ровно в такой степени, в какой антинациональная монархия Романовых привела Россию к катастрофе XX века, никонианство, подчиненное, обмирщвленное, послушное, синодальное, казенное “православие” привело русских к атеизму и сектантству, обескровив истинную Веру, бросило народ в объятия агностицизма, бытового материализма и ересей. Западническая сущность псевдо-монархического послепетровского Государства точно отражалась в синодальном никонианском “православии”. Евроцензированные, озападненные, русофобские по сути верхи Империи трансформировали официальную Церковь в некий аналог государственного департамента. Это не могло не сказаться на самой природе Русской Церкви. Истинный православный дух ушел в народ, в низы, в раскол.

Именно к старообрядчеству, как  к подлинному аутентичному русскому Православию логично было обратиться и евразийцам. Так оно и было: Н. С. Трубецкой (вместе с другими евразийцами и вообще лучшими политическими и религиозными деятелями своей эпохи, такими как еп. Андрей Ухтомский) полностью признавал правоту Аввакума, традиционность двуперстия, незаконность “разбойничего собора 1666 года”, никонианской справы, неоправданность и ошибочность перехода к малороссийской редакции Священных и богослужебных текстов от редакции великоросской, московской. Но возможно “барское”, аристократическое, “кадровое” происхождение вождей исторического евразийства препятствовало тому, чтобы однозначно и полностью признать не только историческую (это как раз было), но и экклесеологическую, церковную правоту староверов. Староверие воспринималось дворянством как “религия чернн”, и элитаристы (а евразийцы были именно таковыми) испытывали “классово” предопределенную сдержанность в отношении “простонародной веры”. Народники и эсеры шли в этом вопросе намного дальше, но им, увы, в свою очередь не доставало традиционалистского концептуального аппарата, а также они недостаточно люто ненавидели Запад, либерализм и рационализм, чтобы отвергать некоторые вторичные рационалистические напластования в старообрядчестве. Кроме того, эсеры вслед за Толстым не делали особого различия между импортированными протестантскими, баптистскими ересями и собственно русской Православной Верой, какой является старообрядчество.

Возрождение евразийства в наше время, новое обращение к вечному, надвременному, сакральному идеалу “Московской Руси”, Святой Руси, требует от нас мужественного столкновения с этой проблемой. Евразийство сегодня не может не сопровождаться религиозным обращением к Старой Вере, к Древлему Православию.

Благодаря такой позиции русские  могли бы найти не противоречивый ответ на то радикальное недовольство современной Церковью, которое все яснее дает о себе знать. Но отрицание ханжеского, слабосильного, лицемерного, конформистского, обескровленного и вяло распадающегося “православия” никонианского типа не должно отбрасывать русских в лживые объятия ересей и темных атлантистских сект. Истинная  русская Вера – Вера Христова и Церковь Христова. Предать ее означает предать самое ценное национальное зерно. И в этом смысле спасением является обращение к Древлеправославной традиции или по меньшей мере к Единоверию, предполагающему признание полной доктринальной, ритуальной и исторической правоты старообрядчества, но при терпимости и лояльности к РПЦ.

Старообрядчество и русская  национальная идея.