Трансформация власти в 1917 году

    Новый кабинет начал с того же, что  и прежний, программного заявления. Декларация коалиционного правительства  оказалась более яркой, социально  заостренной и привлекательной. На ее содержании и форме отразились и отзвуки апрельских потрясений, и образ мышления мартовского поколения политиков, и стилистика Керенского. С.И. Шидловский

    утверждал, что Керенский "не мог не остаться самим собой, т.е. верующим в беспредельную силу слова". В истории русской революции открылась полоса воинственной демагогии, прямо сориентированной на деформацию общественного мнения и обман народа. Правительство заявляло, что оно будет "с полной решительностью проводить в жизнь идеал свободы, равенства и братства, под знаменем которых создавалась великая российская революция". Если свести ее содержание к лозунгам, которые декларировались и ранее, то получится уже известный ряд требований: Мир, Земля, Хлеб. Коалиция возвращалась к программе, выдвинутой народом в период восстания против царизма, но выхолощенной и даже порушенной буржуазно-помещичьим правительством. Министры-социалисты пытались использовать народную программу для прикрытия своих подлинных целей и намерений. А то, что они имелись, выяснилось довольно скоро. Особенно быстро обнажили они свою суть в военной и внешнеполитической деятельности. Официально в первом же пункте декларации заявлялось, что министры будут добиваться всеобщего мира без аннексий и контрибуций на основе самоопределения народов^, а на деле они сразу же занялись подготовкой наступления на фронте. Керенский приступил к разработке крупномасштабной наступательной операции, как только получил портфель военного и морского министра.

    Как известно, эта авантюра закончилась  катастрофой, резко повысившей акции  противников правительства, особенно большевиков.

    Не  выдерживала критики и рабочая  политика коалиционного правительства. В декларации по этому вопросу было обещано все, что могло удовлетворить и успокоить людей труда, И в этой сфере популизм и социальная демагогия проявились не менее наглядно, чем в вопросе о войне и мире. Новый кабинет оставил рабочих один на один с владельцами фабрик, заводов, мастерских. Рабочие, как и солдаты, быстро разочаровывались в политике правительства и смещались в леворадикальный лагерь, главным политическим требованием которого был лозунг "Вся власть Советам!"

    Казалось, для правительства и его местных  органов логичнее было бы на деле заняться выполнением программы, выдвинутой в ходе свержения самодержавия. Только так оно могло спасти свободу  и демократию. Однако власти все  больше сбивались на путь насильственного подавления народа. Между тем каждая насильственная акция против народа бумерангом била по властным структурам, трансформируя их в авторитарный режим. Уже в начале июня газета "Пролетарий" обращала внимание читателей на перемены в политике коалиционного правительства. "Разговоры о железной дисциплине, - утверждала газета, -сменились ныне грубым окриком и прямой угрозой по адресу революционного Кронштадта, расформированием нескольких полков за неподчинение с отдачей под суд подстрекателей и, наконец, арестами на фронте тех, кто смеет высказывать взгляды, не сходящиеся с политической линией Временного правительства". В стране быстро назревал новый политический кризис, невиданный за всю историю революции.

    События развивались стремительно. 3 июля из правительства вышла группа министров  - А.А. Мануйлов, Д.И. Шаховской, Н.В. Некрасов, А.И. Шингарев, П.Н. Переверзев, В.А. Степанов - все члены партии "Народной свободы"^. Согласно официальному заявлению, они делали это в знак протеста против уступок правительства Украинской Раде. В действительности, утверждает И.Г. Церетели, кадетская партия лишь использовала украинский вопрос в качестве предлога для политического демарша. На самом деле их поведение объяснялось другими причинами, главной из которых стала взрывоопасная обстановка в стране, ответственность за которую они попытались переложить на представителей социалистических партий.

    К тому времени Петроград оказался на грани вооруженного восстания. К 3 часам дня к зданию Петербургского комитета РСДРП(б) явились солдаты пулеметного полка и поставили вопрос об отстранении Временного правительства и передаче государственной власти Советам. Тут же было созвано совместное заседание ЦК, ПК РСДРП(б) и Военной организации этой партии, которое пришло к единому мнению: в сложившейся обстановке требовать смены власти преждевременно. Однако огромные массы рабочих и солдат уже вышли на улицы. К 10 часам вечера Петербургский комитет РСДРП(б) изменил свое прежнее решение и постановил возглавить движение. 4 июля события достигли кульминации. Развернулось полустихийное восстание в леворадикальном стане, не очень охотно поддержанное его лидерами. Страна оказалась перед угрозой установления диктатуры пролетариата.

    Власти  с согласия ЦИК Советов вызвали  в столицу надежные части и  вооруженным путем подавили рабочих  и солдат. Тем самым была преодолена та грань, которая отделяла демократию от диктатуры. И этот переход сознавали  те, которые делали такой ответственный  шаг. "Я переживал глубокое душевное волнение, - писал впоследствии Церетели, - когда мне пришлось в качестве министра внутренних дел перейти  от слов к делу и применить репрессивные меры к тем, кто в прошлом были нашими товарищами в борьбе за свободу".

    В тот же день, 4 июля, Керенский, находившийся в действующей армии, направил главе  правительства кн. Львову крайне резкую телеграмму: "Петроградские беспорядки произвели на фронте губительное, разлагающее действие. При таких условиях подготовлять наступление и нести за него ответственность невозможно. Категорически настаиваю на решительном прекращении предательских выступлений, разоружении бунтующих частей и предании суду всех зачинщиков и мятежников. Требую прекращения всяких дальнейших выступлений и военных мятежей вооруженной силой... Правительство должно немедленно опубликовать... сообщение о полном прекращении мятежей и о том, что все виновные понесут суровое возмездие".

    Однако  немедленного опубликования такого документа не получилось. Телеграмма потрясла кн. Львова и своей ультимативностью, и резкостью, и бесцеремонностью. Какое-то время он находился в  состоянии прострации. Лишь 6 июля министр-председатель подписал грозное и вместе с тем  плохо продуманное постановление, согласно которому лица, уличенные  в призывах к убийствам, разбою, грабежам и погромам, наказывались тюремным заключением на три года; в неисполнении распоряжений власти - заключением  в крепости или тюрьме также на три года, а призывы к офицерам, солдатам и другим воинским чинам  не исполнять приказы приравнивались к государственной измене. Подписав требуемый Керенским приказ, кн. Львов подал в отставку.

    На  следующий день, 7 июля, А.Ф. Керенский  возглавил правительство, которое  действовало преимущественно насильственными  методами. В стране установился диктаторский режим. Лидеры леворадикального лагеря считали его военной диктатурой, а деятели центристского лагеря - "революционной диктатурой"^". По нашему мнению, сущность режима, установившегося  в ходе июльского кризиса, следует  квалифицировать как правоцентристскую "демократическую диктатуру". Она возникла в центристском лагере на его правом фланге и включала в свой состав демократов типа Керенского,

    Церетели, Скобелева, Пешехонова и им подобных политиков. В момент его организационного оформления в правительстве не было даже кадетов.

    И это правительство начало свою деятельность с обнародования программы. Но в  отличие от декларации коалиционного  правительства здесь речь шла  о том, что перестроившееся правительство  будет действовать с той "энергией и решительностью, какие требуют  чрезвычайные обстоятельства времени'". Своей первой и главной задачей оно считало "охрану нового государственного порядка от всяких анархических и контрреволюционных покушений" и при этом давало понять, что не остановится перед использованием самых крайних мер.

    Однако, прежде чем развернуть свою работу, новый кабинет пережил частичную реконструкцию. Случилось так, что в кабинете Керенского перевес в один голос получили советские представители. В буржуазной прессе развернулась острая критика сложившейся ситуации. Кадеты со злорадством доказывают, что в стране произошел государственный переворот. Лидеры Советов лихорадочно ищут выход из создавшегося положения и приглашают на пост министра юстиции бывшего председателя Государственной думы, ставшего лидером новорожденной радикально-демократической партии И.Н. Ефремова. Предложение было принято и, по словам Церетели, в правительстве установился "принцип паритета советских представителей с представителями несоциалистической демократии"^. К тому же с уходом кн. Львова освободилось две должности - главы правительства и министра внутренних дел. Первую занял Керенский, который сохранил также портфель военного и морского министра, а вторую на правах управляющего министерства - Церетели.

    9 июля Церетели выступил на  совместном заседании ЦИК Советов  рабочих и солдатских депутатов  и исполкома Советов крестьянских  депутатов с предложением наделить  новое правительство неограниченными  полномочиями. Церетели прямо заявил, что народ пока ничего от  революции не получил и потому  легко может попасть в руки  тех, кто пообещает реально  улучшить его жизнь, а это  неизбежно приведет к экстремальной  ситуации, выйти из которой можно  будет только с помощью чрезвычайных  мер. Более того, он просил признать  новый кабинет "правительством спасения революции".

    Собрание  поддержало эти предложения и  приняло резолюцию, согласно которой  правительство Керенского объявлялось  правительством спасения революции  и за ним признавались "неограниченные полномочия'". Между тем депутаты Советов делали это не безоглядно. Они чувствовали, что под предлогом борьбы против контрреволюции и анархии идет концентрация государственной власти в руках бесконтрольной группы политиков, и пытались удержать страну от сползания к авторитаризму. Они включили в резолюцию специальный пункт, согласно которому министры-социалисты обязаны были отчитываться о своей деятельности перед объединенным собранием исполнительных комитетов Советов не менее двух раз в неделю. Это требование для Керенского и его временных попутчиков было неприятным, но, как показала практика, оно не отражалось на ходе событий. На деле правительство действовало бесконтрольно и все больше проявляло себя как обычная диктатура: большинство его мер было направлено на насильственное подавление политических противников и носило авторитарный характер.

    В начале июля появляются суровые приказы, направленные на подавление какого бы то ни было сопротивления власти: один был издан правительством, другой - командующим Петроградским военным округом. Приказы требовали от каждого гражданина беспрекословного повиновения властям; за малейшее противодействие полагался арест. Наиболее жестко и категорично были сформулированы положения, касающиеся руководства леворадикального лагеря. Прежде всего, правительство приступило к ликвидации его штаба, расположенного во дворце Кшесинской. Туда направили крупные вооруженные силы, которые, по словам Церетели, сделали бы невозможной всякую попытку сопротивления со стороны большевиков. Затем последовал приказ об аресте В.И. Ленина и некоторых других лидеров РСДРП(б).

    Одновременно  правительство Керенского развернуло кампанию по умиротворению армии. Как  раз на период подавления июльского  восстания пришлось контрнаступление германских войск, увенчавшееся так  называемым тарнопольским прорывом. Первой масштабной акцией правительства в этом направлении явилось назначение командира 8-й армии Л.Г. Корнилова главнокомандующим Юго-Западным фронтом, а затем и Верховным главнокомандующим. Именно в нем, стороннике железной дисциплины, Керенский увидел человека, способного вытравить дух "вольности" из армии. Как только Корнилов занял ключевую позицию, достаточно высокую для давления на правительство, он предложил кабинету министров ввести смертную казнь на фронте. Этот вопрос в спешном порядке был поставлен на обсуждение. Совет министров вел Керенский, только что вернувшийся с фронта. К началу заседания поступила телеграмма Скобелева, командированного на Юго-Западный фронт для ликвидации тарнопольского прорыва. Скобелев сообщал, что обстановка на фронте катастрофическая, что командующий поставил заградительные отряды на пути отступления войск, которые ведут огонь по бегущим солдатам. Все это так подействовало на министров, что они, по словам Церетели, "не колеблясь, проголосовали за введение смертной казни на фронте".

    После введения смертной казни репрессивная кампания в армии стала беспредельной. 12 июля правительство предоставило военному министру и министру внутренних дел право закрывать "без суда и следствия оппозиционные газеты и журналы, призывающие к неповиновению  распоряжениям военных властей, к неисполнению воинского долга  и содержащие призывы к насилию и гражданской войне'". Редакторов таких изданий следовало привлекать к судебной ответственности. На основании этого постановления закрыли "Правду", "Окопную правду" и многие другие газеты леворадикального лагеря.

    Таким оказался первый этап в деятельности правительства, получившего статус правительства спасения революции. Все меры, проводимые им, носили отчетливо  выраженный принудительный, насильственный характер. Практически шла расправа с политическими противниками, большевиками прежде всего. Репрессиям подверглись также рабочие. солдаты и крестьяне. Разрушались демократические организации в армии, на флоте и в деревнях; отбирались политические права у граждан. Такие действия правительства, естественно, вызывали недовольство народа. Оно быстро нарастало и получало крайние формы выражения. Власти отвечали тем же, наводняя уезды, волости и села большим количеством войск, которым давались безграничные полномочия. В условиях правового беспредела некоторые карательные отряды совершали дикие акты вандализма. Об одном из них рассказала читателям "Вятская речь". 11 августа в село Тойкино Сарапульского уезда по вызову уездного комиссара прибыла воинская команда во главе с прапорщиком Борисовым и подвергла крестьян жесточайшей экзекуции. Как утверждалось в газете, каратели "избили нагайками около 20 человек, причем некоторые были биты до потери сознания, А 6-х женщин, наказывая, позорно оголяли и аекли до испражнений"^. В связи с этим крестьяне направили губернскому комиссару телеграмму, в которой заявляли, что "жить стало страшно", и просили больше не принимать таких жестоких мер.

    Таким образом, правительство после июльских событий вместо выполнения народной программы развернуло широкомасштабную репрессивную кампанию, направленную прежде всего против радикальной части общества. Все усилия оно сосредоточило на подавлении политических противников слева. Согласно оценке министров-социалистов правительство к концу лета 1917 г. якобы сумело погасить эту угрозу и стабилизировать обстановку в стране. И.Г. Церетели в воспоминаниях убежденно говорит о том, что под твердой рукой правительства большевики притихли. Более того, он утверждает, что большевизм был просто раздавлен.