Реклама

Отличительная особенность  варварства в отношении вещного  мира состоит в своеобразном отношении  к «культурному ресурсу». Если архаика воспроизводит свой культурный ресурс в неизменном виде, а цивилизация постоянно наращивает его, то варварство существует при условии расточения или снижения уровня сложности цивилизационного ресурса.

«Срабатывание»  – это особый вид использования  без воспроизводства. При этом в поздневаварскихобществах использование без воспроизводства сменяется суженым воспроизводством, то есть созданием ухудшенных, варваризованных форм изначального цивилизационного ресурса. Так, применительно к нашим дням, можно сказать, что на российской «почве» немецкий «Мерседес» (или «БМВ») превращается в «Волгу», а итальянский «Фиат» – в «Жигули». Советская промышленность достигала наибольших успехов в отгороженных от мира «зонах», своеобразных «резервациях», недоступных в первую очередь не иностранцам, а собственным согражданам, несущим в себе огромный деструктивный потенциал. В свою очередь, разрушение промышленности началось именно с открытияэтих «зон», этих до того строго «режимных объектов». Варварская стихия также жёстко – уже в наши дни – препятствует созданию российских марок-брендов.

Поскольку расточаемое  ускоренно выводится из оборота, общество постоянно нуждается в  восполнении запасов. Ради этого  оно совершает набеги и облагает соседние города и страны данью, участвует  в работорговле, в наши дни –  продаёт свои природные ресурсы  и т. д. Оно желает получать в готовом виде нужные вещи, идеи, технологии.

Расточение цивилизационного ресурса – органическая потребность и сущностное свойство варвара.

Естественно, варварское общество, как указывалось выше, живёт не только за счёт цивилизации. Оно может иметь собственную  экономику, иногда довольно развитую. Однако условие существования такого общества – постоянная подпитка за счёт цивилизационного ресурса. Так, в сущности, вся история советской экономики была историей такой «подпитки». То же самое можно сказать и применительно к современной российской экономике.

Разрушая и подвергая  деградации среду цивилизации, варвар самоосуществляется, переживает высшие, сладостные мгновенья своей жизни. Если для человека цивилизации естественно постоянно и бесконечно упорядочивать мир, то варваром движет потребность хаотизировать, разрушать «чересчур» продуманный, упорядоченный, слишком удобный, аккуратный, мир цивилизации. Снижение уровня сложности инокультурной среды – способ освоения, своеобразного «очеловечивания» пространства, разновидность особого, варварского упорядочивания. Подвергая насильственной деградации пространство иной культуры, варвар тем самым превращает отчуждённое и враждебное в своё, «родное».

Цивилизация иноприродна варвару, агрессивно враждебна самой его сути. Поэтому её надо, во-первых, подавить, разрушить, лишить активного созидающего начала, и, во-вторых, предельно упростить, сделать понятной. Полуразрушенный, буквально и фигурально загаженный, сведённый к простейшим функциям мир деградировавшей цивилизации становится понятным и комфортным для варвара.

Примитивизация – естественная, неискоренимая черта «нормального» варвара.

1.4. Социальные  нормы варварства и его тормозящее  влияние на цивилизационные процессы

Варвар несёт  глубоко архаические, природные  принципы в сферу этики и социальных отношений: стратегию хищника, право  сильного, законы стаи. (Эту стратегию  «вписания» в мир, его освоения, демонстрируют дети и подростки, ломая игрушки, доламывая здания, автомобили, выброшенные вещи, организуя свои группы по тем же законам варварских отношений. Но это относится не ко всем детям «вообще», а к детям варваров или людей, у которых сильна варварская составляющая психики. Ни для архаичных, ни для цивилизованных детей это не характерно.)

В сознании варвара  цивилизация занимает место природы, она переживается как объект охоты  и собирательства (при этом и собственно природа – не более чем место, где можно чем-то поживиться; характерный  пример – люди, стоящие на обочине  дорог с большими букетами ландышей и предлагающих эти букеты на продажу). Классический типаж (один из типажей) современного варвара – Остап Бендер, мечтающий  о миллионе, который можно было бы «выпотрошить» из какого-либо миллионера, и представления не имеющий, что  делать с обретённым миллионом.

Рассматривая варварство как фактор мировой истории, можно  заметить, что во все времена бытиё  цивилизации было отягощено постоянной борьбой и ассимиляцией варварского  мира. Приток варваров в зоны цивилизации, особо динамично развивающиеся, обычно носит автоматический характер: эти места обеспечивают расширение поля возможностей для хищнического и паразитического существования.

Тормозящий эффект варварства проявляется и в другом. Речь идёт о психологии и идеологии.

Варвар страдает от существующего уровня сложности  цивилизации и постоянно стремится  упростить его. Он всегда стихийно предпочитает простоту. Поэтому, как указывалось выше, любое превышение уровня сложности над пониманием и принятием варвара рождает в нём одну и ту же реакцию деструкции, упрощения. Там же, где варварское сознание возвышается до уровня идеологии, рождается реакционная утопия, идеология упрощения, осмысление цивилизации как пути к бездне. Эти элементы можно встретить практически в любой революции ХХ века. Одним из самых художественно сильных воплощений представлений подобного рода является роман Андрея Платонова «Чевенгур».

Социальные проявления варварства, характерные для России – расцвет так называемой «дедовщины»  в армии, своеобразное отношение  власть имущих к управляемым им людям (смесь патриархального покровительства, личной корысти, презрения и т. п.), огромная распространённость порчи  социально важных систем (например, кража километров электропроводов, в результате чего без электричества  остаются тысячи и сотни тысяч  людей), гигантские масштабы порчи подъездов  домов и лифтов – и другие проявления деструкции и насилия по отношению  как к миру людей, так и вещей.

Можно выделить три вида варварства – дисперсное, институциализированное и маргинальное. Все они характерны для России, как России прошлого, так и современной.

Часть 2. Российские черты варварства

2.1. Дисперсное  варварство

Лат. dispersus – рассеянный: вещество в виде малых частиц вместе со средой, в которой они распределены, например: аэрозоли – частицы в газообразной среде (туман, дым), в жидкой – эмульсии.

Дисперсное варварство – варварство не в «чистом виде», но существующее как моменты, черты, элементы варварства. Это – различные формы деструкции, упрощения, порчи по отношению к социальным нормам и миру вещей, которые пронизывают все явления жизни общества. Так,невозможно жить в России и находиться вне пределов дисперсного варварства.

Почти в классически  чистом виде этот вид варварства проявлялся в советскую эпоху (в образцовом порядке содержались лишь здания типа обкомов и райкомов партии, остальные – в гораздо худшем состоянии; если даже фасад здания выглядел вполне цивилизованно, то «вид со двора» являл собой совершенно иное зрелище; постройки сдавались в эксплуатацию обязательно с недоделками; изначально красивые (привлекательные) объекты  поразительно быстро деградировали, обрастали уродливыми будками, пристройками, наклейками, надписями).

Окружающая среда  организуется в случае дисперсного  варварства таким образом, чтобы  элементы недостроенности, неустроенности, неухоженности, беспорядка, неуюта всегда находились в поле зрения.

Встреча с «излишней» (с точки зрения «рядового» россиянина) мерой упорядоченности почти  мгновенно и автоматически вызывает у него чувство «чужого», «чуждого», его органическое отторжение. Отсюда – феномен порчи. Загаженные лифты и подъезды, обшарпанные сарайчики и стены домов, разбитые дороги, исписанные и испорченные заборы, поломанные скамейки, вечные кучи строительного мусора и мусора бытового (около баков и где угодно) на самом деле служат той же цели – органическому вписанию окружающего мира в своё представление о «норме». В сущности, порча носит знаковый, символический характер: нечто надпортить – как знак, символ того, что данный объект варвар освоил, лишил вредоносности, опасности. Это относится и ко всеми известным надписям типа «Здесь был..» – которые можно обнаружить даже на древнейших и ценнейших исторических памятниках. В каком-то смысле подобное явление сродни всем известному «помечанию» территории собаками.

При этом речь всё  время идёт не о полном разрушении, но – о мере этого разрушения: происходит хаотизация избыточно, «чересчур» упорядоченного. Так, стены лифтов практически обязательно портятся, но не бесконечно, начиная с какого-то момента порча практически прекращается. И так – во всём.