Погребальный культ. Формирование представлений о душе, духе и загробном мире

В Казахстане в XIX – начале XX вв. усопшего помещали в отдельную юрту. Изоляция покойного, по мнению А.Т. Толеубаева и некоторых других исследователей, здесь также могла быть вызвана страхом перед умершим, который отныне принадлежал другому миру и мог натворить зло уже в силу только этого факта. Существовало также представление о «нечистоте трупа», возможно, восходящее к зороастрийским верованиям. По-видимому, с этими концепциями связан и обычай сжигать одежду покойного (Толеубаев А Т., 1991. С. 92; Снесарев Г.П. 1962. С. 131-135.).

Существовал также и обычай освещения в течение 40 дней помещения, где жил умерший человек. Этот обычай, возможно, также связан с ритуальным страхом перед покойным. В этом плане небезынтересно представление барнаульских казахов о том, что 40 суток душа умершего человека находится дома и «слышит ушами», но вред окружающим причинить не может.

Почти у всех тюркоязычных кочевников, существовал обычай омовения покойника перед похоронами. Тело обмывали в специально сшитых из марли мешочках, которые надевались на руки или же просто специально подготовленной материей. Покойного поливали водой из нового чайника в строгой последовательности: от головы к ногам. Причем вода должна была быть теплой. По окончании обмывания тело насухо обтиралось. Материю, использовавшуюся при омовении, потом закапывали рядом с могилой. Людям, обмывавшим покойного было принято делать ценные подарки, в начале XX в. складывается обычай дарить деньги. В целом процесс обмывания покойного символизировал процесс перехода души из одного мира в другой. Чистое тело, согласно поверьям, было знаком того, что все связи покойного с земной жизнью прекращены.

Хотя возможно и другое толкование процесса омовения. Согласно сообщениям информаторов, у башкир ещё в начале XX века было принято стирать тряпки, которыми обмывали покойника, в ближайшем водоёме, а затем развешивать их на ветках прибрежных кустов. В этом действии прослеживаются представления о связи мёртвого с водной стихией и о том, что вода является убежищем духов.

Сам процесс омовения считался опасным делом, поскольку совершался уже на третий день после смерти, а значит потусторонний мир уже прочно овладел духом умершего и мог воздействовать на живых. Этим объясняются подарки тем, кто совершал омовение, также как и особые приспособления для этого процесса.

Выносили покойного из дома у многих народов Средней Азии и Казахстана, ногами вперед. Южно-алтайские казахи, как и таджики, выносили тело вперед головой. Однако смысл выноса покойного из дома ногами или головой вперед одинаков. Исследователи объясняют эти два способа выноса тела ритуальным страхом перед умершим: вне зависимости от позиционирования тела люди старались сделать так, чтобы дух не мог запомнить место, откуда тело выносят, а соответственно и вернуться. К выносу не допускаются близкие родственники покойного, также чтобы дух не мог запомнить или узнать впоследствии место, откуда его тело выносили на кладбище (Коновалов А.В. 1980, С. 115– 116; Снесарев Г.П. 1962, С. 116; Толеубаев А.Т. 1991, С. 98.).

Вынос тела сопровождался громким плачем и причитаниями женщин. Подобные формы оплакивания широко распространены у народов Средней Азии, Казахстана и Сибири. При этом они полностью, по мнению Г.П. Снесарева, вытекают из доисламских культов, обозначая одновременно как задабривание духа, так и нарочито подчёркнутое провожание его в путь в мир иной. Высокая интенсивность оплакивания требовалась для того, чтобы успокоить духа, чтобы у него не было желания остаться с живыми (Снесарев Г.П. 1962, С. 132).

На кладбище в течение всего обряда погребения у ряда тюркоязычных народов было принято над покойником держать прямоугольную материю. Делалось это специально для того, чтобы на труп не падал солнечный или дневной свет. В контексте сказанного интересные сведения по узбекам Хорезма приводит Г.П. Снесарев: «Скрывать лицо умершего под материей даже от близких людей принято, во-первых, потому что окружающим может быть причинен вред (дух умершего, пока не понимая собственной силы, от скорби мог нанести вред собравшимся). Во-вторых, это являлось частью общих мер предосторожности, чтобы солнечный свет ни в коем случае не упал на труп. В этом прослеживается боязнь осквернения небесных светил...» (Снесарев Г.П. 1962, С. 132). Данное замечание является уже не свидетельством сохранения пережитков шаманизма, а более сложных культов, возможно, зороастризма или тенгрианства, в которых солнце связывалось с божествами.

На кладбище у некоторых тюркских народов также совершался интересный, причём сохранившийся до сих пор обряд под названием «фидия», который в Казахстане называют «даур, ис-кат». У южно-алтайских казахов обряд фидия происходит после окутывания покойного в саван. Целью этого обряда является искупление, отпущение грехов умершего, которые добровольно берет на себя один из присутствующих. У казахов этот обряд происходил следующим образом. Во все углы могилы втыкались завязанные в узелок платочки с деньгами. Напротив платочков располагались четыре человека и по очереди читали молитвы. По окончании молитвы им отдавались деньги. Всем присутствующим на кладбище раздавались платочки, а тем, кто рыл могильную яму – небольшую сумму денег. Если покойному было за 80 лет, то старшему из рода давали рубашку или костюм (сыит береди). Согласно А.Т. Толеубаеву, обряд фидия не является мусульманским, поскольку на этот счет в коране ничего не сказано. Более того, ортодоксальный ислам утверждает, что перед богом каждый отвечает за свои поступки сам (Толеубаев А.Т. 1991, С. 97). Судя по всему, здесь также наблюдаются элементы шаманизма. Дабы дух умершего мог спокойно отойти в мир иной, необходимо было устранить всё, что могло связывать его с миром живых: грехи, долги и проч. Видимо, с этим также связан обряд раздачи долгов покойного прямо на кладбище (если они имелись).

Однако не для всех тюркоязычных кочевников было характерно закапывание трупа. У шорцев в XIX в. исследователи отмечают широкое распространение обряда воздушного захоронения (в ящиках или в коре на ветвях деревьев) или трупосожжения, что, несомненно, указывает на представления о связях духов умерших с той или иной стихией: воздуха или огня соответственно (Кимеев В.М., 1981. С. 151.).

Общей для всех причиной смерти шорцы считали хищение у  человека  жизненной силы злым духом Кайраканом. Шорцы  изготовляли деревянное изображение в виде человечка, называемое сюне. Оно   считалось   вместилищем духа умершего. После погребения тела фигура духа зарывалась в стороне от могилы. Для  защиты  от  сюне, покидая кладбище,  бросали за собой ветки или клали топор лезвием в сторону кладбища, дабы дух умершего, ещё не привыкший к своему новому состоянию, не мог проследовать за участниками похорон обратно к себе в дом и там принести вред людям (Хлепина И. Д., 1978. С. 76). Хоронили  в лесу в гробу-колоде без крышки. Такой гроб ставили на кучу валежника, прикрывали сучьями. В гроб клали умершего в старой одежде, завернув  в  холст, а также  его  личные вещи кроме ножа. На могиле оставляли сломанные охотничьи нарты, берестяные коробки  с пищей для духа.

В.М.  Кимеевым были  выяснены интересные особенности  похорон у шорцев умерших неестественной смертью, шаманов, детей, утопленников. Крещеных детей хоронили как и взрослых, некрещеным ставили осиновый колышек и могилу обкладывали камнями. Детей колыбельного возраста хоронили в берестяном свертке или берестяной люльке, овязанной верёвкой, куда клали конскую шерсть. В течение трех лет посещали могилу, меняли веревку, но бересту не разворачивали. Шаманов хоронили в заколоченном гробу лицом вниз. Гроб оставляли на горе или подвешивали на кедре. Одежду и бубен, предварительно изрезав ножом, подвешивали рядом на березе. В.М. Кимеев полагает, что до распространения христианства гроб вообще не делали -покойника зашивали в «кендырь» или заворачивали в бересту, кладбища также стали появляться с распространением христианства. По некоторым сведениям, бубен и колотушку шамана подвешивали близ могилы, но родственники брали железные подвески для нового бубна. Могилы шаманов закладывали сверху жердями. Самоубийц, утопленников хоронили, как и некрещеных детей на краю кладбища, причем обмывали и переодевали на противоположном от кладбища берегу. «Некрещеные тела умерших не закапывают в землю, а завертывают в бересту и вешают на дерево в глухом лесу или кладут на деревянные срубы, иногда сжигают». Древнейшим из традиционных способов автор считает наземный, или воздушный (Кимеев В.М., 1981. С. 149-152.).        

Традиционным обычаем являются,  по-видимому, оставленные поверх захоронения охотничьи нарты и отсутствие захоронений лошади, ориентировка умершего лицом к югу, отсутствие обычая оплакивать покойника и обеспечение его всем необходимым для загробной жизни. Не ясно, имеет ли связь ориентировка умершего с обычаем делать вход в жилище с восточной стороны. Кроме одежды, обуви, шапки, табака, трубки мертвому клали мешочек ячменной муки. «Детей завертывали в кошму, снаружи - в бересту и утром привязывали к дереву. Иногда клали в дупло, которое закрывали древесной корой» (Ситнянский Г.Ю., 2001. С. 175-180). Н. Дыренкова отмечает наличие срубиков, в которых хоронили детей, завернутых в бересту, и приводит сведения о захоронениях их в сколоченных подвешенных ящиках завернутыми в бересту, а также о подвешивании в люльках в глухих местах на дерево (Дыренкова Н., 1940. С. 438). Г.И. Пелих отметила обычай привязывать утиные крылья к дереву, на которое подвешивали труп, а кроме того, сопровождать захоронение принесением в жертву утки. Перед выносом покойного из жилища выносили деревянное изображение утки, что явно указывало на представлениях о птицах как о существах, связанных с загробным миром (Пелих  Г.  И.   1972.  С.  205). 

Представители  щерского сеока Карга, по сообщениям Н.Ф. Катанова, еще в середине XIX в. хоронили своих детей, заворачивая их в кошму, а поверх нее в бересту, затем привязывали к дереву. Иногда ребенка клали в дупло, а снаружи закрывали древесной корой, чтобы по внешнему виду это дерево нельзя было отличить от других. Щерцы продолжали хоронить на деревьях взрослых людей вплоть до конца XIX в., а детей - до первой четверти XX в. (Ситнянский Г. Ю., 2001. С. 178).

У чулымских тюрков существовало, зафиксированное исследователями, представление о потустороннем мире, как о большой тайге, изобилующей зверями. Многие виды ловушек они изготовляют на месте промысла при помощи только топора и ножа, поэтому погребенным клали прежде всего эти предметы, кроме них пешни, крючки, корнекопалки, сосуды с пищей (Дульзон А.П., 1952. С. 98-100). Могильную яму окуривали; в некоторых местах веник кладли в могилу, в других - оставляют на холмике. Рядом оставляли посуду и шест. Покойника укладывали в гроб непосредственно перед выносом, полностью одетого, на поясном ремне должны были находиться нож, огниво, шило и игла. Зимой в колоду клали рукавицы, на ноги надевали матерчатые чулки, на палец руки - медное кольцо. Покойник в доме оставался в течение трех ночей. В это время ему делали кижи агачи (буквально «человека дерево»). Сосну или кедр покойник выбирал при жизни сам. В гробу делали постель из березовых листьев, каждый из присутствовавших дергал с веника по три раза, приговаривая: «Вот тебе, дед, вечную постель». Под голову клали березовые листья и тряпки, все это накрывали белой тканью. Колоду окуривали, прежде чем стелить постель. Огонь разводили в пришедшей в негодность посуде. В нее клали дикий перец, угли, воск, березовые листья и пихтовые ветки.

Вскрывая погребения XVIII – XIX вв., А. П. Дульзон отмечает общую черту для всех их видов - они наземные. Покойника клали в гроб из толстых плах без дна, но часто с крышкой. Гроб обложен берестой, тело в вытянутом положении, на спине, головой на юг и: и юго-восток, руки вдоль туловища. Под гробом подстилка из бересты, иногда из войлока. Иногда покойника просто заворачивали в бересту, иногда умершие лежали в берестяных открытых сверху коробках (Дульзон А. П. 1952. С. 102). Данный автор отмечает, что прежний обычай погребения тела прямо на земле с возведением над ним небольшого кургана исчезает со второй половины 17 в. Он ссылается на сообщения информаторов, которые полагают, что на Чулыме издавна выкапывают  могилы   и   хоронят   в   колодах   когур   на   спине головой на восток, с кистями рук на бедрах или животе, сейчас в гробы колоды ничего не кладут, но прежде клали огниво, трубки, в последнее время используют дощатые гробы. Имеются сведения о том, что хоронили в специальных лабазах, сооружаемых на четырех стойках, с навесом. Гроб из кедра ставили под навес, высота постройки от земли около двух метров. К числу единичных относится информация о наземных, так же без гроба, сидячих захоронениях, а также захоронениях в дуплах деревьев - дуплянках тапшу. А. И. Боброва к традиционным чертам относит наземный или курганный тип погребения, дощатые конструкции в виде ящика без гвоздей, колоды, сруба в 1-3 венца (Боброва А. И., 1987. С. 118).

Отмечено несколько случаев трупосожжения. Вскрывая погребения XVIII в. О. Б. Беликова выявила трупосожжение внутри рам-обкладок с оружием, украшениями, седлом, сбруей (Беликова О. Б., 1984. С. 121). Однако, необходимо заметить, что со временем любые виды наземных и надземных погребений исчезают полностью, информаторы подчеркивают большую глубину могил, а также христианскую ориентацию головой на запад вместо прежней головой на юг или юго-восток. Иногда вместо креста ставили палку.

Большежировский    курганный    могильник    находится    на    левом надпойменном берегу р. Яи, левого притока р. Чулыма, в 2 км от деревни Большежирово (Асиновский район Томской области) вверх по течению реки. Особый интерес вызывает детское погребение. Оно зафиксировано в юго-восточной части кургана, его размеры - 0,77 на 0.28 м. Отмечены остатки подстилки, состоящей из шести слоев бересты, и перекрытия из двух слоев: верхний был представлен продольной плашкой д. иной 0,23 м., нижний берестяным полотном. Костяк ребенка 6-8 месяцев  ориентирован черепом на юго-юго-запад.   Сохранились   кости   правой   стороны: ребра,   предплечье лопатка, а также грудина, нижняя челюсть с зубами, кости черепа. Выявлен инвентарь, который располагался ниже грудины, слева - свинцовая нашивка; с левой стороны от черепа - бронзовая подвеска «крыжовник»; в области черепа – свинцовая двуполушарная нашивка. С правой стороны от костей грудной клетки на уровне    пояса    находилась    железная    миниатюрная модель лука, вся поверхность которой намеренно была обмазана толстым слоем глины (Беликова О. Б. 1984. С. 254)