Вацуро Вадим Эразмович «Записки комментатора»

В древней литературе очень остро стоит вопрос о так называемой «единоцелостности» произведений. Сплошь и рядом приходится вычленять различные части, принадлежащие разным авторам, но слившиеся в своем бытовании воедино. Иногда в пределах одного произведения текстологу приходится заниматься перестановкой частей (например, в «Слове о полку Игореве»).

 

В новой литературе такие случаи редки, но не исключены.

 

Вспомним перестановку частей в «Египетских ночах» Пушкина, предложенную Б. В. Томашевским, восстановившим правильный порядок отрывков, вспомним воссозданную советскими исследователями композицию неоконченной статьи Пушкина о критике. До сих пор нет единого мнения о том, как печатать текст «Войны и мира» Толстого: где помещать философские главы — «вперемежку» с текстом «художественных» глав или отдельно, как располагать французский текст — в основном тексте или в сносках, — указания Толстого на этот счет неодинаковы и допускают разные толкования 1 .

 

Очень нелегко, а порой невозможно в критическом наследии Добролюбова (и других критиков революционно-демократического лагеря) отделить принадлежащие им части от того, что написано другими, начинающими или неумелыми сотрудниками «Современника». В этом смысле поучителен спор о том, Добролюбов или корректор «Современника» Петр Дмитриев является автором статьи «О значении наших последних подвигов на Кавказе».

 

В древних текстах установление основного (в другой терминологий — канонического) текста оказывается в большинстве случаев невозможным. В новой литературе установление такого текста — первая и важнейшая задача текстолога. До некоторой степени к аналогичным положениям древней литературы приближаются те случаи новой литературы, когда текст имеет несколько редакций или же когда автограф и прижизненное издание отсутствуют и существуют только более или менее авторитетные списки. В изданиях академического типа (или к ним приближающимся) таковы, например, две редакции «Тараса Бульбы» — издание «Миргорода» 1835 г. и отличная — в издании Сочинений 1842 г. То же с «Невским проспектом», «Портретом», «Ревизором» и другими произведениями Гоголя. Можно привести и другие примеры.

 

Для древней литературы характерна частая анонимность текста. В новой литературе это случай, встречающийся реже, но все же достаточно часто.

 

Не менее девяти кандидатов претендуют на то, чтобы быть признанными в качестве авторов «Известий о некоторых русских писателях». О Пушкине — огромная литература, в которой уже более столетия продолжаются споры о принадлежности поэту некоторых стихотворений и целого ряда статей. Среди исследователей оживленно дебатируется вопрос относительно автора стихотворения «На смерть Чернова» — Рылеева или Кюхельбекера.

 

Не полностью определено поэтическое и публицистическое наследие Некрасова. Еще недавно шли споры о принадлежности ему «Притчи» и стихотворения «Он у нас осьмое чудо...». Статьи Ап. Григорьева, А. Н. Плещеева, Н. Н. Страхова то и дело атрибутируются Достоевскому, статьи П. Л. Лаврова — В. В. Лесевичу, статьи М. Н. Лонгинова — Некрасову, статья Ап. Григорьева о Фете приписывалась Я. К. Гроту, а другая статья о Фете же — то Островскому, то Ап. Григорьеву, но оказалась принадлежащей Л. Мею, статья П. Н. Кудрявцева о Фете в «Современнике» 1850 г. приписывалась то Некрасову, то В. П. Боткину.

 

Относительно авторства произведений критиков революционно-демократического лагеря — Белинского, Чернышевского, Добролюбова, Писарева, М. Антоновича и др. — накопилась очень большая литература. Особенно «повезло» Белинскому. Самые различные статьи различных авторов (А. Д. Галахова, М. Н. Каткова, П. Н. Кудрявцева, И. И. Панаева и др.) приписывались критику; в ряде случаев вопрос остается нерешенным, И сегодня не все признают Чернышевского автором прокламации «Барским крестьянам...». До сих пор идут споры о принадлежности Добролюбову некоторых статей в «Современнике». Как видим, в новой литературе проблема атрибуции — важная часть исследовательской работы текстолога.

 

Итак, и в древней, и в новой текстологии речь идет об одних и тех же явлениях. Каждое из них имеет для разных периодов разный удельный вес. Различные методические приемы, однако, не мешают тому, чтобы считать науку единой. Разобщение пользы не приносит, а объединение взаимно обогатит обе стороны. Практическая сложность состоит в том, что в наше время трудно встретить ученого, который бы в равной степени был специалистом и по древней, и по новой литературе и, мог бы объединить текстологию в едином изложении. Но если сегодня еще нельзя создать в завершенном виде единую текстологию, то это не значит, что мы должны отказываться от подобной тенденции. Материалы для нее нужно постепенно накапливать и нащупывать пути объединения двух исторически оказавшихся разобщенными дисциплин 1 .

 

1 Наиболее убедительна гипотеза об авторстве Н. И. Новикова. См. остроумную статью Ю. Иванова «Воссоздадим реальные обстоятельства». — «Вопр. лит.», 1966, № 2, с. 163 — 171.

Пока «новая» текстология больше ориентируется на строгость метода и отдельные приемы исследования историков древней русской литературы, чем древняя на новую. Будущий историк науки отметит влияние идей А. А. Шахматова, В. Н. Перетца, О. А. Добиаш-Рождественской и др. на развитие приемов новой текстологии.

 

Из практической дисциплины («инструкции по изданию») текстология на наших глазах перешла в иной разряд и развивается по пути теоретических обобщений. Споры о сущности и принципах этой науки — лучшее тому подтверждение 2 .

 

В текстологии возникает сегодня ряд общих вопросов, идет работа по выяснению сущности науки, установлению основных понятий — все это было немыслимо раньше, когда узкий практицизм сужал горизонт и мешал видеть принципиальные основы науки.

 

Сейчас трудно еще все их обосновать: ряд вопросов ставится пока только в первом приближении — без этого нельзя идти дальше.

 

Текстология новой литературы твердо признает лишь один основной текст. Издание может отличаться в зависимости от различного читательского адреса вступительными статьями, примечаниями, объемом вариантов и пр., но текст писателя, как он в данное время установлен, может быть только один. «Копеечная брошюра со стихами Пушкина, — писал Г. О. Винокур, — в принципе отличается от академического издания только тем, что она свободна от критического аппарата» 4 .

 

1 Тенденция к сближению и  объединению «старой» и «новой»  текстологии лежит в основе  содержательной книги: Лихачев Д. С. Текстология; Краткий очерк. М. —  Л., «Наука», 1964; ср. мою рецензию («Вопр. лит.», 1964, № 12, с. 218 — 220). Вопросы текстологии древней литературы и фольклора рассмотрены в кн.: Лихачев Д. Текстология на материале русской литературы X — XVII вв. М. — Л., Изд-во АН СССР, 1962.

2 См.: Берков П. Н. Проблемы современной текстологии. — «Вопр. лит.», 1963, № 12, с. 78 — 95. См., кроме того, материалы дискуссии о сущности текстологии в статьях Б. Я. Бухштаба, А. Л. Гришунина, Д. С. Лихачева и Е. И. Прохорова. — «Рус. лит.», 1965, № 1 и № 3.

3 См.: Лихачев Д. С. Текстология. Краткий очерк. М. — Л., 1964, с. 82. Ссылка на это издание в дальнейшем будет обозначаться: Лихачев Д. С. Краткий очерк.

4 Винокур Г. О. Критика поэтического  текста. М., 1927. Ссылка на это издание  в дальнейшем будет обозначаться: Винокур Г. О. Критика ...

Текст художественного произведения создается одним писателем, как редкое исключение — двумя писателями (братья Гонкуры, Э. Эркман и А. Шатриан, Ильф и Петров), еще реже — группой авторов. В фольклоре и в древнерусской литературе положение иное и более сложное.

 

Все в тексте, начиная от собственно текста и кончая знаками препинания, расположением абзацев или отдельных строк, призвано служить одной цели — достигнуть наибольшего художественного эффекта, с наибольшей силой выразить замысел художника.

 

Ни в каком другом виде словесного творчества (скажем, в тексте научном, публицистическом и пр.) эта точность не достигает такой максимальной требовательности. Замена в нем одного слова другим — синонимичным, изменение расположения абзацев или другие детали едва ли исказят мысль автора. Не то в словесном искусстве. «Я предпочитаю издыхать как собака, нежели на одну секунду ускорить фразу, которая еще не созрела», — писал Флобер М. Дю-Кану в 1852 г. 1

 

Художественное произведение существует именно и только в данном виде. Одна неверная, казалось бы, третьестепенная деталь способна разрушить впечатление целого, и мир становится от этого духовно беднее.

 

Предельная точность текста — это возможность наиболее полного восприятия художественного произведения. Совершенно прав был Лев Толстой, когда говорил, что «как ни странно это сказать, а художество требует еще гораздо больше точности, precision , чем наука.. .» 2 .

 

Это чувство ответственности за текст очень хорошо ощущали уже в Древней Руси. Монахи-переписчики смиренно просили простить им невольные ошибки, допущенные промахи и погрешности текста. «Где прописался аз грешный не разумом, или немыслием, или недоумием, или непокорством, или непослушанием, или не рассмотрел, или поленился рассмотреть, или не дозрил, — и вы меня, ради бога, простите и не кляните, а сами собою исправливайте».

 

Для художника имеют значение не только такие очевидные факторы, как, например, рифма или ритм (и стиха, и прозы), но и звучание того или иного слова, их сочетание, даже их рисунок («внешность») и целый ряд других, не всегда понятных нам условий, которыми он руководится при их выборе.

 

Весьма различным будет наше восприятие незаконченного пушкинского произведения, если читать: «История села Горохина» (как прочитал Жуковский) или «История села Горюхина» — такое чтение признано сейчас точным. Изменилась только одна буква, но какое изменение смысла за ней скрыто! «Горохино» — слово с юмористическим оттенком, отсылает нас едва ли не ко временам царя Гороха, а в корне слова «Горюхино» лежит ясно ощутимое — горе.

 

1 Флобер Г. Собр. соч. в 5-ти т., т. V. М., «Правда», 1956, с. 56.

2 Толстой Л. Н. Полн. собр. соч., т. 78. М., Гослитиздат, 1956, с. 156 — 157. Письмо Л. Д. Семенову от 6 июня 1908 г. Precision — точность (франц.)

Одна лишь буква и знаки препинания отличают друг от друга чтение известной строки «Записок сумасшедшего» Гоголя.

 

«А знает ли что? — у алжирского дея под самым носом шишка!»

 

Или: «А знаете ли, что у алжирского бея под самым носом шишка!»

 

Кажется, не надо объяснять, что смысл этих двух строк не совсем одинаков 1 .

 

Иногда одна буква меняет весьма значительно смысл:

 

Сатиры смелый властелин

 

и

 

Сатиры смелой властелин —

 

позволяет различно понимать текст этой строфы «Евгения Онегина» 2 .

 

Решительно во всем — от большого и до самого малого — текст художественного произведения требует абсолютной по возможности точности. Писатель, месяцами не считающий рассказ завершенным, потому что в нем четыре слова еще не стали на место (таков был, например, Бабель), — пример совсем не анекдотический. Однако вследствие различных причин текст художественного произведения часто издается не в том виде, как того хочет писатель. Обстоятельства, из-за которых текст претерпевает всевозможные искажения, могут быть самые разнообразные. Большая ответственность за порчу текстов лежит на царской цензуре. В советское время исследователями проведена огромная работа по восстановлению текстов писателей от цензурных купюр и вынужденных исправлений.

 

Иногда автор — если он сам издавал свои произведения — часто не мог опубликовать их в полном виде, стесненный материально. Неполное издание остается единственным прижизненным и потом иногда традиционно признается якобы выражающим волю автора.

 

Немалое место занимает и то, что можно назвать автоцензурой. По тем или другим причинам (личным, тактическим, общественным и пр.) автор не хочет или не имеет возможности печатать произведение в завершенном им виде.

 

1 Берков П. Н. Об одной мнимой  опечатке у Гоголя. (К истории  текста «Записок сумасшедшего»). — В кн.: Гоголь. Статьи и материалы. Л., 1954, с. 356 — 361. «Дей» упоминается и в записи П. А. Вяземского 1829 г. (Записные книжки. 1813 — 1848. М., «Наука», 1963, с. 188).

2 Берков П. Н. «Смелый властелин», или «Смелая сатира»? К текстологии  строфы XVIII главы первой «Евгения  Онегина». — «Рус. лит.», 1962, № 1, с. 60 — 63. Соображения П. Н. Беркова в пользу второго чтения кажутся убедительными.

Иногда живы выведенные в произведении лица, иногда некоторые интимные детали не позволяют автору самому (или по советам близких) опубликовать произведение без тех или иных купюр или замен. Известно, что Пушкин был очень недоволен тем, что Бестужев без его согласия напечатал в 1824 г. элегию «Редеет облаков летучая гряда...» полностью. Пушкин систематически исключал из текста три строки, обращенные к Екатерине (?) Раевской:

 

Когда на хижины всходила ночи тень,

 

И дева юная во мгле тебя искала

 

И именем своим подругам называла.

 

По тем же соображениям автоцензуры Пушкин предпочел в тексте «Путешествия в Арзрум» снять строки о встрече и беседе с опальным «проконсулом Кавказа» генералом Ермоловым.

 

Если произведение по причинам личным или гораздо чаще политическим остается неизданным, оно иногда расходится по рукам в огромном количестве списков, анонимных или с фантастическим именем автора. В этом случае оно довольно быстро приобретает все признаки фольклорного бытования. Мы до сих пор точно не знаем авторов многих стихотворений «вольной» русской поэзии. Установление их основного текста тоже представляет немалые трудности. Текст неуклонно и все более и более искажается, нередко подлинный автор заменяется другим по совершенно произвольной догадке: более значительный автор, как правило, вытесняет менее известного: Рылееву приписывают стихи Плещеева или Кюхельбекера, Некрасову — сатирические вирши третьестепенного поэта и т. д.

 

Источниками порчи текста последовательно — вольно или невольно — являются писарь (в наше время — машинистка), редактор, наборщик, корректор и др. — некоторые из них уверены, что они улучшают текст своим вмешательством.