Жанр сентиментальной повести в русской прозе первой четверти 19 века

Самым интересным среди этих позабытых писателей был Николай Федорович Эмин. Биографические сведения о нем крайне скудны. Родился Эмин в начале 60-х годов. Сын писателя Федора Эмина, выходец из разночинцев, он все же дослужился до губернаторства в Выборге. Карьера его была связана с возвышением П. А. Зубова. В литературе Эмин полемизировал сначала с Державиным по поводу стихов последнего «На взятие Измаила», потом примкнул к противникам молодого Карамзина и принимал незначительное участие в журнале Крылова «Зритель».

Демократические вкусы Эмина и влияние отца, увлекавшегося руссоизмом, в значительной мере определили и его литературные устремления.

Проза Николая Эмина характерна как своеобразный сплав авантюрного романа с романом сентиментальным, при этом сплав не только стилистический. По своему идейному содержанию эти романы, несмотря на все их несовершенство, иногда ближе к европейскому сентиментализму, чем карамзинская проза. Для Н. Эмина характерно эклектическое соединение эстетических принципов классицизма и сентиментализма. Раскрыть в своих романах внутренний мир человека ему не удалось: его еще связывали традиции авантюрного жанра.

В 1786 г. Эмин издал роман в письмах: «Роза, полусправедливая и оригинальная повесть». В романе противопоставлены друг другу два главных героя — Ветрогон и Милон. Имена, как в классической комедии, раскрывают их образ. В сельском уединении Милон встречает девушку Розу, дочь графа Д***. Роза в восторге от «Вертера», «Ночей» Юнга и других книг, которые нравятся Эмину. Благополучно складывающийся роман, как и следовало ожидать, осложняется появлением Ветрогона. Легкомысленный молодой князь приезжает в деревню и увлекается Розой. Родители принимают его предложение. И Роза, как пишет Милон в письме, «становится несчастной жертвой корыстолюбия матери». Влюбленные в отчаянии, Милон помышляет о самоубийстве. Первая часть романа заканчивается трагической сценой после бракосочетания Розы. Милон с пистолетом на могиле родителей; родные его останавливают. Вторая часть открывается перепиской Ветрогона и молодой актрисы; между тем, Милон встречается в доме Ветрогона с Розой. Застав Милона у ног Розы, Ветрогон отказывает ему от дома. Милон бросается в реку, все думают, что он утопился. Но он только переплыл реку, потом вернулся и поступил к князю в дом садовником. Милон и Роза встречаются, они счастливы, но однажды их застает Ветрогон. Поединок; Милон ранен; Роза умирает с горя, Милон видит погребальную процессию с телом Розы, срывает с себя повязки и тоже умирает. Роман заканчивается смертью последнего героя — раскаявшегося Ветрогона.

Через три года Эмин выпускает в свет свой второй роман «Игра судьбы», в котором много параллелей с первым. Оба романа, по существу, вариируют одну и ту же тему, близкую к теме «Вертера».

Герой романа — Всемил, на взглядах которого есть отпечаток мыслей Руссо о гибельности света и городской культуры. Он ведет уединенную сельскую жизнь, посвящает свое время чтению Юнга и Гесснера, навещает поселян и беседует с ними. Любовь разрушает созерцательное существование Всемила. Как и в «Новой Элоизе» и «Вертере», отношения осложнены социальными препятствиями. Юная Пленира замужем за стариком графом С. Для развития темы автор выбирает мотивы авантюрного романа. Герой поступает в дом своей возлюбленной лакеем (как в предыдущем романе садовником). Намечается тема любви благородной дамы к человеку низкого происхождения. Но этот мнимый социальный конфликт не играет никакой роли в идейном содержании романа, и самый мотив конфликта тут же устраняется. Пленира узнает о благородном происхождении героя. Далее развертывается классическая тема борьбы любви и долга. Она заканчивается благополучной развязкой: престарелый граф С., узнав о любви Всемила и графини, предлагает Всемилу и своей жене сердечную любовь и дружбу.

«Игра судьбы» Николая Эмина — ранний отклик в русской прозе на тему «Вертера» и его несчастной любви. Эмин как бы следует за темой основного конфликта «Вертера». Но роман настолько перегружен традициями нравоучительной повести и авантюрной прозы, что самый конфликт не получает психологического развития. Вероятно, в своем романе Эмин полемически стремился обосновать благополучное решение вертеровской темы. Во всяком случае, в желании примирять конфликты сказалась общая для русского сентиментализма тенденция к сглаживанию социальных противоречий.

Стиль обоих романов свидетельствует о стремлении выработать язык чувства и мысли. Он сентиментален и по словарю и по синтаксису, в то же время и эклектичен. Он соединяет в себе повествовательную традицию классического романа и сентиментальной прозы. Как в сюжете (мотивы переодеваний, поступление дворянина на службу лакеем) Эмин не свободен от влияния плутовского и авантюрного романа, так и в изображении природы, в характеристиках, в изображении наружности героя он еще не свободен от условных описаний классицизма.

И все же романы Эмина содействовали развитию сентиментализма в русской литературе. Николай Эмин был первым писателем в России, включившим стихи в роман, для того чтобы придать лиричность повествованию. Он также проявил интерес к ритмической стороне прозы.

Хотя в содержании обоих романов слабо отражены социальные противоречия, все же в них присутствует признание моральных достоинств человека независимо от его сословного положения. В обоих романах добродетельному крестьянину отдано предпочтение перед легкомысленным и развращенным дворянином. Эта тенденция, с одной стороны, восходила к традициям сатирических журналов, в особенности новиковского «Живописца», и к Фонвизину, с другой — к гуманизму буржуазного сентиментализма. В романе «Роза» Милон защищает крестьян и пишет Ветрогону: «Они в глазах моих гораздо почтеннее презренного питомца счастья». Эмин предпочитает «душевные достоинства» бедного дворянина Милона, у которого только сто душ, «денежным достоинствам» корыстной матери Розы. Все это навеяно сентиментальным буржуазным гуманизмом и впоследствии преобразилось в дворянский гуманизм под пером Карамзина.

Среди немногочисленных произведений докарамзинской сентиментальной прозы следует также отметить роман Павла Львова «Российская Памела, или история добродетельной поселянки» (1789). «Памела» Ричардсона, в переводе Черткова, была издана в Петербурге за два года до «Памелы» Львова. Фабула этого романа крайне проста. За героиней романа, служанкой Памелой, настойчиво ухаживает ее хозяин, молодой повеса-лорд; Памела неприступна; увлеченный лорд женится на своей служанке.

В предисловии П. Львов сравнивает свою «Памелу» с «Памелой» Ричардсона и говорит: «Я для того ее назвал российскою Памелою, что есть и у нас столь нежные сердца в низком состоянии...» При этом Львов замечает, что «в Англии и Франции о Памелах и Элоизах так много говорят, потому что они там гораздо реже встречаются, в России же их больше, так как нравы в ней хотя и переменились, но не развращены».

Мария — «российская Памела» — дочь однодворца, встречается с дворянином Виктором, сыном помещика, которому в прошлом принадлежала семья однодворца. Мария становится женой Виктора. Мать героя против этого брака. Виктор уезжает в город. Мария с маленьким сыном уходит в монастырь. Но по прошествии нескольких лет Виктор возвращается к «российской Памеле», и роман заканчивается к общему благополучию. Львов заимствовал у Ричардсона не только его рассудочно-аналитический стиль с рассуждениями автора, но во многом и его буржуазное мировоззрение. Несомненно влияние на Львова оказал также и Руссо. В произведениях Львова рассыпаны такие замечания: «Иной земледелец умнее иногда рассуждает самого знатного вельможи»... «Ни у кого нет таких каменных сердец, как у знатных господ».

Однако Львов соединяет браком героя дворянина с дочерью не крепостного, а однодворца. Деталь эта типична для всех повестей и рассказов сентиментального направления, в которых сталкиваются благородный герой и героиня низкого происхождения. Героиня — или дочь купца или дочь однодворца. Представители русского дворянского сентиментализма, избегая постановки вопроса о крепостном праве, неизбежно оставались на чисто теоретической почве отвлеченного гуманизма и морализирования в вопросах свободы и равенства.

За первым романом Львов написал «Розу и Любима» — «сельскую повесть» (1790), подражание идилии «Рахиль» немецкого сентименталиста И. Ф. Шмидта. Как видно из предисловия к этой повести, на «Российскую Памелу» посыпались упреки в подражательности. Между тем Львов склонен был отнести эту черту скорее к достоинствам своего произведения и писал по этому поводу: «Счастлив весьма буду, ежели удостоюсь называться их [Ричардсона и Руссо] не токмо подражателем, но хотя и переводчиком».

Летом 1792 г. Карамзин в письме спрашивал Дмитриева: «Что Львов, сочинитель Памелы? Стенает ли он от нечестивых? Чувствует ли удары „Зрителя“?» В это время Львов еще примыкал к лагерю Карамзина. Журнал Крылова, Клушина и Плавильщикова «Зритель», сам тронутый влиянием европейского сентиментализма и проникнутый антидворянским мировоззрением, враждебно относился к подражательности русских сентименталистов. Сочинитель «Российской Памелы» стал мишенью несмолкавших насмешек редакции, прозвавшей его Антирихардсоном и Миниатюркиным.

Написанные после «Памелы» произведения Львова обнаруживают подражание Карамзину. Это тем более интересно, что Львов в 1804 г. по представлению президента Российской Академии А. А. Нартова был избран в число ее членов за патриотическое сочинение «Храм славы российских героев от времен Гостомысла до царствования Романовых» (1803) и сблизился с писателями круга «Беседы».

Повесть Львова «Александр и Юлия» (1800) написана под несомненным карамзинским влиянием. Сюжет ее традиционен для сентиментальной повести и во многом напоминает романы Николая Эмина. Юлия и Александр полюбили друг друга, но появляется граф, соперник. Мать Юлии отдает предпочтение графу, но так как Юлия не склонна его любить, граф решает уничтожить Александра. Егерь на охоте выполняет волю соперника. Тяжело раненый Александр умирает, Юлия кончает жизнь самоубийством у гроба возлюбленного.

В повести много карамзинских мотивов. Александр носит траур в память умершего друга и сооружает храм на его могиле. Тема чувствительной дружбы, типичная для последователей и подражателей Карамзина, проходит через всю повесть. Более мелкие мотивы развиты с традиционной для карамзинской школы внимательностью к деталям. Таковы детали встреч, при которых происходит сближение героев: утренний чай, Юлия за клавесином. В повесть включены и психологические детали. Когда при второй встрече Юлия подает Александру персики и глаза их встречаются, персики падают у Александра из рук. Однако Львов не умеет добиться ни ясности ни чистоты карамзинского языка.

«Памелой» завершается краткий список докарамзинской сентиментальной прозы. Почти вся проза, появившаяся после «Писем русского путешественника», «Бедной Лизы» и «Натальи, боярской дочери», создавалась под сильнейшим влиянием этих произведений.

Среди писателей сентименталистов, с именами которых связан широкий поток заполнявших журналы лирических повестей, размышлений, лирических монологов и максим, выделяются В. В. Измайлов и П. И. Шаликов. Влияние Карамзина на язык и повествовательную манеру сказывается и в прозе других писателей начала века: Н. П. Брусилова, автора стернианского «Бедного Леандра» (СПб., 1803), Бенитцкого, поэта и автора нескольких повестей, и В. Попугаева. Они принадлежали к Вольному обществу любителей словесности, наук и художеств и не были столь явными последователями Карамзина, как Измайлов или Шаликов. Среди прозаиков-сентименталистов следует упомянуть и любопытного забытого писателя из украинцев, Я. А. Галинковского, издававшего «Корифей или ключ литературы», автора лирической повести «Часы задумчивости» (М., 1799) и «Феоны, или прекрасной валдайки» (романа, частично напечатанного в «Любителе словесности» в 1806 г.), и А. Ф. Кропотова, патриотического писателя, начинавшего свою деятельность лирической прозой карамзинского стиля — «Ландшафт моих воображений» (СПб., 1803).

С карамзинской прозой связана и большая часть из тех произведений, которые создавались под прямым влиянием «Вертера». Стилистически они также продолжали традиции повестей Карамзина. К таким произведениям относятся любопытная автобиографическая книжка застрелившегося юноши М. В. Сушкова «Российский Вертер, полусправедливая повесть, оригинальное сочинение М. Сушкова, молодого чувствительного человека, самопроизвольно прекратившего свою жизнь» (СПб., 1801), и повесть А. Столыпина «Отчаянная любовь, отрывок» (Приятное и полезное препровождение времени, 1795, ч. 7), и «Пламир и Раида. Российская повесть» (М., 1796) кн. Д. Горчакова, и повесть кн. П. Шаликова «Темная роща, или памятник нежности» (1793), отчасти «Аптекарский остров, или бедствия любви» (1800) В. Попугаева.

Повесть Попугаева заслуживает особого внимания. Она связана с выступлением писателей близких к лагерю Карамзина, но возражавших против преувеличений карамзинистов. Герой повести — юноша Н., поэт,  «русский Вертер». Канва повести во многом совпадает с традиционной карамзинской историей бедной Лизы. Н*** любит Машу, но злая старуха, которая за ней присматривает, решает выдать ее за распутного, но богатого сына купца К., и «русский Вертер» кончает жизнь самоубийством. В повести интересен необыкновенно свежий язык: карамзинский в основе, он точнее, реалистичнее, лишен сентиментальных условных эпитетов, метафоричности и орнаментальности. Владимир Измайлов и кн. Шаликов наиболее яркие представители карамзинского сентиментализма. В. В. Измайлов (1773—1830), ученик Подшивалова, в молодости увлекался демократическими, республиканскими идеями. Но революция во Франции заставила Измайлова отказаться от убеждений юности. На это событие в жизни писателя довольно прозрачно намекала «Литературная газета».1 Вот почему для нас особенно интересны ранние произведения писателя. Измайлов выступил в литературе с повестью «Ростовское озеро» (Приятное и полезное препровождение времени, 1795, чч. 5—6).

«Ростовское озеро» — рассказ молодого человека. Автор встречает своего героя, одетого в траур, за городом на берегу озера, у стен Яковлевского монастыря. Знакомство происходит у гробницы с надписью из «Элоизы» Руссо. Молодой человек в черном отводит автора к себе; сцена объятий господина и слуги дает автору повод заметить, что он «кладет тут перо и не смеет продолжать сего слабого описания»... «Скажу только, что сию минуту исчезло для них человеческое неравенство. Забыв все общественные различия, они обнимались, как брат с братом, как человек с человеком».

Из рассказа молодого человека мы узнаем его печальную историю. Он встретил крестьянку Анюту, читавшую по-французски Руссо. Она оказывается дочерью крестьянки и дворянина. После смерти отца ей пришлось испытать гонение родных, и она решила возвратиться в деревню на родину матери. Дворянин — герой рассказа, влюбленный в Анюту, — соединяется с ней браком. Счастье их непродолжительно: героиня умирает от родов. Таким образом несчастный конец — случаен и не вызван социальными противоречиями. Исключив из темы борьбу героя с обществом (на пути героя к благополучию ничего не стоит), Измайлов вынужден разбить это благополучие ради трогательной концовки.