Историософские образы и мотивы в художественном мире С.А. Есенина

 

 

Министерство образования и науки РФ

Стерлитамакский филиал Федерального государственного бюджетного образовательного учреждения

Высшего профессионального образования

«Башкирский государственный университет»

 

Кафедра русской литературы

 

 

 

КУРСОВАЯ РАБОТА

«ИСТОРИОСОФСКИЕ МОТИВЫ В ХУДОЖЕСТВЕННОМ МИРЕ С.А. ЕСЕНИНА»

 

 

               Выполнила: студентка филологического  факультета,

          Группы Фоб-31

Сапожкова С.В.

Проверила:

к.ф.н., доцент

Ибатуллина Гузель Муртазовна.

 

 

 

 

 

 

 

Стерлитамак - 2013

 

СОДЕРЖАНИЕ

Введение………………………………………………………………. …..2

Глава I. Историософские проблемы и мотивы в русской литературе…………………………………………………………………….....4

1. Эсхатологизм и утопизм в контекстах историософии...……......4
2. Историософское осмысление русской революции………...........4
3. Русская историософская мысль…………………………………..7
4. Историософия в русской литературе……...……………………12

 

Глава II. Историософские образы и мотивы в поэмах С.А. Есенина………………………………………………………………………….17

2.1.   Библейская эсхатология в поэме С.А. Есенина «Инония»…….18

2.2.  Современная история и её мифологизация в произведениях  

С. А. Есенина («Сорокоуст» и «Страна негодяев»)….............................……..22

2.3.     Есенинская философия истории в поэме «Чёрный человек»..26

Заключение……………………………………………………………….30

Список использованной литературы…………………………………33

Приложение………………………………………………………………34

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

ВВЕДЕНИЕ

 

С. А. Есенин вошел в историю русской литературы как глубокий поэт-мыслитель, создавший уникальный философско-художественный образ мира в отечественной поэзии. В лирической поэзии мастера неоднозначность, противоречивость мира приобретает философское звучание, органически сливаясь с живым пониманием разумности существования. Это касается и историософской проблематики в творчестве С. А. Есенина. В данной работе мы сосредоточились на поэмах С. А. Есенина, поскольку  именно в них историософские образы и мотивы проявлены наиболее отчётливо. Исследование в избранном нами аспекте художественного мира Есенина в целом остаётся  перспективой нашей работы.

Актуальность избранной нами темы обусловлена недостаточной изученностью историософской поэзии Есенина.

Предмет исследования:  философия истории в художественном мире поэм С. А. Есенина.

Объект работы: поэмы и лирика С. А. Есенина.

Цель работы: раскрыть уникальность историософской поэзии С. А. Есенина в контексте развития русской поэзии начала XX века. Для решения поставленной цели выдвинуты задачи:

- выявить историософские  проблемы, мотивы в русской литературе;

- рассмотреть историософские образы и мотивы в поэмах С. А. 

Есенина.

Ведущие понятия:  историософия, историософский текст, эсхатологизм, утопизм, метаистория.

 Методологической базой исследования являются работы В.В. Зеньковского, Л.И. Новиковой и  И.Н. Сиземской, А. Валицкого.

Основными методами работы являются:

1. Метод наблюдения над текстом.
2. Анализ и обобщение научных источников.
3. Мифопоэтический и системно-структурный методы анализа текста.
4. Биографический метод. Исследует прямые связи между литературными текстами и биографией писателя.
5. Культурно-исторический метод трактует литературу как запечатление духа народа в разные этапы его исторической жизни. Художественное  произведение мыслится, в первую очередь, как документ эпохи.

Практическая значимость: материалы исследования могут быть использованы в курсах преподавания литературы в школе и ВУЗе.

Апробация: работа была апробирована на VIII межвузовской научно-практической конференции молодых учёных «Молодёжь. Прогресс. Наука» СФ БашГУ в апреле 2013 года, а также на спецсеминаре по русской литературе.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

ГЛАВА I. ИСТОРИОСОФСКИЕ ПРОБЛЕМЫ И МОТИВЫ В РУССКОЙ ЛИТЕРАТУРЕ

 

1. Эсхатологизм и утопизм в контекстах историософии

Русская культура у самых истоков своих обнаруживает историософскую мысль, историософский текст - задолго до возникновения истории как науки и построения «больших» историософских систем. Русская литература XI-ХХ вв. историософична. В качестве временных измерений русского историософского текста изначально были заявлены эсхатологизм и утопизм. Эсхатологизм и утопизм в различные исторические эпохи задают коммуникативные стратегии историософского текста и тем самым, фактически, формируют его сюжеты, т.е. являются сюжетообразующими. Эсхатологизм в данном контексте - различные стратегии представления истории как радикального изменения, преображения человека, народов, мира и вселенной в целом, «конца истории», всеобщей смерти и воскресения. Эсхатологизм отнюдь не тождественен апокалиптике - дискурсу «конца истории». Эсхатологическая стратегия в русском историософском тексте обязательно включает в себя семантику спасения, воскресения [5; с.16].

Начиная с Нового времени в рамках историософского текста получает развитие другая стратегия: утопизм. Утопизм как измерение и стратегия историософского текста отличается от утопии и «антиутопии» как жанров, в которых далеко не обязательно проявляется историософский текст [5; с.17].

 

2. Историософское осмысление русской революции

Идея Русских как «новых людей» и Руси как царства «последних времен» есть основополагающая и фундаментальная предпосылка возникновения и развития историософского текста русской революции. Историософское осмысление феномена Революции начинается задолго до революционных событий в России ХХ века - прежде всего, в работах русских мыслителей Ф.И. Тютчева и А.И. Герцена. К моменту начала этих событий Революция стала одним из ключевых топосов русского историософского текста. Историософское прочтение социально-политических событий наделяет Революцию религиозными и метафизическими смыслами.

В поэзии А.А. Блока и М.А. Волошина снимается противоречие между «миром-космосом» и «миром-историей». Специфика русской Революции, какой ее увидели Волошин и Блок, - это соединение «карнавальности» с мессианско-эсхатологическим историзмом. Судьба для символистов почти синонимична истории, которая понимается ими (а перед ними - европейскими романтиками) как осуществление провиденциальных целей, замысла Творца. Ветер (одно из главных образов поэмы А. Блока «Двенадцать») это время, дыхание или дух истории, понимаемой в эсхатологической перспективе. Историософское понимание Революции у Волошина, Блока и Есенина - это принесение России в жертву во имя преображения мира.

В творчестве С.А. Есенина наиболее яркими признаками истории, её ключевыми метафорами являются разбой, бунт, мятеж. История у Есенина как природосообразна, так и противоположна природе: человек отличен от мира природы своей вовлеченностью в историю, способностью иметь некие замыслы, притом это зачастую замыслы обмана, мести, бунта, мятежа. Если история народа естественна и природосообразна, то история личности противоестественна, она вступает в конфликт с теплой «звериной» природой человека [14].

В ходе изучения истории русской литературы XX века мы сталкиваемся с задачей раскрытия феномена Революции, который получает многостороннее освещение - с одной стороны, в историософской и социально-политической публицистике, с другой - в художественных текстах. В исследовательской практике и в преподавании эта проблема решается посредством обращения к историософским идеям, к философским источникам, которые могли оказать влияние на поэтов и писателей. Однако такой подход обнаруживает очевидные несовершенство и неполноту. В художественные тексты всегда включены историософские концепты, несводимые к отдельным «идеям», высказываемым в публицистике. С другой стороны, политические, философские, историографические тексты (в особенности касающиеся темы революции), как правило, наделены художественностью. Отсюда возникла необходимость выработать метод, который позволял бы преодолеть непродуктивное противопоставление историософии (философии истории) и художественной литературы, не разводить две эти области, но рассматривать их в общей плоскости [14]. Эта задача соответствует актуальным разработкам в области теории истории и нарратологии, где практикуется выявление «метаисторического» и «металингвистического» уровня текстов, анализ «метаннарративов» и т. д.

 Философия истории наряду с философией природы, теорией познания, является непременной составной частью всякой цельной философской системы. Но если последние тяготеют к универсализму, то философия истории в наибольшей степени идентифицируется с судьбами нации, народа, в истории которых она укоренена. Это не значит, что философия истории лишена универсализма, но лишь означает, что к универсализму она приходит через постижение судьбы своей страны в ее отношении к истории мировой цивилизации [6; с.135].

По свидетельству В.В. Зеньковского, русская философская мысль «сплошь историософична, она постоянно обращена к вопросам о смысле истории, конце истории и т.п.» [5; с.17]. Это исключительное внимание к философии истории, конечно, не случайно. «Оно коренится в тех духовных установках, которые исходят от русского прошлого, от общенациональных особенностей «русской души», что отнюдь не замыкает русскую философию истории в партикуляризме. Напротив, через исторические судьбы человечества русские мыслители, за редким исключением, «ищут именно цельности, синтетического единства всех сторон реальности, всех движений человеческого духа» [14].

 

3. Русская историософская мысль

Еще до недавнего времени проблематика философии истории ограничивалась либо рамками исторического материализма (его интерпретацией исторического процесса в соотнесении с формационньм подходом), либо фокусировалась на изучении исторического познания. В последнем случае в качестве основного вопроса обсуждения высвечивался вопрос: как мыслит историк, к каким средствам логического и лингвистического анализа он при этом прибегает. В результате философия истории предстала как историческая эпистемология, из которой была элиминирована историческая реальность в качестве объекта рассмотрения, ибо ее объект - знание о прошлом [5; с.20].

Правда, ограничение философии истории рамками гносеологического подхода вскоре было признано равнозначным отказу ей в праве на самостоятельное существование. Были предприняты попытки возвращения к онтологической проблематике с обоснованием необходимости объяснения исторической реальности в связи с человеком - его бытием в прошлом, настоящем, будущем, с одновременной разработкой новой парадигмы, соответствующей уровню современного философского знания [6; с.137]. В этом контексте проявился интерес к русской историософии [7; с.190]. Впрочем, последняя чаще удостаивалась внимания в связи с обращением к отечественной истории философии, в которой, кстати сказать, акцентировались преимущественно ее религиозные мотивы, что, несомненно, было выражением односторонности ее оценки. На это указывает и такой непредвзятый специалист, как А. Валицкий, свидетельствующий, что «попытки свести всю историю русской философии к религиозно-православному руслу могут только компрометировать чрезвычайно важное и нужное дело возрождения ее места в русской культуре и обеспечения ее развития в будущем» [8; с.49]. Что касается русской философии истории в целом, то следует отметить, что, будучи в значительной своей части теологичной, она, критически относясь к «отвлеченным началам» западного рационализма, зачастую весьма успешно апеллировала к рациональным, в том числе общенаучным (сциентистским) методам познания в поисках смысла истории.

Следует отметить, что русская философская мысль никогда не была «чистым познанием», бесстрастным теоретическим постижением истины. Вопрос об истине для нее всегда выступал в специфическом виде - не только в смысле теоретической адекватности образа действительности, но и в соотнесении с категорией «правды», несущей в себе большой нравственно-этический импульс. Эта черта связана с «конкретным интуитивизмом русской философии» [По Франку], с постоянными поисками нравственной правоты исторического бытия, с желанием не только понять мир, но и преобразовать его в соответствии со всеобщими принципами сущего и должного как одной из альтернатив исторического веера возможностей [9; с.39]. Поэтому, я думаю, оценивать русскую философию истории следует именно в этом контексте, т.е. в неразрывной связи с духовными традициями России. Без учета их специфики вряд ли возможно определить научную значимость и ценность разрабатываемых в ее рамках идей. В настоящее время философия истории как особая сфера познания, включенная в контекст современного философского знания, вводится в учебные программы вузов. В ее составе особое место должна занять русская философия истории. Это обусловлено многими причинами. Одна из главных среди них, на мой взгляд, связана с кризисом идентичности, остро переживаемым нашим обществом в связи с обвальной ломкой сложившихся социальных структур и мировоззренческих основ общественного сознания. «Кто мы? Куда мы идем?» - эти вопросы всегда были в центре русской историософской рефлексии. Особенно они акцентируются и переживаются общественной мыслью в периоды социальных и духовных кризисов. Вот ее «болевые точки роста»: вызов Чаадаева, полемика славянофилов и западников как ответ на кризис «просвещенного абсолютизма»; опыт сциентистской рефлексии по поводу истории и теории прогресса с ориентацией на субъективный метод в качестве основания «суда над историей»; религиозные искания Владимира Соловьева на основе вселенского универсализма, религиозно-исторический ренессанс на фоне общего кризиса самодержавия на рубеже веков. Наконец, усиление эсхатологических настроений в русской философии истории начала XX века. Обращение к их интерпретации отечественной философской мыслью открывает новые перспективы как развитию философско-исторической проблематики в целом, так и осмыслению современного положения России в мире. Возрождение русской философии истории возможно при условии преодоления старых оценок философских систем и направлений в духе «реакционные - революционные», поскольку предлагаемые философией ответы на экзистенциальные вопросы исторического бытия человечества не укладываются в подобные схемы. Ведь с каждым ответом связана определенная перспектива исторического процесса в соотношении с другими, пусть даже и не реализованными по тем или иным причинам объективного и субъективного свойства. Окончательный выбор всегда делает история, придавая одной из вероятных альтернатив характер объективной необходимости. Но общественное сознание в поисках «фарватера» исторического процесса нуждается в осмыслении и «отброшенных» ею в определенный момент ориентиров, как в «зеркале заднего вида», с помощью которого только и возможна проекция будущего. Вот почему необходима реконструкция отечественной философии истории, и конечно, с учетом ее сознательно «вырванных страниц» [9; с.47].