История создания и эволюции замысла романа «Мастер и Маргарита»

Образ Маргариты является символом всепобеждающей любви. Но, в то же время, Мастер, вспоминая своих бывших жон, сбивается со счёта, путается в именах. Что свидетельствует о не слишком высокой оценке Булгаковым «романтичности» как своего героя, так и Маргариты, о чём сообщает читателю без какой-либо зашифровки.⁸ Появление Маргариты в романе не случайно. Изменения в семейном положении Булгакова были отмечены возвращением к сожжённому некогда и всё-таки живому для него роману. Теперь писатель видит этот роман в совершенно новом его варианте: В роман входит Маргарита. Рядом с ней всё отчётливей вырисовывается её безымянный спутник. Не Воланд и Иешуа, а Воланд,Маргарита и Фауст (позднее – Мастер) становятся центром романа. История Пилата и Иешуа оборачивается сочинением героя. Сатирическая фантасмагория не уходит, а как бы отступает на второй план перед другими более значительными образами.⁹ Фаустом Булгаков называет своего героя только в черновиках и «разметках» глав (лишь однажды Воланд сопоставляет Мастера с Фаустом: « Неужели вы не хотите, подобно Фаусту…») . Именем Мефистофиля писатель не воспользовался совсем. А вот имя Маргарита для своей героини сохранил.Главным прототипом Маргариты послужила третья жена писателя Е. С. Булгакова. Через нее Маргарита связана с героиней пьесы начала 30-х годов "Адам и Ева" - Евой Войкевич. Е. С. Булгакова записала в своем дневнике 28 февраля 1938г.: "М.А. читал первый акт своей пьесы "Адам и Ева", написанной в 1931-м году... В ней наш треугольник - М. А., Е. А. (второй муж Е. С. Булгаковой военачальник Е. А. Шиловский (1889-1952), я". Здесь Булгаков послужил прототипом академика Александра Ипполитовича Ефросимова, а Шиловский - мужа Евы инженера Адама Николаевича Красовского. Вероятно, поэтому и муж Маргариты сделан в романе инженером.  
В литературном плане Маргарита восходит к Маргарите "Фауста" (1808-1832) Иоганна Вольфганга Гёте (1749-1832). Некоторые детали образа Маргариты можно также найти в романе Эмилия Миндлина (1900-1980) "Возвращение доктора Фауста" (1923) (см.: Мастер). Например, золотая подкова, которую дарит Маргарите Воланд, очевидно, связана, с названием трактира "Золотая подкова" в этом произведении (здесь Фауст впервые встречает Маргариту).  
Одна из иллюстраций к "Возвращению доктора Фауста" также нашла свое отражение в булгаковском романе. В сохранившемся в архиве писателя экземпляре альманаха "Возрождение" с миндлинским романом между страницами 176 и 177 помещен офорт И. И. Нивинского (1880/81-1933) "В мастерской художника", на котором изображена полуобнаженная натурщица перед зеркалом, причем на левой руке у нее накинут черный плащ со светлым подбоем, в правой руке - черные чулки и черные остроносые туфли на каблуке, волосы же - короткие и черные. Такой видит себя Маргарита в зеркале, когда натирается волшебным кремом Азазелло.  
С образом Маргариты в романе связан мотив милосердия. Она просит после Великого бала у Сатаны за несчастную Фриду. Слова Воланда, адресованные в связи с этим Маргарите: "Остается, пожалуй, одно - обзавестись тряпками и заткнуть ими все щели моей спальни!.. Я о милосердии говорю... Иногда совершенно неожиданно и коварно оно пролезает в самые узенькие щелки. Вот я и говорю о тряпках", - заставляют вспомнить следующее место из повести Федора Достоевского (1821-1881) "Дядюшкин сон" (1859): "Но превозмогло человеколюбие, которое, как выражается Гейне, везде суется с своим носом".  
Слова Достоевского, в свою очередь, восходят к "Путевым картинам" (1826-1830) Генриха Гейне (1797-1856), где милосердие связано, прежде всего, с образом добродушного маркиза Гумпелино, обладателя очень длинного носа. Мысль Достоевского, высказанная в романе "Братья Карамазовы" (1879-1880), о слезинке ребенка как высшей мере добра и зла, проиллюстрирована эпизодом, когда Маргарита, крушащая дом Драмлита, видит в одной из комнат испуганного четырехлетнего мальчика и прекращает разгром.  
Булгаков подчеркивает также связь М. с французскими королевами, носившими имя Маргарита. В подготовительных материалах к последней редакции "Мастера и Маргариты" сохранились выписки из статей Энциклопедического словаря Брокгауза и Эфрона, посвященных Маргарите Наваррской (1492-1549) и Маргарите Валуа (1553-1615).  
Свадьба последней с королем Наваррским Генрихом - будущим французским королем Генрихом IV (1553-1610), как отмечалось в словарной статье, "отпразднованная с большой пышностью, закончилась Варфоломеевской ночью или парижской кровавой свадьбой" 24 августа 1572 г. Узнавший Маргариту по дороге на Великий бал у Сатаны толстяк называет ее "светлая королева Марго" и лопочет, "мешая русские фразы с французскими, какой-то вздор про кровавую свадьбу своего друга в Париже Гессара".  
Гессар - это упомянутый в статье парижский издатель переписки Маргариты Валуа, вышедшей в середине XIX в., но Булгаков сделал его, как и безымянного толстяка, участником Варфоломеевской ночи. Однако, поскольку жена Генриха IV не оставила потомства, в образе Маргариты была контаминирована также Маргарита Наваррская, имевшая детей и создавшая знаменитый сборник новелл "Гептамерон" (1559).  
Обе исторические Маргариты покровительствовали писателям и поэтам. Булгаковская Маргарита любит гениального писателя - Мастера (в ранних редакциях также названного Поэтом). Она - символ той вечной женственности, о которой поет Мистический хор в финале гетевского "Фауста":  
Фауст и Маргарита воссоединяются на небесах, в свете. Вечная любовь гетевской Гретхен помогает ее возлюбленному обрести награду - традиционный свет, который его слепит, и потому она должна стать его проводником в мире света.  
Булгаковская Маргарита тоже своей вечной любовью помогает Мастеру - новому Фаусту обрести то, что он заслужил. Но награда героя здесь - не свет, а покой, и в царстве покоя, в последнем приюте у Воланда или даже, точнее, на границе двух миров - света и тьмы, Маргарита становится поводырем и хранителем своего возлюбленного: "Ты будешь засыпать, надевши свой засаленный и вечный колпак, ты будешь засыпать с улыбкой на губах. Сон укрепит тебя, ты станешь рассуждать мудро. А прогнать меня ты уже не сумеешь. Беречь твой сон буду я".  
Так говорила Маргарита, идя с Мастером по направлению к вечному их дому, и Мастеру казалось, что слова Маргариты струятся так же, как струился и шептал оставленный позади ручей, и память Мастера, беспокойная, исколотая иглами память, стала потухать".  
Эти строки Е. С. Булгакова записывала под диктовку смертельно больного автора "Мастера и Маргариты".  
Мотив милосердия и любви в образе Маргариты решен иначе, чем в гетевской поэме, где перед силой любви "сдалась природа сатаны... он не снес ее укола. Милосердие побороло", и Фауст был отпущен в свет. У Булгакова милосердие к Фриде проявляет Маргарита, а не сам Воланд. Любовь никак не влияет на природу сатаны, ибо на самом деле судьба гениального Мастера предопределена Воландом заранее. Замысел сатаны совпадает с тем, чем просит наградить Мастера Иешуа, и Маргарита здесь - часть этой награды. Мастер - во многом автобиографический герой. Его возраст в момент действия романа ("человек примерно лет тридцати восьми" предстает в лечебнице перед Иваном Бездомным) - это в точности возраст Булгакова в мае 1929 г. (38 лет ему исполнилось 15-го числа, через 10 дней после того, как Мастер и его возлюбленная покинули Москву). Газетная кампания против Мастера и его романа о Понтии Пилате напоминает газетную кампанию против Булгакова в связи с повестью "Роковые яйца", пьесами "Дни Турбиных", "Бег", "Зойкина квартира", "Багровый остров" и романом "Белая гвардия". В булгаковском архиве сохранились выписки из газеты "Рабочая Москва" от 15 ноября 1928 г., где под заголовком "Ударим по булгаковщине!" излагались выступления в Московском комитете партии на собрании коммунистов, работающих в сфере искусства, состоявшемся 13 ноября. Во вступительном слове председатель комитета по делам искусств П. М. Керженцев (Лебедев) (1881-1940) обвинил тогдашнего председателя Главискусства в потворствовании Булгакову: "Тщетно пытался тов. Свидерский сложить с себя вину за постановку "Бега". Тщетно апеллировал он к решениям высших инстанций - они, мол, разрешали. Собрание осталось при своем мнении, которое еще более укрепилось, когда тов. Свидерский, припертый к стенке, заявил: 
- Я лично стою за постановку "Бега", пусть в этой пьесе есть много нам чуждого - тем лучше, можно будет дискутировать".  
В "Мастере и Маргарите" "ударить, и крепко ударить, по пилатчине и тому богомазу, который вздумал протащить... ее в печать" предлагает критик Мстислав Лаврович, осуждая Мастера и того редактора, который осмелился опубликовать отрывок романа о Понтии Пилате.  
Вместе с тем, у Мастера много и других, самых неожиданных прототипов. Его портрет: "бритый, темноволосый, с острым носом, встревоженными глазами и со свешивающимся на лоб клоком волос", выдает несомненное сходство с Николаем Васильевичем Гоголем (1809-1852). Ради этого Булгаков даже сделал Мастера при первом появлении бритым, хотя в дальнейшем несколько раз особо отметил, что у Мастера есть борода, которую ему в клинике подстригают дважды в день с помощью машинки (смертельно больной писатель не успел до конца отредактировать текст своего последнего романа).  
Обращенные к Мастеру слова Воланда: "А чем же вы будете жить?" - это парафраз известного высказывания поэта и журналиста Николая Алексеевича Некрасова (1821-1877), адресованного Гоголю и относящегося к 1848 г. Оно приведено в опубликованных в №6 журнала "Современник" за 1855 г. "Заметках и размышлениях Нового поэта о русской журналистике" известного литературного критика И. И. Панаева (1812-1862), издававшего совместно с Некрасовым этот знаменитый журнал: "Но надобно и на что-то жить". Сожжение же Мастером своего романа ориентировано не только на сожжение Булгаковым в марте 1930 г. ранней редакции будущего "Мастера и Маргариты", но и на сожжение Гоголем второго тома "Мертвых душ" (1842-1852).  
Слова Мастера о том, что "я, знаете ли, не выношу шума, возни, насилий" и что "в особенности ненавистен мне людской крик, будь то крик страдания, ярости или иной какой-нибудь крик" почти буквально воспроизводит сентенцию доктора Вагнера из драматической поэмы "Фауст" (1808-1832) великого немецкого поэта Иоганна Вольфганга Гёте (1749-1832).Неслучайно Мастер ранней редакции романа именовался (в черновых набросках) Фаустом и Поэтом. Только последний приют Мастера создан не божьей, а дьявольской рукою, хотя Воланд и действует по поручению Иешуа Га-Ноцри. Перед тем, как отпустить Мастера, сатана спрашивает у него: "Неужели ж вам не будет приятно писать при свечах гусиным пером? Неужели вы не хотите, подобно Фаусту, сидеть над ретортой в надежде, что вам удастся вылепить нового гомункула?" Однако у Гёте не Фауст, а Вагнер сотворяет гомункула. Если в отношениях с Воландом и в своей любви к Маргарите Мастер повторяет Фауста, то его приверженность к гуманитарному знанию, замысел романа о Понтии Пилате и стремление создать гомункула роднит булгаковского героя с Вагнером, любителем книжной премудрости, а не опытного знания. Мастер в своем произведении истину, по его собственным словам, "угадал", а не познал.В формировании образа М., помимо гетевского "Фауста", значительную роль сыграла современная Булгакову вариация на эту тему. Товарищ Булгакова по работе в "Накануне" Эмилий Львович Миндлин (1900-1980) написал роман "Возвращение доктора Фауста", начало которого было опубликовано в 1923 г. во втором томе альманаха "Возрождение", вместе с булгаковской повестью "Записки на манжетах". Продолжения романа, скорее всего, по цензурным причинам, так и не последовало. Миндлин перенес своего Фауста в начало XX в. и поселил "в давней мастерской, в одном из переулков Арбата, излюбленной им улицы, шумливого и громокипящего города Москвы".  
В финале булгаковского романа, когда "ни скал, ни площадки, ни лунной дороги, ни Ершалаима не стало вокруг", М. и Маргарита "увидели обещанный рассвет. Он начинался тут же, непосредственно после полуночной луны". Главные герои "в блеске первых утренних лучей" миновали ручей и двинулись по песчаной дороге. Маргарита при этом говорит М.: "Смотри, вон впереди твой вечный дом, который тебе дали в награду. Я уже вижу венецианское окно и вьющийся виноград, он подымается к самой крыше. Вот твой дом, вот твой вечный дом. Я знаю, что вечером к тебе придут те, кого ты любишь, кем ты интересуешься и кто тебя не встревожит. Они будут тебе играть, они будут петь тебе, ты увидишь, какой свет в комнате, когда горят свечи". Вечный дом - это место пребывания души М., его бессмертного гения.¹⁰

Роман имеет много  восторженных поклонников, но не мало и тех, кто относится к этому сочинению с настороженностью и даже с явной неприязнью. Причина тому известна: в романе слишком своеобразно используются и трактуются евангельские повествования.¹¹ 
Комментаторы романа «Мастер и Маргарита» до сих пор обращали внимание по преимуществу на литературные источники фигуры Воланда; тревожили тень создателя «Фауста», допрашивали средневековых демонологов ¹ [¹ М. А. Булгаков, судя по его выпискам, основательно изучал книгу М. А. Орлова «История сношений человека с дьяволом». СПБ., 1904.]. Связь художественного создания с эпохой сложна, причудлива, неоднолинейна, и, может быть, стоит напомнить еще об одном реальном источнике для строительства могучего и мрачно-веселого образа Воланда.

Кто из читателей романа забудет сцену массового гипноза, которой подверглись москвичи в  Варьете вследствие манипуляций  «консультанта с копытом»? В памяти современников Булгакова, которых  мне приходилось расспрашивать, она ассоциируется с фигурой  гипнотизера Орнальдо (Н. А. Алексеева), о котором в 30-е годы много говорили в Москве. Выступая в фойе кинотеатров  и домах культуры, Орнальдо проделывал с публикой опыты, чем-то напоминающие представление Воланда: он не просто угадывал, но подшучивал и изобличал. В середине 30-х годов он был  арестован. Дальнейшая его судьба темна  и легендарна. Говорили, что он загипнотизировал следователя, вышел из его кабинета, как ни в чем ни бывало прошел мимо охраны и вернулся домой. Но затем  снова таинственно исчез из виду...

Жизнь, которая, быть может, и подсказала что-то автору, сама расшивала фантастические узоры  по знакомой канве. Другой отголосок атмосферы 30-х годов в романе — двоящаяся фигура аристократа-доносчика барона Майгеля. Этот служащий зрелищной комиссии занимает в романе, как известно, должность «ознакомителя иностранцев с достопримечательностями столицы». Маргарита встречала его в московских театрах и ресторанах. Барон славился своей «чрезвычайной любознательностью» и «не менее развитой разговорчивостью». Диковинно ли, что, явившийся без приглашения на бал сатаны, он был наказан мгновенной смертью — Азазелло выстрелил, а Коровьев немедленно передал мессиру чашу с еще теплой кровью барона. В Майгеле угадываются черты биографии Бориса Григорьевича Штейгера. В прошлом белый офицер, человек с изысканными манерами и рискованным остроумием, барон Штейгер после революции стал помощником Флоринского, заведовавшего Отделом печати при наркоминделе Чичерине.— К удивлению многих, Штейгер, знавший несколько иностранных языков, жил рассеянной светской жизнью, считался незаменимым собеседником на дипломатических обедах и ужинах, переносил сплетни из посольства в посольство, а заодно посещал с охотой дома московской артистической и писательской публики, где мог встречаться с Булгаковым. Его считали хоть и добродушным, но несомненным соглядатаем, чего он, впрочем, почти не скрывал, заявляя с легкой грассировкой: «Я резидент... м-м... одной могущественной державы». Назначенный в последние годы жизни руководителем студии при Большом театре, барон Штейгер носил в кармане визитную карточку: «Directeur des acteurs», открывавшую ему многие двери. В 1937 году, приобщенный к процессу маршала Тухачевского, Штейгер был расстрелян. Таким образом, конец барона Майгеля также имел жизненную аналогию.

      Изображение Майгеля рисковало стать кощунственным в свете трагического конца того, кто послужил ему прототипом. Но уничтожение силой зла преданных ее слуг есть закон или по меньшей мере обыкновение. Предатель и наушник убираются с дороги теми, кому безотказно служат (не от руки правосудия погиб и булгаковский Иуда). К той же категории «мелких бесов», что и Майгель, может быть причислен в «Мастере и Маргарите» литературный клеветник Латунский. Критик Латунский вместе со своим коллегой Ариманом и литератором Мстиславом Лавровичем — самые ядовитые и упорные гонители мастера. На сомнительную честь быть прототипами этих лиц могли бы претендовать многие: и Г. Горбачев, и Л. Авербах (кстати, его черты просвечивают и в образе Берлиоза), и Ив. Дорошев, и И. Нусинов, и В. Зархин, и В. Блюм. Но, пожалуй, более других заслуживают здесь быть названными два критика: О. Литовский и А. Орлинский. В фамилии Латунского точно переплавились эти два имени. Точно так же, как в фамилии Лавровича отозвалась фамилия драматурга Вс. Вишневского (лавр-вишня). Напомню, что одна из статей, бичующих роман мастера, называлась «Враг под крылом редактора», а в другой предлагалось «ударить, и крепко ударить по пилатчине и тому богомазу, который вздумал протащить (опять это проклятое слово!) ее в печать». Наверное, Булгакову вспомнилась тут статья о его пьесах «Бег назад должен быть приостановлен» («Комсомольская правда», 23 октября 1928 г.). Именно в ней Булгаков был назван «посредственным богомазом». В попытках «протащить» произведения Булгакова на советскую сцену газета обвинила начальника Главискусства А. И. Свидерского: «Политика скрещенных рук, а тем более покровительство белогвардейским упражнениям Булгакова не может иметь место в руководстве театральной жизни» (Терпимый и достаточно широкий в своих вкусах Свидерский был вскоре снят со своего поста). Что же касается термина «булгаковщина» (аналог «пилатчины»), то его несомненно первым пустил в оборот критик А. Орлинский. Еще в 1926 году он начал бешено нападать на Булгакова. Одна из его статей называлась: «Против булгаковщины. Белая гвардия сквозь розовые очки». В другой статье, опубликованной на третий день после премьеры «Дней Турбиных», он писал: «Задача организованного зрителя и критики — дать отпор булгаковщине, напирающей на театр...» («Правда», 8 октября 1926 г.). На диспуте в Театре имени Вс. Мейерхольда 7 февраля 1927 года А. Орлинский своим выступлением вызвал обычно молчавшего в таких случаях Булгакова на взволнованный, горький ответ: в воздухе висел запах травли ¹ [См. «Огонек», 1969, № 11.]. А на другом, более раннем диспуте — в октябре 1926 года в Доме печати — Булгаков мог бы услышать и другого своего преследователя Осафа Литовского. Вот что, судя по газетному отчету, сказал о пьесе «Дни Турбиных» критик и цензор О. Литовский: «Пьеса не заслуживала бы внимания, если бы она не увидела свет рампы. Драматургически она незначительна. Но беда не в том. Беда в том, что пьеса лжива и тенденциозна в сторону симпатии к белым. Это попытка задним числом оправдать белое движение» («Новый зритель», 19 октября 1926 г.). Отношения Булгакова с Литовским хорошо передает эпизод, рассказанный одним старым литератором. Однажды член Главреперткома Литовский сам написал пьесу. И в своем комитете собрал человек десять драматургов и критиков, чтобы обсудить ее. По окончании чтения воцарилась мертвая тишина. Ее нарушил Николай Робертович Эрдман, у которого недавно была запрещена пьеса «Самоубийца». «Мне терять нечего,— заявил он,— я скажу прямо, пьеса из рук вон плоха». Наступила неловкая пауза. Тогда слова попросил Булгаков. «Если это комедия,— сказал Михаил Афанасьевич,— то крематорий — это кафешантан». (Тема только что отстроенного в 1927 году московского крематория была тогда модной.) Мог ли Литовский когда-либо забыть или простить это обсуждение? О. Литовский пережил Булгакова на двадцать с лишним лет и успел написать сомнительную в отношении достоверности книгу «Глазами современника» (М., 1963), где он попытался задним числом оправдать свое пристрастное отношение к молодому Булгакову. Елена Сергеевна рассказывала, что в сентябре 1939 года, когда в состоянии здоровья Булгакова наступило резкое ухудшение, один из осматривавших его врачей сказал, отойдя от постели больного, что его конец — «это вопрос нескольких дней». Булгаков эти слова услышал. Ужас приговоренного смешался в нем с негодованием врача, удивленного грубой самоуверенностью и профессиональной бестактностью своего коллеги. Но жизнь, как нарочно, выкинула одну из тех своих штук, которые доказывают, как много в ней тайного сарказма. Стало известно вскоре, что смотревший Булгакова врач неизлечимо заболел и сам оказался на краю могилы, в то время как организм приговоренного им больного все еще сопротивлялся своему недугу, давая робкие просветы надежды на чудесное исцеление.

      В один из январских дней 1940 года, то есть за два месяца до смерти, Булгаков продиктовал  жене последнюю вставку в роман. Это был как бы посторонний  сюжету эпизод в конце первой части  книги. В нем рассказывалось, как  ученое светило, профессор Кузьмин, которого буфетчик из Варьете умоляет  остановить предсказанный ему рак  печени, убеждается в своем бессилии перед лицом судьбы и сам становится жертвой нервного расстройства, насланного на него нечистой силой. Воробушек, разнузданно  пляшущий фокстрот на столе у профессора, призван открыть ему глаза  на то, как жалка и немощна самонадеянность  патентованного знания перед таинственной природой жизни.¹²

      Становится  единым пространство московского и  ершалаимского миров, причем происходит это в вечном потустороннем мире, где властвует "князь тьмы" Воланд. Ход современной жизни смыкается с романом Мастера о Понтии Пилате. Оба этих героя обретают жизнь в вечности, как это было предсказано Пилату - внутренним голосом, говорившим о бессмертии, а Мастеру - Воландом, после прочтения романа о прокураторе Иудеи. Роман о Пилате в сцене последнего полета стыкуется с "евангелием от Воланда", и сам Мастер, прощая прокуратора, в один и тот же миг завершает и собственное повествование, и рассказ сатаны.  
Затравленный в земной жизни автор романа о Понтии Пилате обретает бессмертие в вечности. Временная дистанция в 19 столетий при этом как бы свертывается, дни недели и месяца в древнем Ершалаиме и современной Москве совпадают друг с другом. Такое совпадение действительно происходит во временном промежутке в 1900 лет, включающем в себя целое число 76-летних лунно-солнечных циклов древнегреческого астронома и математика Калиппа - наименьших периодов времени, содержащих равное число лет по юлианскому и иудейскому календарям. День христианской Пасхи становится днем воскресения Иешуа в высшей надмирности и Мастера в потустороннем мире Воланда.  
Три основных мира «Мастером и Маргаритой» - древний ершалаимский, вечный потусторонний и современный московский не только связаны между собой (роль связки выполняет мир сатаны), но и обладают собственными шкалами времени. В потустороннем мире оно вечно и неизменно, как бесконечно длящаяся полночь на Великом балу у сатаны. В ершалаимском мире - время прошедшее, в московском мире - настоящее. Эти три мира имеют три соотносящихся между собой ряда основных персонажей, причем представители различных миров формируют триады, объединенные функциональным подобием и сходным взаимодействием с персонажами своего мира, а в ряде случаев - и портретным сходством.  
Первая и наиболее значимая триада - это прокуратор Иудеи Понтий Пилат - "князь тьмы" Воланд - директор психиатрической клиники профессор Стравинский. В ершалаимских сценах события развиваются благодаря действиям Понтия Пилата. В московских сценах все происходит по воле Воланда, который безраздельно царит в потустороннем мире, проникающем в мир московский всюду, где нарушены моральные и нравственные устои. Стравинскому же в его клинике вынуждены беспрекословно подчиняться персонажи московского мира, ставшие жертвами Воланда и его свиты. Свои свиты есть также у Пилата и Стравинского. Пилат пытается спасти Иешуа, но терпит неудачу. Воланд спасает Мастера, но только в своем, потустороннем мире, тогда как Стравинский безуспешно пытался спасти автора романа о Понтии Пилате в мире московском. Власть каждого из трех по-своему ограничена. Пилат не способен помочь Иешуа из-за своего малодушия. Воланд лишь предсказывает будущее тем, с кем соприкасается, и пробуждает дьявольские наклонности у своих жертв. Стравинский же оказывается не в силах предотвратить земную гибель Мастера или вернуть полное душевное спокойствие Ивану Бездомному.  
Между персонажами первой триады существует портретное сходство. Воланд - "по виду - лет сорока с лишним" и "выбрит гладко". Стравинский - "тщательно, по-актерски обритый человек лет сорока пяти". У сатаны есть традиционный отличительный признак - разные глаза: "правый глаз черный, левый почему-то зеленый", "правый с золотой искрой на дне, сверлящий любого до дна души, а левый - пустой и черный, вроде как узкое угольное ухо, как выход в бездонный колодец всякой тьмы и теней". Профессор же - человек с "очень пронзительными глазами". Внешнее сходство Стравинского с Пилатом отмечает при первой встрече с профессором Иван Бездомный, живо представляющий себе прокуратора Иудеи по рассказу Воланда. Бездомный обращает внимание и на то, что директор клиники, как и римский прокуратор, говорит на латыни.  
Вторая триада: Афраний, первый помощник Понтия Пилата, - Коровьев-Фагот, первый помощник Воланда, - врач Федор Васильевич, первый помощник Стравинского. Связь между Афранием и Фаготом устанавливается на основе замечательного соответствия их имен. В статье "Фагот" Энциклопедического словаря Брокгауза и Эфрона указывается, что изобретателем этого музыкального инструмента был итальянский монах Афранио. Между персонажами есть и внешнее сходство. У Афрания "маленькие глаза... под прикрытыми, немного странноватыми, как будто припухшими веками", в них "светилось незлобное лукавство", и вообще начальник тайной стражи "был наклонен к юмору". У Коровьева "глазки маленькие, иронические и полупьяные", и он действительно неистощимый шутник, своими шутками наказывающий тех, кто прогневил Воланда.  
Афраний же по негласному приказу Пилата карает Иуду из Кириафа за предательство смертью. Сходны и отдельные эпизоды с участием Афрания и Коровьева. Так, Пилат, после того как намеками дал понять, что Иуду надо убить, вспоминает, что однажды Афраний одолжил ему денег одарить толпу нищих в Ершалаиме. Этот эпизод придуман прокуратором, чтобы представить переданное начальнику тайной стражи вознаграждение за будущее убийство возвращением старого долга. Коровьев-Фагот проливает дождь денег в Театре Варьете. Но червонцы, которыми он по воле Воланда одаривает публику, столь же мнимые, как и монеты, будто бы одолженные Афранием Пилату для ершалаимской черни, и превращаются в простые бумажки.  
У врача Федора Васильевича, третьего члена триады, есть сходство как с Афранием, так и с Коровьевым. Афраний во время казни Иешуа и Федор Васильевич во время первого допроса Ивана Бездомного восседают на одинаковых высоких табуретках на длинных ножках. Коровьев носит пенсне и усы, врач Федор Васильевич - очки и усы с клиновидной бородкой.  
Третья триада: кентурион Марк Крысобой, командир особой кентурии, - Азазелло, демон-убийца, - Арчибальд Арчибальдович, директор ресторана Дома Грибоедова. Все трое выполняют палаческие функции, последний, правда, только в воображении рассказчика «Мастером и Маргаритой», когда превращается из директора ресторана в капитана пиратского брига в Карибском море, вздергивающего на рее незадачливого швейцара. "Холодный и убежденный палач" Марк Крысобой имеет своим аналогом в современном мире юмористическую фигуру.  
Члены данной триады обладают и портретным сходством. Марк Крысобой и Арчибальд Арчибальдович оба высокого роста и широкоплечи. Кентурион при своем первом появлении закрывает собой солнце, а директор ресторана Дома Грибоедова предстает перед читателями как видение в аду. У Марка Крысобоя и Арчибальда Арчибальдовича широкие кожаные пояса с оружием (у директора ресторана, правда, - только в воображаемом облике пирата). Как у Азазелло, так и у Крысобоя - изуродованное лицо и гнусавый голос. И у всех троих палачей «Мастером и Маргаритой» есть "смягчающие вину обстоятельства". Марка Крысобоя, по убеждению Иешуа, злым сделали те, кто изуродовал его, и Га-Ноцри не винит кентуриона в своей смерти. Азазелло убивает предателя Барона Майгеля в потустороннем мире, заранее зная, что через месяц тому все равно предстоит закончить свой земной путь. Арчибальд Арчибальдович же совершает только воображаемую казнь.  
Четвертая триада - это животные, в большей или меньшей степени наделенные человеческими чертами: Банга, любимый пес Пилата, - кот Бегемот, любимый шут Воланда, - милицейский пес Тузбубен, современная копия собаки прокуратора. Банга, единственное существо, понимающее и сочувствующее Пилату, в московском мире вырождается пусть в знаменитую, но милицейскую собаку. Интересно, что имя Банга- это домашнее прозвище второй жены Булгакова Любови Евгеньевны Белозерской, образовавшееся путем эволюции различных уменьшительных имен: Люба - Любаня - Любан - Банга (все эти имена встречаются в письмах Булгакова к Л. Е. Белозерской и в мемуарах последней).  
Пятая триада - единственная в «Мастером и Маргаритой», которую формируют персонажи-женщины: Низа, агент Афрания, - Гелла, агент и служанка Фагота-Коровьева - Наташа, служанка (домработница) Маргариты. Низа заманивает в ловушку Иуду из Кириафа, Гелла завлекает на гибельный для него Великий бал у сатаны Барона Майгеля и вместе с обратившимся в вампира администратором Варенухой едва не губит финдиректора Театра Варьете Римского. В Нехорошей квартире при Коровьеве-Фаготе она выполняет роль служанки-горничной, поражая своим экстравагантным видом (большой шрам на шее, а из одежды - только кокетливый кружевной фартучек и белая наколка на голове) "неудачливых визитеров". Гелла, по определению Воланда, "расторопна, понятлива, и нет такой услуги, которую она не сумела бы оказать. Те же качества присущи и Наташе, пожелавшей сопровождать свою госпожу даже на Великом балу у сатаны. Герои «Мастером и Маргаритой», противостоящие Пилату и Воланду и стремящиеся погубить Иешуа Га-Ноцри и Мастера, образуют две триады. Шестую составляют: Иосиф Каифа, "исполняющий обязанности президента Синедриона первосвященник иудейский", - Михаил Александрович Берлиоз, председатель МАССОЛИТа и редактор "толстого" литературного журнала, - неизвестный в Торгсине, выдающий себя за иностранца.  
В Ершалаиме Каифа делает все, что в его силах, для гибели Иешуа. Берлиоз, девятнадцать веков спустя, как бы вторично убивает Иисуса Христа, утверждая, что он никогда не существовал на свете. Председателя МАССОЛИТа Стравинский путает с известным французским композитором Гектором Берлиозом (1803-1869), делая жертву Воланда как бы "мнимым иностранцем". Такого же "мнимого иностранца" мы видим покупающим рыбу в Торгсине, причем даже внешне он очень похож на Берлиоза - "не композитора".  
Председатель МАССОЛИТа одет "в летнюю серенькую пару, был маленького роста, упитан, свою приличную шляпу пирожком нес в руке, и на хорошо выбритом лице его помещались сверхъестественных размеров очки в черной роговой оправе". А вот портрет торгсиновского "иностранца": "низенький, совершенно квадратный человек, бритый до синевы, в новенькой шляпе, не измятой и без подтеков на ленте, в сиреневом пальто и лайковых перчатках".  
И Каифе, и Берлиозу, и мнимому иностранцу в сиреневом пальто в «Мастером и Маргаритой» уготована злая судьба. Иудейскому первосвященнику Пилат предрекает грядущую гибель вместе с Ершалаимом от римских легионов и подбрасывает Каифе записку, компрометирующую его в связях с Иудой из Кириафа. Берлиоз гибнет под колесами трамвая по точному предсказанию Воланда, чтобы оказаться в потустороннем мире на Великом балу у сатаны. Псевдоиностранца в Торгсине ждет куда меньшее несчастье - он оказывается в бочке с селедкой, которую только что собирался купить, а на необыкновенное явление, в лице Коровьева-Фагота с Бегемотом, он реагирует одинаково с Берлиозом - попыткой вызвать милицию, причем на чистейшем русском языке.  
Мнимый иностранец - такой же скользкий и лишенный человеческих черт, как та селедка, в одной бочке с которой он оказался. Берлиоза же Булгаков обрекает на гибель и тем самым дает хоть какое-то искупление, да и Каифу рисует не одними черными красками, поскольку председатель Синедриона - человек твердый, гордый и бесстрашный. В этой триаде достигается максимальное снижение персонажа современного мира по сравнению с древним.  
Седьмую триаду также образуют враги Иешуа и Мастера: Иуда из Кириафа, служащий в меняльной лавке и шпион Иосифа Каифы, - Барон Майгель, служащий Зрелищной комиссии "в должности ознакомителя иностранцев с достопримечательностями столицы", - Алоизий Могарыч, журналист, осведомляющий публику о новинках литературы. Все трое - предатели. Иуда предает Иешуа, Могарыч - Мастера, а Майгель пытается, но не успевает предать Воланда вместе со всеми участниками Великого бала у сатаны, причем его переход во власть "князя тьмы" предопределен с самого начала.  
Иуду и Майгеля за предательство настигает смерть. Могарыч же выброшен в одних подштанниках из Москвы Воландом, почти так же, как ранее Степа Лиходеев - в поезд, идущий в Вятку (еще один временной знак - в 1934 г. Вятку переименовали в Киров, но, хотя сцена с Могарычем писалась в конце 30-х годов, автор «Мастером и Маргаритой» оставил прежнее название, подчеркивая тем самым, что действие происходит до 1934 г.). Однако Алоизий благополучно возвращается и возобновляет свою деятельность, заменив Римского на посту финансового директора Театра Варьете. Современный мир сатана исправить не в силах, это могут попытаться сделать только сами люди, в которых Воланд лишь обнажает существующие пороки, роднящие их с миром потусторонних сил.  
Последнюю, восьмую триаду в «Мастером и Маргаритой» формируют те, кто выступает в роли учеников Иешуа и Мастера, а ранее - Каифы и Берлиоза: Левий Матвей, будущий евангелист и бывший сборщик податей, ставший единственным последователем Га-Ноцри, - поэт Иван Бездомный, друг Берлиоза и член МАССОЛИТа, ставший единственным учеником Мастера, а позднее превратившийся в профессора Института истории и философии Ивана Николаевича Понырева, - поэт Александр Рюхин, член МАССОЛИТа и бывший друг Бездомного, неудачно пытающийся встать вровень с Александром Пушкиным (1799-1837) и отчаянно ему завидующий.  
Левий Матвей, по словам Иешуа, неверно записывает за ним. В поэме Бездомного облик Иисуса сильно искажен, что и доказывается "евангелием от Воланда". Бездарные же вирши Рюхина, который пишет бодрые революционные стихи, но в революцию давно уже не верит, профанируют пушкинские традиции поэтического слова.  
Одним из прототипов Рюхина послужил поэт Владимир Маяковский (1893-1930), а Бездомного - поэт Александр Безыменский (1898-1973), которые находились в ссоре и высмеивали друг друга в эпиграммах (к обоим Булгаков относился плохо из-за их критики "Дней Турбиных"). Ссора Бездомного с Рюхиным как раз и пародирует ссору Безыменского с Маяковским. Рюхину не удается освободиться от "учения", навязанного Берлиозом, и он впадает в запой. Бездомный же в эпилоге «Мастером и Маргаритой» больше не член МАССОЛИТа (к тому времени проходит несколько лет с момента визита Воланда в Москву, и, вероятно, Булгаков здесь намекает, что МАССОЛИТ, как и его прототип РАПП, уже распустили).  
Однако профессор Иван Николаевич Понырев, навсегда оставивший служение поэзии, так и не избавился от бациллы всезнайства, подобно тому, как Левий Матвей и после гибели Иешуа сохраняет свою нетерпимость к другим и уверенность, что лишь он один способен правильно истолковать учение Га-Ноцри. Не веривший в Бога Иван Бездомный под влиянием испытаний, устроенных ему Воландом, уверовал в дьявола. Точно так же Левий Матвей во время казни на Лысой Горе отрекся от Бога и обратился к помощи сатаны. Бездомный причастен и к потустороннему миру - в мир Воланда он ежегодно переносится во сне в ночь весеннего полнолуния, вновь встречая там Мастера и Маргариту. Трехмирность «Мастером и Маргаритой» можно соотнести со взглядами известного русского религиозного философа, богослова и ученого-математика П. А. Флоренского. В булгаковском архиве сохранилась его книга "Мнимости в геометрии" (1922), на которой автор «Мастером и Маргаритой» сделал многочисленные пометы. Булгаков был также хорошо знаком с главным трудом П. А. Флоренского "Столп и утверждение истины" (1914), который имелся, в частности, в библиотеке друга писателя П. С. Попова.  
 
В этом сочинении философ развивал мысль о том, что "троичность есть наиболее общая характеристика бытия", связывая ее с христианской Троицей. В "Мнимостях в геометрии" Флоренский особо выделил надмирную область Неба, где должны действовать законы мнимого пространства. Троичная структура «Мастером и Маргаритой» во многом выглядит отражением этих идей философа.  
У Булгакова персонажи современного и потустороннего миров как бы пародируют, воспроизводя в сниженном виде, героев древнего, евангельского мира, превращающегося в финале «Мастером и Маргаритой» в надмирность, где прощенный Пилат, наконец, встречается с Иешуа, но куда не дано попасть Мастеру и Маргарите, обретающим свой последний приют вне света. Мнимое пространство у Булгакова - это и местопребывание сил тьмы, куда возвращается Воланд со своей свитой.  
Флоренский в "Столпе и утверждении истины" отмечал, что "число три, в нашем разуме характеризующее безусловность Божества, свойственно всему тому, что обладает относительной самозаключенностью, - присуще заключенным в себе видам бытия. Положительно, число три являет себя всюду как какая-то основная категория жизни и мышления".  
В качестве примеров он привел трехмерность пространства; три основные категории времени: прошедшее, настоящее и будущее; наличие трех грамматических лиц практически во всех языках; минимальный размер полной семьи в три человека: отец, мать, дитя; философский закон трех моментов диалектического развития: тезис, антитезис, синтез; а также наличие трех координат человеческой психики, выражающихся в каждой отдельной личности: разума, воли и чувства.  
Сюда можно добавить широко известный в лингвистике факт, что никогда не заимствуются из других языков названия первых трех числительных: один, два и три, а также то неоспоримое обстоятельство, что в художественной литературе трилогий значительно больше, чем дилогий или тетралогий.  
Флоренский доказал, что троичность как основную категорию бытия невозможно логически вывести ни из каких оснований и потому возводил ее к изначальному триединству Божественной Троицы. Элементы троичности присутствуют не только в христианстве, но и в подавляющем большинстве других религий народов мира.  
Если же подходить к проблеме троичности с точки зрения науки, а не веры, то троичность бытия можно объяснить троичностью человеческого, которая, в свою очередь, скорее всего связана с установленной асимметрией функций полушарий головного мозга. Ведь число 3 - это простейшее выражение асимметрии в целых числах по формуле 3=2+1, тогда как простейшая формула симметрии 2=1+1.  
Троичность мышления сводится к тому, что окружающую действительность человек воспринимает как трехсоставную. В связи с этим можно указать также, что подавляющее большинство исторических и историософских теорий, призванных объяснить явления действительности, не относящиеся непосредственного к мышлению одного человека, все равно несут в себе троичную структуру. Поэтому они вряд ли корректны, поскольку передают не особенности объясняемого, а особенности мышления, бессознательно присущие творцам этих теорий.  
В качестве примера можно привести то, что в истории различных цивилизаций, как и в жизни человека, всегда выделяют молодость, зрелость и старость (или зарождение, расцвет и упадок). На самом деле данная периодизация не имеет отношения к существованию той или иной цивилизации, а только к способу его истолкования историком или философом.  
Еще один пример - выделение Я, ОНО и Сверх-Я в психоанализе австрийского психиатра Зигмунда Фрейда (1856-1939). Получается, что для объяснения действительности адекватно самой действительности нам необходимо абстрагироваться от особенностей нашего мышления. В «Мастером и Маргаритой» художественное истолкование действительности по сознательной воле автора оформлено в троичную структуру, ставшую основой композиции романа. Однако религиозного содержания сама по себе она здесь не несет.  
Многие свойства троичности, выявленные Флоренским, отразились в «Мастером и Маргаритой» Для Булгакова троичность тоже оказывается соответствующей Истине, на ней не только основана пространственно-временная структура «Мастером и Маргаритой», но и держится этическая концепция романа. В «Мастером и Маргаритой» есть четвертый, мнимый мир и соответствующий ему ряд персонажей. Этот мир, в полном согласии с мыслями Флоренского, не является структурообразующим и не имеет самостоятельного значения. Мнимый мир романа - это новая ипостась в недрах современного московского мира, связанная пространственно с Театром Варьете и Нехорошей квартирой №50 в доме 302-бис по Садовой. Персонажи мнимого мира дополняют триады первых трех миров до тетрад: 1) Понтий Пилат - Воланд - Стравинский - финдиректор Варьете Римский; 2) Афраний - Коровьев-Фагот- врач Федор Васильевич - администратор Варьете Варенуха; 3) Марк Крысобой - Азазелло - Арчибальд Арчибальдович- директор Театра Варьете Степан Богданович Лиходеев; 4) Банга - Бегемот - Тузбубен - кот, задержанный неизвестным в Армавире в эпилоге «Мастером и Маргаритой»; 5) Низа - Гелла - Наташа - соседка Берлиоза и Лиходеева Аннушка-Чума, 6) Иосиф Каифа - Михаил Александрович Берлиоз - неизвестный в Торгсине, выдающий себя за иностранца - Жорж Бенгальский, конферансье Театра Варьете, 7) Иуда из Кириафа - Барон Майгель - Алоизий Могарыч - Тимофей Квасцов, жилец дома 302-бис по Садовой; 8) Левий Матвей - Иван Бездомный - Александр Рюхин - Никанор Иванович Босой, председатель жилтоварищества дома 302-бис по Садовой..¹³  
Для Булгакова мистические образы всегда выступали лишь как средство для решения определенных (сатирических и философских) задач, а отнюдь не как часть мировоззрения.

28 марта 1930 г. Булгаков  писал в письме правительству,  назвав первой чертой своего  творчества борьбу за свободу  слова: “С первой чертой в  связи и все остальные, выступающие  в моих сатирических повестях: черные и мистические краски (я – мистический писатель), в которых изображены бесчисленные уродства нашего быта”. Совершенно очевидно, что ни один настоящий мистик под такой декларацией никогда ни подписался, да и сам Булгаков прямо заявлял: “Я не церковник и не теософ”. Ясно, что мистические образы для него – это всего лишь сатирический ( а в “Мастере и Маргарите” и философский) прием, а мистическим писателем он называет себя лишь в сугубо ироническом смысле.

Булгаковский Воланд посещал Москву, чтобы выяснить, насколько изменились люди внутренне после великой социальной революции. И тут оказывается, что лучше они не стали, что общество серьезно больно. Воланд в романе творит добро, выявляет людские пороки и вызывает у читателя, в полном соответствии с булгаковском замыслом, не неприязнь, а симпатию. Но изменить существующей социальной системы он не в силах. И после его ухода все возвращается на круги своя. Мастер и Маргарита присутствуют в романе в неразрывном единстве. Даже тогда, когда на сцене один Мастер рассказывающий Ивану горькую историю своей жизни, весь его рассказ пронизан воспоминаниями о возлюбленной. Даже тогда, когда мы видим одинокую Маргариту, потерявшего своего Мастера, все ее действия оказываются подчинены заботе о возлюбленном. Она в большей степени определяет ход действия всей второй части романа, хотя, если приглядеться, лишь выполняет волю Воланда. Великая, всепоглощающая любовь к Мастеру и ожесточение против всего окружающего мира – вот основное противоречие характера Маргариты.

Наконец, Мастер –  герой, чья судьба ближе всего  повторяет судьбу самого Булгакова. Об этой близости уже говорилось выше. Но Мастер не смог до конца вынести испытания, выпавшие на его долю. Он действительно не пошел ни на какие компромиссы в своем творчестве. Но в то же время отказался от борьбы за свое произведение и не смог больше творить. Булгаков же всю жизнь боролся за то, чтобы его произведения были напечатаны или увидели свет его романы, а текст “Мастера и Маргариты” совершенствовал до тех пор, пока оставался в сознании, несмотря на смертельную болезнь.

Шесть основных героев романа образуют по две функциональные пары: Пилат – Воланд и Иешуа – Мастер. В их числе и занимающая уникальное положение в структуре произведения Маргарита. Бездомный же довольно сильно отличается от функционально подобного ему персонажа ершалаимских сцен Левия Матвея. Фигура Левия лишена какой-либо эволюции, а характер противоречивый. Роль этого персонажа в отличие от Бездомного достаточна второстепенна. Главные же персонажи вслед за Иешуа и Воландом оказываются, в конце концов, во внеземном мире света и тьмы. Здесь характеры главных героев теряют присущее им противоречие. У Маргариты остается только ее любовь к Мастеру. Мастер избавляется от страха перед жизнью и отчуждения, остается с любимой женщиной наедине со своим творчеством и в окружении своих героев. Пилат получает прощение и избавление от мук совести, терзающих его почти две тысячи лет. У прокуратора осталась лишь тяга к великому мыслителю Иешуа Га-Ноцри, с которым теперь можно беспрепятственно закончить прерванный спор о том, что же есть истина и какой порок самый ужасный на свете. У Иешуа исчез страх смерти и неприязнь к палачам. Он остается лишь в своей вечной ипостаси идеала добра. Воланд же опять принял свое вечное обличье рыцаря зла, того зла, без которого не может существовать добро.