Литературные аллюзии в образах главных героев

 Дж.  Фаулз  наделяет Миранду способностью видеть и тонко чувствовать уникальность красоты природы. Она остро ощущает необходимость жить в гармонии с ней:

«...чудесный, свежий воздух, воздух сада. Замечательный воздух, такой прекрасный, я не в силах его описать. Живой, наполненный запахами трав и деревьев и еще сотнями, тысячами таинственных, влажных запахов ночи..., Неописуемой красоты и чистоты солнечный диск на кроваво-красных стволах, Переменчивость света... Охряные стены, добела обожженные солнечным светом. Крепостные стены Авилы. Дворики Кордовы...Только свет».²¹

  Внутренний свет героини  дает ей силы сохранить не  только человеческие качества, но  и способность размышлять, сочувствовать  и желание озарить находящегося  рядом Клегга, открыть дверь в иной мир:

«...как печальна жизнь, которую он ведет...эти жалкие, несчастные люди...Почувствовала тяжкую, всепоглощающую безнадежность такой жизни. Словно люди на рисунках Генри Мура, в темных туннелях метро...им не надо видеть; чувствовать; танцевать; рисовать; плакать, слушая музыку; ощущать мир вокруг и западный ветер...им не надо быть в истинном смысле этого слова...».²²

 Автор, изображая внешнюю  и внутреннюю красоту, обогащает  духовные качества Миранды. Он заставляет ее задуматься не только над проблемами творческого поиска художника, о важной роли искусства, живописи, музыки, литературы в развитии духовного потенциала человека, но и о том огромном пространстве, отделяющем ее от убогой серости внутреннего мира Клегга- Калибана. Не случайно в канву повествования Дж.  Фаулз  вводит само произведение Буря, своего рода символическую деталь. Миранда в заточении перечитывает Бурю У. Шекспира:

«Снова читала Бурю. Целый день. Совсем другое впечатление. После того, что произошло. Сострадание, которое Шекспир испытывает к своему Калибану. И я (где-то под ненавистью и отвращением) к своему - тоже. Получудовища, людским обличьем он не был одарен. Гнусный раб в пороках

закосневший...от него мы, верно, не услышим ни слова доброго. С тобой добром не сладишь - только плетью. Презрение Просперо. Уверенность, что доброта в случае с Калибаном – бесполезна».²³

 Возможность писать, кисти  и холст, книги являются для  Миранды нитью Ариадны, единственно возможным способом общения с внешним миром и ощущением, что она еще живет. Так, без своих книг  шекспировский  Просперо вряд ли бы смог стать всемогущим властелином прекрасного острова, а также вернуть себе честь и былую славу:

* * *

...как я дорожу

Своими книгами, он мне  позволил

С собою захватить те фолианты,

Что я превыше герцогства ценю. ²⁴

* * *

Для героини   Фаулза  книги являются единственным утешением, источником силы и собеседником, в них она находит ответы.

Литературная преемственность  также проявляется в теме взросления. Если у У. Шекспира она представлена как элемент символического восторжествования справедливости, у Фаулза  взросление означает внутреннее совершенствование, духовное развитие героини, острое ощущение которого Миранда обретает только в заточении:

« А я здесь так быстро взрослею. Расту как гриб...».²⁵

 В условиях отсутствия  внешних ориентиров, каким был  для нее Джордж Парсон, Миранда обращается к своему внутреннему миру, где единственным собеседником является собственное Я:

« ...я утратила ощущение, что эти другие люди реально существуют. Единственное реальное существо в моем теперешнем мире – Калибан». Глубинный анализ собственного миропонимания и мироощущения позволяет сделать выбор в пользу истинного и отказаться от ложного, мнимого:

«... я считала тот круг, к которому принадлежат М. и П., самый ужасный. Все только гольф, и джин, и бриджи, и именно такая марка машины, и именно такой акцент речи, именно такая сумма денег в банке, и обучение в именно той школе, презрение к искусству, которого не знают и не понимают, поскольку ничего в театре, кроме рождественской пантомимы, не видели, а Пикассо и Барток для них - всего лишь бранные слова или тема для шуток...все это отвратительно...», «...думаю о слепом, мертвом безразличии, затхлой неповоротливости и консерватизме огромного множества людей у нас в стране. И, конечно же, самое отвратительное в них - всепоглощающая злобная зависть». ²⁶

Таким образом, борьба Миранды и Клегга закончилась смертью героини, но не её поражением. Моральное торжество Миранды проявляется не только в способности остаться самой собой, не подчиниться Калибану морально, но и в том, что её устами вершится суд над такими как Клегг. Ему не только не удалось уподобить её себе, но своим соседством он ещё и ускорил ее путь к совершенству.

Кроме того, трагедия Миранды в том, что смерть наступает именно тогда, когда героиня осознала, что раньше жила «как бабочка», когда она обрела себя.

В отличие от героини Шекспира, Миранда Фаулза не оказывается спасённой волшебными чарами отца. Согласно пьесе Шекспира, есть ещё один человек, который принадлежит к кругу «Избранных» и который мог бы спасти Миранду – Фердинанд. Но и этот образ трансформирован в романе Фаулза о веке без чудес и спасительных превращений.

 

 

 

 

 

2.3 Джордж Парсон. Черты Фердинанда и Просперо.

Образ прекрасного принца Неаполитанского  в   романе   Коллекционер, на наш взгляд, представлен героем, которого Миранда в своем дневнике называет Д.П. (Джордж Парсон). В образе художника Джордж Парсона нашла выражение философско-эстетическая концепция  Фаулза  о проблемах творчества и творческого поиска в искусстве. Джордж Парсон - воплощение добра и гуманизма, который помогает Миранде обрести новую сущность. Образ Д.П. является значительным в системе  романа , он привносит в произведение новый тематически акцент - творческий поиск в изобразительном искусстве. Морально-эстетические принципы Д.П., а также его гуманистическая концепция культуры в значительной степени определила духовное развитие главной героини:

«...он заставил меня измениться сильнее, чем Лондон, значительнее...потому, что он всегда говорит то, что думает. Точно выражает свои мысли. И заставляет думать меня. В этом - самое главное. Он заставляет меня усомниться в себе» ...я ловила себя на том, что аргументирую его аргументами, сужу о людях по его критериям...»²⁷

«Он словно соскоблил с меня всю мою глупость, мои дурацкие, легкомысленные, суетные представления о жизни, об искусстве. Мою надмирность....» Сама Миранда говорит, что Д.П. заставил ее принять новые принципы, посвятив свою жизнь служению искусству, отдавшись творчеству целиком, без остатка:

«Я стала совершенно иной...благодаря ему я поверила, что все это правильно, ... именно он создал мое новое Я, во всяком случае, огромную его часть...».²⁸ Настоящий же Фердинанд  в   романе  – её возлюбленный, художник, Джордж Парсон, на что достаточно ясно указывает их партия в шахматы – парафраз из сцены из "Бури": " Открывается вход в пещеру; там Фердинанд и Миранда играют в шахматы.

Миранда:

Мой нежный друг, не хочешь ли меня

Поймать в ловушку?

Фердинанд:

Любимая, хитрить  с тобой не мог бы.

Миранда:

За сотню царств наверно бы схитрил,

Но честной  все ж сочла бы я игру».²⁹

Вариант  Фаулза :

"Он посмотрел на меня долгим взглядом, затем…достал шахматную доску и мы играли в шахматы; он сделал так, что я выиграла. Он не признался, в том, что я уверена, что он дал обыграть себя намеренно"³⁰. Далее Миранда пытается интерпретировать этот жест, справедливо ощущая в нем символическое значение, как триумф добродетели над пороком (в контексте предыдущего разговора). Это близко, но не точно, ибо Миранде не удается уловить ход мыслей любимого, несмотря на напряженность усилия. В данном случае "Буря" проясняет намерения Парсона: в пьесе Фердинанд садится за шахматы, предварительно дав клятву Просперо беречь девственность Миранды до свадьбы. И Парсон, прибегая к шахматам, четко демонстрирует Миранде свое намерение сдерживаться, и, разыгрывая роль Фердинанда, даже нарочно уступает партию. В дальнейшем, когда он настроен более жестко и открыто говорит о своей измене, Миранда сразу проигрывает ему в шахматы – тут уже без уступок идет настоящая игра.

Двадцать лет жизни  и все роковые ошибки, сделанные  за это время, разделяют их. Но Д.П. любит Миранду:

«Это приходит к тебе, к мужчинам. И становишься снова  двадцатилетним и также страдаешь, как двадцатилетний, со всеми свойственными этому возрасту ошалелыми безрассудствами. Внешне я, быть может, кажусь вполне благоразумным, на самом деле это не так».³¹

Как и Миранда, Парсон принадлежит к кругу людей «Избранных» и сцены его соприкосновения с миром «Новых» не менее показательны, чем сцены между Мирандой и Калибаном. Примером может служить сцена у картины Рембранта. Тупость Каролины, граничащая с желанием показать себя намного лучше, чем она есть на самом деле. Или скрытая насмешка Паэрса и Антуанетты, зашедших к Д.П. вместе с Мирандой, перерастающее в открытое глумление. Для Д.П. дружба Миранды с подобными людьми – её порок.

Если мы посмотрим на действующих  лиц романа, то увидим, что группа людей, которых мы назвали «Избранными», очень мала по сравнению с классом  «Новых» : Миранда, Парсон и Кругшенки. Остальные: Паэрс, Антуанетта, Каролина и др. – относятся к другому миру.

Расстановка сил очень  не равная, но у каждого класса есть своё оружие: у «Новых» это деньги, у «Избранных» - огромный творческий потенциал.

Как и Миранда, Парсон принадлежит к кругу людей «Избранных» и сцены его соприкосновения с миром «Новых» не менее показательны, чем сцены между Мирандой и Калибаном. Примером может служить сцена у картины Рембранта. Тупость Каролины, граничащая с желанием показать себя намного лучше, чем она есть на самом деле. Или скрытая насмешка Паэрса и Антуанетты, зашедших к Д.П. вместе с Мирандой, перерастающее в открытое глумление. Для Д.П. дружба Миранды с подобными людьми – её порок.

В образе Парсона накладываются друг на друга два шекспировских героя: Фердинанд и просперо. Безрассудный мальчишка Фердинанд должен смиряться перед доводами разума Просперо. В его любви есть и мальчишеская влюблённость и отцовская привязанность. Это огромное чувство зрелого мужчины по отношению к молодой девушке.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

4.  Утопическая и антиутопическая модели в романе Фаулза и пьесе Шекспира. Символика чуда.

 

 В   романе  известного английского писателя Джона  Фаулза  " Коллекционер "  мы находим интересный вариант антиутопической модели, которую он разрабатывает противовес Шекспиру. В романе нет ни примирения «добрых» и «злых» героев, ни торжества добра и истины. В отличие от пьесы Шекспира утопию в романе творит не положительный герой, а герой, антигуманистическая позиция которого должна быть перечёркнута.

В «Буре» автор создаёт  затерянный в океане остров, на который  попадает Просперо и Миранда. Остров Просперо – это светлый новый мир, который он стремится создать в противовес миру зла и насилия. Здесь он создаёт свою утопию, направленную на достижение всеобщего блага.

В «Буре» Шекспир создаёт  не только драму-сказку, но и драму-утопию о перевостпитании людей и утверждении в жизни высоких гуманных начал.

Полная противоположность  утопии Просперо – утопия Клегга. Его утопия уже не социальная, а сугубо личная, эгоистическая. Мечта его на первый взгдяд выглядит невинно :

«Уединённый домик и там  держу её пленницей в прекрасных условиях. Всё так хорошо и счастливо  складывается»³². Но творя свою утопию – великую любовь – он не понимает, насколько тесен его мир для Миранды. Он думает только о себе и прежде всего о себе. В отличие от острова Просперо, где повсеместно торжествует добро, утопия Клегга рушится.

Таким образом в пьесе и на страницах романа мы встречаем два разных типа утопии: морально-эстетической и личной. Пьеса Шекспира утопична, ибо утопию творит лучший герой – Просперо – и её целью становится общее благо. Роман Фаулза антиутопичен, ибо узколичную утопию Клегга, целью которой является благо для себя, а воплощение этой цели в жизнь требует жертвы, не может принять ни сам автор, ни один из читателей. Торжество светлых начал происходит в пьесе посредством чуда. В арсенале средств Фаулза нет места чудесам. Он даже не допускает существования Бога и его участия в нашей жизни.

В пьесе Шекспира сама Миранда – чудо, атмосфера чудесного превращает "Бурю" из трагедии в комедию. В "Буре" обозначены многие конфликты, развернутые как трагические коллизии в других пьесах: предательство и покушение на убийство, узурпация власти ("Гамлет", "Макбет"); любовь детей враждующих кланов ("Ромео и Джульетта"). Будь люди предоставлены сами себе, остров стал бы местом трагедии, и только магия Просперо и действия по его приказам Ариэля предотвращают вторжение трагедии. Людей спасает чудо, сами они не в состоянии справится с дурными страстями – таково настроение позднего Шекспира. Только чудо ставит все на места и в "Зимней сказке", не давая ей превратиться в драму ревности – "Отелло".

В " Коллекционере " чуду не дано свершиться,  в   романе  отсутствует фигура чудотворца – Просперо, некому усмирить Калибана. Единственное "чудо" происходит в душе героини – ее стремительное взросление, избавление от иллюзий в ситуации испытания. Напоминание о чудесах "Бури", обещанных Миранде через её имя, можно усмотреть в сцене смотрения в зеркало. В заточении Миранда подолгу всматривается в свое отражение, держит совет с зеркалом, пытаясь понять свое внутреннее Я. Зеркало – древний символ самопознания, а в сказках оно обычно фигурирует как "вход" в волшебную страну, в мир духов. И у  Фаулза  Миранда, глядя в зеркало, ощущает странные чары, учится воспринимать себя как тайну, как особое самоценное существо: "Я пытаюсь понять, что говорят мои глаза. Кто я. почему я здесь. Странным образом становишься для себя очень реальной, как никогда раньше…Я смотрю на свое лицо как на чужое! Я сижу наедине с собой. Иногда это как наваждение, и мне надо высунуть язык и наморщить нос, чтобы стряхнуть это состояние…"³³. В " Коллекционере " зазеркальные черты, мир магии пока не имеют действительной силы, не влияют на происходящее, хотя автор подводит героев (и читателя) буквально к порогу. Эта задача решается в следующей книге  Фаулза  –  в   романе  "Маг". Но наше исследование было посвящено другому роману.

А в данном романе роль утопии и символики чуда крайне важна.