Образ России в поэзии Пауля Флеминга

И практически сразу идёт похвала русскому человеку, восхитившему поэта своим смирением, удовлетворённостью жизнью, какой бы она ни была. Флеминг  очень метко замечает, что «он  для того был рождён, чтобы суметь быть довольным»:

Ich muß die Leute preisen / (Я должен похвалить людей) 
Die so / wie diese sind. Besteht es auff erweisen / (Таких, как эти. Это основано на их приёме)  
So hab' ich über recht. Wer loobet nicht den Mann / (И тут я прав. Кто не похвалит человека) 
Der sein' ist / weil er ist? der alles missen kann / (Остающегося собой, потому что он таков? Который может обойтись без всего)  
Und alles haben auch? Er ist darzu gebohren / (И также всё иметь? Он рождёт для того) 
Daß er vergnügt kann seyn. (Чтобы быть всем довольным)

Очень подробно описываются  и типичные черты русского человека: религиозность, близость к природе, крепкое здоровье, хозяйственность. Не раз упоминается, что

Wenn er nur Hitz und Frost / und so was / nicht darf schäuen / ( 
So ist er wohl versorgt. Geht selbst zu Wald' / und haut (И он вполне обеспечен. Сам идёт в лес и вырубает) 
Die längsten Tannen aus / bewohnet / was er baut / (Самые высокие ели, живёт в том, что построит) 
Selbst Meister und selbst Wirt. (Сам себе мастер и хозяин)

Религиозность – наверное, самое яркая черта, бросившаяся  в глаза не только Флемингу, но и  остальным участникам посольства:

Gott muß ihm gütig seyn. Er tuht zu Mitternachte (Бог наверняка благосклонен к нему. До полночи он совершает) 
In Kirchen sein Gebet'. Er fastet mit bedachte. (свою молитву в церквах. Он постится осознанно) 
Fromm seyn ist seine Kunst. (Набожность – его искусство)

Это же отмечал в своей  книге и Олеарий, рассказывая  о монахе, встретившемся им по дороге, и о самих обрядах:

<…>В преддверии  на стенах были изображены, по  его словам, чудеса св. Николая,  наивно и неискусно, как это  обычно в произведениях их  живописи. Над дверьми был изображен  Страшный суд. Здесь монах,  между прочим, показал нам человека  в немецком одеянии и сказал: «И немцы и другие народы  могут спастись, если только души  у них русские и они, не  боясь людей, поступают благо  для бога». <…>Он прочел нам  первую главу Евангелия от  Иоанна, оказавшуюся вполне согласною  с нашим текстом [1].

 

1.2.2. Цикл сонетов, посвящённых Москве

Поэт восхищён Москвой  и хочет поделиться своим впечатлениями с соотечественниками, воспеть русские красоты наравне с родными ему немецкими. Мы можем проследить этот мотив в нескольких сонетах – «An die große Stadt Moskau, als er schiede» («К великому городу Москве, когда он прощался [с ним]»), «Er redet die Stadt Moskaw an als er ihre vergüldeten Türme von Fernen sahe»(«Он обращается к городу Москве, когда он увидел издалека его позолоченные башни»), «An den Fluß Moskau, als er schiede»(«К Москве-реке, когда он прощался [с ней]»)«Als die Fürstl. Holst. Gesandten mit dero Komitate von Moskaw nacher Persien auffbrachen» («Когда послы князя Гольштейнского отправились в Персию») (все датированы 1636 годом) [7]. Флеминг передаёт его через образы рек, о которых он говорит как о живых существах и к которым обращается:

So will ich deinen Preiß erhöhn durch stärckre Lieder / (И я хочу возвысить тебя сильнейшими песнями)

 daß deiner Wolgen Schall auch hören soll mein Rhein. (что шум твоей Волги должен услышать и мой Рейн)

И о Москве-реке:

  Ich will dich so bekand / als meine Mulde machen / (Я хочу тебя прославить, как и мою Мульду)

Её же он просит передать Волге о своём скором прибытии:

Lauff / Moskaw / lauff / und sag' es deiner Wolgen / (Теки, Москва, теки и скажи своей Волге)

 mit schnellen Wellen an / быстрыми волнами)

daß wir alsbald ihr sind bereit zu folgen (что мы скоро последуем за ней)

 biß über den Hyrkan. (до Гирканы)

В литературе река является символом изменчивости, необратимости  хода времени, неким направлением, изменяющим судьбу человека [4]. Всё это происходило и в жизни Флеминга, поэтому такая символика не случайна.

Однако реки выступают здесь и как живое сообщество или семья, имеющее свои связи и контакты друг с другом, как и сами города, которые в сонете породнились в буквальном смысле слова («царевна, называющая Гольштейн тётушкой»):

Prinzessin deines Reichs / die Hollstein Mume nennt (царевна твоей страны, называющая Гольштейн тётушкой)

В этом же отрывке он называет Москву «принцессой» (или «царевной», что более точно передаёт смысл), в другом же сонете она уже «царица»:

Du edle Kaiserin der Städte der Ruthenen…(ты благородная царица городов русских)

Оба сонета содержат отсылку  к античным мифологичным героям, которые  упоминаются, впрочем, с различной  целью. В  первом случае это мысли  о родине и её нынешней нелёгкой судьбе, а вместе с  тем и невольное  сравнение её с Россией (и обошедшем  её стороной боге войны), которое мы уже отмечали ранее в другом произведении:

Kein Mars und kein Vulkan dir überlästig seyn.(Ни Марс, ни Вулкан не принесли тебе бед)

Во втором случае – это  весьма распространённое в лирике обращение  к Эрато, музе любовной поэзии:

Lauff / Erato / alßbald / die Zyther her zu holen.(Беги, Эрато, скорее, принеся с собой цитру)

Предположительно в 1635 году возникла любовь поэта к Эльсабе  Ниус (Elsabe Niehus), прибалтийской немке, с которой он позже будет помолвлен. Однако посольство было вынуждено продолжать путь в Россию. Флеминг отразит свою грусть в своём творчестве, воспев возлюбленную под именем Базилена (пожалуй, самый яркий пример – «An Basilenen Nach dem Er von Ihr gereiset war»). В сонете ««Er redet die Stadt Moskau …» он отождествляет её образ с Москвой:

…seh' ich auf dich dorthin, (Я смотрю на тебя оттуда)

auf dein vergüldtes Haupt, so komt mir in den Sinn (На твою позолоченную вершину, и мне приходит на ум)

was Güldners noch als Gold, nach dem ich mich muß sehnen. (ещё одна позолота, по которой мне приходится тосковать)

Es ist das hohe Haar der schönen Basilenen, (Это длинные волосы прекрасной Базилены)

durch welcher Treflichkeit ich eingenommen bin. (Чьим совершенством я был покорён)

Поэт вдохновлён предстоящим  путешествием на восток и постоянно  упоминает о предстоящем проходе  к Персии:

Du wahre Freundinn du / durch welcher Gunst wir wagen / (Ты верная подруга, благодаря чьей милости мы отвежились)

 was Fürsten ward versagt / und Köngen abgeschlagen / (На то, от чего отказались князья и короли)

den Weg nach Auffgang zu. (на путь к проходу)

die nun das ander mahl sich uns so gut erweiste / (Котороая теперь иной раз оказывала нам такую услугу\ такой радушный приём)

<…>

durch welcher Urlaub wir nun in den Auffgang ziehn. (Благодаря чьему дозволу мы теперь отправляемся к проходу\ на Восток)

Поэт выражает надежду  на удачное продолжение путешествия:

die Treue wollen wir mit uns nach Osten tragen / (Мы хотим нести верность на Восток)

Мотивы родины уже звучат в этих произведениях. Позже они найдут своё полное и яркое отражение в программном сонете «An Deutschland»:

die itzund über mir nicht allzusehr wird lachen / (Сейчас надо мной не особенно посмеются)

 weil ich fast nicht denck heim ein halb-verlohrner Sohn. (Ведь я почти не думаю о родине, я полупотерянный сын)

 

§2. АНАЛИЗ ПЕРЕВОДОВ ПОЭЗИИ ФЛЕМИНГА НА РУССКИЙ ЯЗЫК

2.1. Сравнительный анализ переводов Сумарокова

Первым в России, кто  обратился к поэзии Флеминга и  перевёл отдельные её образцы  на русский язык, был Александр  Петрович Сумароков. Сразу хочется  обратить внимание на то, что эти  переводы появились столетие спустя, когда в культуре и литературе многих стран Западной Европы и в  России господствовала уже совершенно иная художественная система, имевшая  отличные от барокко установки, – классицизм. Влияние этих тенденций мы и проследим в переводах сонетов [3].

Рассматривая сонеты «An die große Stadt Moskau, als er schiede» («К великому городу Москве, когда он прощался [с ним]»), «Er redet die Stadt Moskaw an als er ihre vergüldeten Türme von Fernen sahe»(«Он обращается к городу Москве, когда он увидел издалека его позолоченные башни»), «An den Fluß Moskau, als er schiede»(«К Москве-реке, когда он прощался [с ней]»), уже по более кратким и ёмким русским названиям – «Сонет великому граду Москве», «Москве», «Москве-реке» – мы можем увидеть стремление (но всё же наверняка бессознательное) упорядочить текст, следуя канонам классицизма. Что касается содержания – переводчик сохраняет его, однако изменяя некоторые моменты и заменяя их на более нейтральные.

В первом упомянутом нами сонете мы видим это уже в первых строках: «Prinzessin deines Reichs / die Hollstein Mume nennt» Сумароков заменяет на более официальное и строгое «о ты, союзница Голштинския страны». Ещё одной весомой заменой можно назвать «den Weg nach Auffgang», ставшей «К пути, в который мы теперь устремлены». Под «проходом» понимается Восток, и это сохраняется во втором катрене. Примечательно то, что Сумароков использует в переводе мотив реки, характерный для Флеминга, но не имеющегося в оригинале данного сонета:

Мы рек твоих струёй к пристанищу течём, 
И дружество твоё мы возвестим Востоку; 
Твою к твоим друзьям щедроту превысоку 
По возвращении на Западе речём.

Флеминг же говорит о самом посольстве и его будущем возвращении на родину:

die Treue wollen wir mit uns nach Osten tragen / (Мы хотим нести верность на Восток) 
und bey der Wiederkunfft in unsern Landen sagen / (а по возвращении в наши земли сказать) 
das Bündnüß ist gemacht / das keine Zeit zertrennt / (Заключён союз, который не разорвёт/не разрушит никакое время)

В первом терцете Сумароков  точно передаёт смысл, но опускает метафору-отсылку  к античности, и вместо «Kein Mars und kein Vulkan dir überlästig seyn» («Тебя не затронули ни Марс, ни Вулкан») пишет «Безбранна, с тишиной своею неразлучна». Во втором же терцете все смыслы переданы аккуратно и близко к тексту оригинала.

В сонете «Москве» стоит  отметить немногочисленные, но важные замены: во втором катрене переводчик нивелирует отсылку к «Базилене» - возлюбленной поэта, воспетой под  этим именем, - и заменяет на более  безликое «В тебе оставил я что мне милей всего». Первый же терцет претерпевает в переводе крайне существенные изменения. В оригинале мы видим:

Ich rühme billig dich, du Hauptstadt deiner Welt, (я недостойно хвалю тебя, о столица твоего мира)

Weil deiner Göttlichkeit hier nichts die Waage hält (так как твою божественность не удержать весам)

Und du der Auszug bist von Tausenden der Reussen. (а ведь ты [представляешь собой]часть/выдержку из тысяч россов)

Сумароков же даёт соответствие, имеющее иной смысл:

Избранные места  России главных чад, 
Достойно я хвалю тебя, великий град, 
Тебе примера нет в премногом сем народе!

Фразу «столица твоего мира» он почему-то передал как «избранные места», а под «главными чадами», скорее всего, понимаются венценосные особы, хотя у Флеминга об этом даже не упоминается. Метафору и литоту («я недостойно хвалю тебя, так как твою божественность не удержать весам») переводчик передал прямо противоположно – «Достойно я хвалю тебя».

Сонет «Москве-реке» является более точным переводом по сравнению  с другими, однако и в нём мы обнаруживаем некоторые расхождения. Так, например, нейтральное «Ich will dich so bekand / als meine Mulde machen» («Я хочу прославить тебя, как мою Мульду») Сумароков перевёл торжественно-пафосным «Воспеть хвалу твоим струям я не оставлю». Далее, во втором терцете, была заменена строка «Nim diese Hand voll Klee / im mangel der Violen / 
zu treuen Günsten an» («Прими эту руку, полную клевера, за недостатком виол, с верной приязнью») на «Прими сей малый труд. По времени я миру 
Потщуся о тебе громчае возгласить» - и снова передан противоположный смысл и опущены метафоры, а сама строка исполнена патетики, отсутствующей в оригинале.

2.2. Сравнительный анализ перевода сонета Львом Гинзбургом («Великому городу Москве, в день расставания»)

Среди современных переводов  Флеминга на русский язык необходимо отметить переводы Льва Гинзбурга, являющиеся одними из лучших. Мы проведём анализ одного из сонетов – «Великому городу Москве, в день расставания» [6].

Уже в первой строке мы видим, что мотив родства аккуратно  передан, хотя пришлось опустить эпитет «Prinzessin» («Царевна»):

Краса своей земли, Голштинии  родня

Переводчик раскрывает контекст слова «Aufgang» («Проход»), под которым Флеминг понимал Восток, метафорой и создаёт вместо «Weg nach Auffgang» («Путь к проходу») «путь в страну истоков дня», что весьма органично вписывается. Далее на протяжении всего сонета все смыслы передаются очень точно, а замены не искажают общей картины (так, например, фраза «das Bündnüß ist gemacht / das keine Zeit zertrennt»(«Союз, который не разорвёт никакое время») заменена на синонимичную ей «Он прочен, как броня»). Отсылка к античной мифологии – «Kein Mars und kein Vulkan dir überlästig seyn»(«Ни Марс, ни Вулкан не принесли тебе бед») - как и у Сумарокова, опущена, но эквивалент ей подобран иной (вместо констатации факта, как у Флеминга и в переводе Сумарокова, - пожелание («Пусть никогда твой край не ведает невзгод!»).

В целом же, данный перевод  более точен и выдержан в рамках барокко – в нём отсутствуют  художественные средства, чуждые этому  направлению, а основная мысль передана без существенных искажений. На наш взгляд, именно перевод Гинзбурга является более удачным и независимым от культурного влияния эпохи, однако переводы Сумарокова были важны в культурном плане как первая попытка познакомить русского читателя с творчеством Флеминга, что и было сделано (переводы были опубликованы в апреле 1755 в журнале «Ежемесячные сочинения» - крупнейшем литературном обозревателе того времени, поэтому сам факт публикации в нём обеспечил знакомство максимально возможного числа людей с поэзией Флеминга).

 

 

 

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Пауль Флеминг является знаковым поэтом для немецкого барокко и для европейской литературы в целом. Признание его творчество произошло не сразу, но оказало влияние и на последующие поколения немецких поэтов (в частности, на Бобровского). Поэт был в числе первых, кто стал разрабатывать новые для немецкой литературы жанры (например, идиллию). «Русская» тема в его раскрытии оказалась действительно уникальной для всей европейской литературы, и даже для русской. В какой-то мере он предвосхитил и самих русских поэтов, воспев красоты их родной страны.

«Русский» цикл был, несомненно, важной вехой  и в истории русско-немецкого  культурного диалога, а сами произведения, пусть и столетие спустя, были восприняты в русской литературе (не исключается  даже некоторое их влияние на Сумарокова, но эта тема заслуживает отдельного исследования). Безусловно, эта часть  творческого наследия Флеминга ещё  не до конца исследована, как и  «дагестанский» цикл, который стоило бы рассмотреть в контексте всех произведений, написанных под впечатлением от путешествия на Восток. Но целью данной работы был лишь общий обзор проблематики и особенностей «русского» цикла и его переводов, что и было сделано.