Символика цвета в рассказе Л.С.Петрушевской «Черное пальто»

           Но важно также помнить, что  тема ночи, тьмы вообще близка  писательнице, как, впрочем, и  многим другим представителям  современной литературы, в произведениях  которых «ночь» выступает как  мирообраз. В реальных рассказах Петрушевской время действия практически всегда – «ночь». Герои вынуждены не жить, а выживать в этой тьме. Показательно в этом плане название статьи О. В. Богдановой «Технология мрака», посвященной творчеству Л. Петрушевской. Автор этого исследования доказывает, что «сюжет в произведениях писательницы конструируется, строится фрагментарно, эпизодично, выборочно, только за счет событий исключительно отобранных и беспросветно черных. Он концентрируется вокруг отдельных черных событий и эпизодов»².

           Однако в «страшных историях»  Петрушевской, как это ни парадоксально  звучит, картина не столь мрачна, как во многих ее реальных  рассказах. Тем не менее в  сюжете «Черного пальто» многие  ситуации и отдельные детали  заставляют вспомнить о той самой темной стороне обыденной жизни, которая обычно является предметом изображения в реальных произведениях писательницы.

          Одновременно в первой же фразе присутствуют необходимые для создания атмосферы мистического неожиданности: «вдруг», «незнакомое место», «непонятное шоссе» и, конечно, «чужое черное пальто». Затем появляется какая-то машина, и два странных человека предлагают девушке подвести ее: «Они мчались по темнеющей дороге среди снегов, шофер молчал, улыбаясь, и девушка тоже молчала ».

          Петрушевская строит повествование, следуя поэтике сна, используя традиционные сюжеты сновидений: незнакомое место, поиск выхода, появление каких-то странных людей, которых вначале принимают за «помощников», а потом они оказываются «вредителями», попытки спрятаться, убежать от них.

          Появляется темный туннель, по которому девушка «легко бежала, почти не касаясь пола, неслась как во сне», потом - темный дом, лестница, закрытые двери квартир, которые, как по волшебству, вдруг открываются одним ключом. И при этом, в соответствии с законами жанра, героиня стремится всему странному дать рациональное объяснение: «Они ехали по совершенно пустым и раскопанным ночным улицам, народ, видимо, давно спал по домам».

          Время года — зима — тоже здесь не случайно, ведь зима традиционно вызывает ассоциации со смертью, зимой умирает природа, а весной оживает, и т.д. Смерть сравнивается со сном; вернуться к жизни — означает проснуться. Сравнение смерти с «вечным сном» — это стандартная метафора. Кстати, мать смерть своей дочери видит тоже во сне, то есть ассоциация «сон = смерть» прослеживается везде.

         Но Петрушевская верит в сказку, в которую верит весь народ, она знает, что Бог есть, его не может не быть, он придет и спасет ее героев, скинет «черное пальто», которое сожгут на огне зла, и от него будет «валить смрадный дым» смерти. 
 
 
 
 
 

4.Цветовые  имена. Идея.

          Особенности ее рассказа в ступенчатой композиции, где герои движутся по ступенькам то вверх, то вниз. Они почти не имеют имен, это либо зоологические маски, либо тени, отличающиеся друг от друга пронзительным признаком. По утверждению критика Базарах у героев Петрушевской: « Маска вроде есть, и приросла она, не отодрать, но к пустоте »³. Персонажи у писательницы не пустые, они опустошенные «черным пальто». «Теперь мне уже все безразлично. Ты знаешь – все очень просто, не надо дышать. Можно сразу полететь куда хочешь. Не нужен свет, не нужно есть. Черное пальто спасает от всех бед», - произносит героиня рассказа, а Петрушевская доказывает ей, что жить надо ради детей, ради себя, ради Бога.

          Таким образом, рождается сложно организованное новое жанровое образование. В этом можно убедиться на примере рассказа «Черное пальто». Это произведение включено в циклы, которые в различных изданиях прозы Петрушевской называются по-разному: «В садах других возможностей», «В доме кто-то есть». В одном из последних изданий название «Черное пальто» используется как заглавие целого цикла рассказов, что свидетельствует о концептуальной значимости этого произведения в ряду других мистических рассказов писательницы.

Однако  в рассказе «Черное пальто» герои, которым дано вырваться из этого  мрака, девушка и женщина, ни тел, ни лиц еще не утратили. Пока они  потеряли только имя. Эти герои выполняют иные роли, чем те, что предписывает им сценарий ужаса. Особенно наглядно это видно на примере изменения функции матери.

          В страшилках данный персонаж обычно связан с осуществлением функции запрета, а когда запрет нарушается, мать наказывает ребенка, часто убивает его. В мистических произведениях Петрушевской мать никогда не выполняет функцию «вредителя», напротив, она выступает в роли «помощника», спасительницы. Так, в «Черном пальто» именно женщина-мать, которую героиня встретила в доме, помогла ей: израсходовала на нее свою последнюю спичку, хотя знала, что пока она горит, «ты еще можешь спастись».

          В мистических рассказах реализуется важнейший в творчестве Петрушевской мотив связи, поэтому жест самопожертвования побуждает ответную реакцию. Девушка предлагает женщине свои спички. Даже в предсмертных записках, которые были оставлены каждой из героинь - матерью и дочерью, - выражен мотив связи, заботы: «Прошу никого не винить, мама, прости» и «больше так не хочу, дети, люблю вас».

           Сами сюжетные ситуации, проясняющие причины самоубийства героинь, очень напоминают те, с которыми мы постоянно встречаемся в реальных рассказах писательницы: разрыв отношений между близкими людьми, отчуждение как следствие равнодушия или непонимания. Но в мистических рассказах писательница дает возможность читателю и самим героям посмотреть на происходящее с другой стороны, из другого мира. В результате все в прямом смысле этого слова предстает в другом свете: «Все вдруг осветилось». «Я сейчас очень многое поняла. Я была такая дура!» - произносит одна из героинь. И после возвращения из «иной реальности» в ту, которую героини покинули по своей воле, они уже все видят по-иному. Связи, практически уже порванные, восстанавливаются. Появляется и «ангел-хранитель»: « Был еще кто-то там, чье присутствие она ясно чувствовала и кто любил ее. Этот кто-то тихо стоял перед ней и жалел ее. И хотел поддержать, но она его не могла видеть и слышать.  Девушка быстро, как только могла, растянула шарф на шее, задышала, непослушными пальцами развязала узел на трубе под потолком, плюхнулась в кровать».

          Мама, жмурясь от света, заглянула в комнату и жалобно сказала:

          - Господи, какой мне страшный сон приснился... Какой-то огромный ком земли стоит в углу, и из него торчат корни... И твоя рука... И она ко мне тянется, мол, помоги... что ты спишь в шарфе, горло заболело? Дай я тебя укрою, моя маленькая.

           - Ой, мама, - своим всегдашним тоном ответила ее дочь. - Ты вечно с этими снами! Ты можешь меня оставить в покое хотя бы ночью!

         И про себя она подумала, что было бы с матерью, если бы она проснулась на десять минут раньше...

       А где-то на другом конце города женщина выплюнула горсть таблеток и тщательно прополоскала горло. А потом она пошла в детскую.

         А потом опустилась на колени и начала просить прощения.

          В описаниях автор не использует эпитеты. Рассказ получается каким-то бесцветным, как будто чёрно-белым. Герои представляются безликими. Точнее, автор не описывает их внешность подробно: только пару слов (худой, уродливый, с лысым черепом), таким образом, мы можем представить героев себе такими, какими хотелось бы нам.

          Примечательно, что в реальных рассказах Петрушевской мы не часто находим подобные примеры. Здесь связь, если и восстанавливается, обычно лишь на миг, потому что герои существуют в замкнутом пространстве «своего круга». Любые попытки пересечь границу и вступить в круг другого чаще всего оборачиваются еще большим отчуждением. Характер отношений, которые существуют между героями, можно выразить с помощью цитаты из повести «Время – ночь»: «Я хотела ее обнять и заплакать, но она отпрянула. Так у нас протекала жизнь». Даже между самыми близкими людьми, в данном случае между матерью и дочерью, понимание практически невозможно. О. Лебедушкина справедливо заметила: «Устройство мира, о котором пишет Петрушевская таково, что всякое стремление к пониманию другого равносильно покушению на убийство. Герои Петрушевской постоянно совершают преступления друг против друга, потому что тешат себя иллюзией понимания. Понимание, то, что принято называть хорошим знанием психологии, - это и есть преступление, переход границ»⁴. В мистических рассказах происходит пересоздание этой жестокой реальности с точки зрения идеала, причем идеала женщины, матери. Здесь переход границ уже не является преступлением. Вообще мир рассказа напоминает сон.

        Прежде всего, я обратила внимание на конструкцию предложений. Весь текст составлен из простых, коротких фраз. Непонятная странная ситуация, в которой оказывается девушка, усугубляется отсутствием описания каких-либо её чувств. У девушки нет ни имени, ни внешности, ни переживаний, и у меня лично сначала создалось впечатление, что всё действие происходит во сне.

         Описание вокзала, туннеля, улиц, окружающих предметов даёт абсолютное ощущение сна, причём сна неприятного. Как во сне, искажение пространства, ощущение невесомости и, что характерно, — полное отсутствие звуков, за исключением речи персонажей. Это очень важный момент: смеются в рассказе и шофёр, и женщина — смеются бесшумно, бесшумно едет и грузовик.

         Мотив беззвучного смеха в рассказе встречается несколько раз: шофёр постоянно беззвучно смеётся, а его спутник в капюшоне «прячет лицо, отвернувшись». Смеётся и встреченная девушкой женщина. Это люди без лица, как бы потерявшие всё человеческое и растворившиеся в мире сна, кошмара.

         То, что ключ подходит к первой попавшейся двери, с одной стороны, должно быть неожиданным, а с другой — совершенно логично, в контексте общей ирреальности, гибкости пространства и отсутствия условностей: очевидно, что этот мир живёт по другим законам. Поэтому естественными кажутся абсурдные вещи, как будто вытащенные из ночных кошмаров — одинаковые вещи в углах одинаковых квартир, пустые комнаты, мотив преследования, то, что шофёр и пассажир тянут непонятную кучу вещей в рот, а потом вылезают из другой кучи тряпок.

          Потом появляется женщина со спичкой — как будто вспышка из реальности, и дальше рассказ идёт уже в совсем другом ключе.

         Рассказ сконструирован так, что читатель не только со стороны наблюдает события, но как будто оказывается их участником.

          Логика развития мысли почти всех приводит к размышлениям о сюжете рассказа. Например, критики говорят о загадочной повторяемости событий, об очень странных, но очень частых совпадениях.

         Писательница использует широко распространенный балладный ход - встречи с миром мертвых. Слепота героев в отношениях друг с другом связана с тем, что они находятся во мраке, где трудно различить, что ведет к гибели, а что к спасению, кто умер, а в ком еще осталось что-то живое. Черное пальто является предметом-проводником между двумя мирами. Только накинув его или, наоборот, сбросив, можно вступить в царство мертвых или покинуть его. Но загадка черного пальто разрешается только в самом конце:

        - Где мы? - спросила девушка.

        - На этот вопрос не бывает ответа, скоро увидишь сама

        - Кто я? - спросила девушка

       - Ты узнаешь, - слышит она.

         Размывание привычных границ реальности пробуждает воображение читателя. Такой текст, способствует романтическому мечтанию, как особому роду чтения - соучастию в «страшной» игре.

          Внешней формой игрового контакта с читателем-соучастником, являются своеобразные «слова-заклинания», одновременно характеризующие состояние героини и настраивающие читателя на определенную эмоциональную волну, поддерживающую в нем «магию страха»: «внезапно», «необыкновенно», «мрачный», «уродливый», «жуткая», «странно», «неожиданно», «страшный сон», «пустой темный дом». Для передачи состояния героини неоднократно повторяются слова-штампы: «сердце громко билось, стучало в пересохшем горле», «сердце у нее громко стучало». В рассказе «Черное пальто» уже самим заглавием читателю даются подсказка и своеобразное приглашение к участию в игре.

  5.Модель пространства. Как выстраивается время и пространство в этом рассказе.

         Философский подтекст рассказа проясняется и благодаря литературным реминисценциям. Спускаясь и поднимаясь по лестнице дома, в который она попадает, героиня совершает движение по вертикали. Такое перемещение героини напоминает картину ада в «Божественной комедии» Данте: он представляет собой подземную пропасть, склоны которой опоясаны концентрическими кругами, поэтому всякое движение здесь вертикализировано. Но, несмотря на то, что мир, в котором оказывается героиня, отсылает нас к аду, функционально он выполняет роль чистилища - места, где происходят покаяние и очистительное страдание после смерти. В чистилище умершие должны осознать свои грехи и покаяться в них, именно это и происходит в рассказе Петрушевской. Вообще следует заметить, что дантовские аллюзии, реминисценции являются сквозными в творчестве Л. Петрушевской (они встречаются, в частности, в таких произведениях, как «Возможность мениппеи», «Музыка ада», в романе «Номер один, или В садах других возможностей»). В данном случае обратим внимание, как трансформируется образ дантовского ада в рассказе «Черное пальто».