Масс-медиа в структуре современной общественной жизни

- Институты и органы  политической власти видят свои  интересы в: пропаганде и популяризации  действующей власти за счет  поддержки действующей власти  со стороны различных аудиторий  СМИ, формировании общественного мнения по поводу определенных событий, использовании  политических технологии (предвыборные компании). 

- Различные общественные  и социальные группы (в том  числе и оппозиционные) заинтересованы  в своем влиянии на действующую  власть: пропаганда, собственная популяризация (привлечение внимания), влияние на действующую власть, формирование массового общественного мнения. 

- Инвесторам, владельцам  и совладельцам действующих СМИ  интересна: экономическая успешность  и прибыльность собственного  СМИ, борьба за внимание и признание аудиторий, так же это могут быть чьи-либо личные  амбиции и\или тщеславие. 

- Трудовые коллективы, работники  редакций и другие специалисты,  задействованные в среде СМИ:  это может быть как, объективное  освещение событий, а так же  привлечение внимания к социально-значимым темам и проблемам, могут быть и личные амбиции, желание творческого самовыражения, не стоит сбрасывать со счетов и желание зарабатывать. 

Конечно же, ясным становится тот  факт, что во время политических выборов эти противоречия обостряются и усложняются: сами журналисты совершенно не прочь подзаработать на предвыборной рекламе и так называемой «заказухе». Избирательные комитеты, в силу своей спецификации, стремятся не допустить появления предварительно оплаченных (заказных) материалов. Позиция же, владельцев СМИ, меняется от нейтральной, до откровенно открытой поддержки определенных политических сил. Особенно жесткие противоречия, которые проецируются и на СМИ в период политических выборов бывают между политическими группами. В борьбе заинтересованных лиц за частичным (либо полным) контролем над СМИ в ход идут все средства от подкупа до административного давления и даже откровенно неприкрытой цензуры.

Немаловажным фактором институциональности  СМИ является системность сбора, а так же распространения и обработки информации. С одной стороны, это появление профессиональной группы, собирающие информацию для СМИ (репортеры), с другой — возможность быстрой подготовки и публикации собранной информации (периодичность СМИ).

2.2 Социальная роль  масс-медиа и доверие общества  к ним

В исследованиях ВЦИОМ  даются крайне ясные и устойчивые тенденции конца 1990-х годов. Так, по предоставленным данным международного сравнительного исследования на 1997 год (проведённого в ряде крупных стран, таких как: Россия, США, Польша, Чехия, Венгрия и Казахстан), наша страна лидировала в процентном соотношении по доле взрослых людей, которые могли отнести себя к смотрящим телевизор в категории «часто и очень часто» (58%), и была на последнем месте по доле в категории «часто и очень часто» читающих (31%). По ТВ, на момент проведения исследования, россияне больше всего смотрели эстрадные концерты, юмористические и сатирические шоу-программы, зарубежные мелодраматические сериалы и художественные фильмы ушедших лет (в абсолютном своём большинстве - советские). К современному телевещанию у большинства россиян было много претензий (очень многим оно «не нравилось», а большую часть просто «раздражало»), как информационному источнику информации ему (телевещанию) доверяли крайне мало процентов реципиентов. Тем не менее свыше 85% опрошенных могли смотреть телевизор ежедневно и по нескольку часов. Можно с уверенностью сказать, что само это устойчивое, и в последующие годы соединение будничного недовольства с чувством столь же привычной повседневной зависимости — способ существования, типовая установка подавляющего большинства сегодняшних современных жителей России не только к телевидению, но и к окружающим людям в целом, собственной жизни, своей стране, едва ли не ко  всем социальным институтам общества и структурам власти. Если выразиться точнее, видеть в соединении недовольства и собственной зависимости — базовом едва ли не для всех социальных отношений — разные проекции одной и той же проблемы или одной травмы: социальной неполноправности, неподвластности респонденту его собственной жизни, что выражается в его зрительской пассивности.¹

Вальтер Беньямин, заговоривший в числе первых об особом феномене массовой рецепции и всеядной (всепоглощающей), тестирующей установке типового «усредненного» зрителя, подчеркивал  то, что для такого восприятия характерна не концентрация, а, напротив, «тотальное расслабление» и осуществляется оно «не через внимание, а через банальную привычку»: «Публика оказывается экзаменатором, но рассеянным».²

В данный момент телевизор  тесно связан с домом и бытностью, домашней атмосферой, общим досугом для семьи. Более того, мы можем сказать, что домашнее, «семейное» время для преобладающей части россиян — это и есть просмотр телевидения, а телепросмотр равнозначен семье, дому и досугу («своей, личной жизни»). То есть, буквально, российское общество на рубеже веков — это по преимуществу общество постоянно смотрящих телевизор и символически обменивающихся мнениями о просмотренных телепередачах, шоу и тому подобном. В 2000 году 60% опрошенных жителей города обычно смотрели телевизор с кем-то из родственников или близких людей. И при выборе того, что бы посмотреть, важнее всего не советы близких и друзей и даже не печатная программа передач, а непосредственный рекламный «массаж» самого телеканала. По известной формуле М. Маклюэна «Medium is message», само по себе коммуникативное средство и являет собой следующее сообщение: телевизионная картинка и есть мир зрителя, как члена современного ему, социума — «большого» (общество) и «малого» (семья).

По мнению специалиста Б. Дубина, это явление означает, что в постсоветской России «стандарты оценок, которые составляют смысловое ядро большей части общественного мнения, в преобладающей степени формируют, а так же поддерживают не отдельные авторитетные лидеры или группы, а анонимные коммуникативные каналы, телевидение являет собой организацию. А это уже, очевидно, совсем другая композиция общества, другая система коммуникаций в обществе и в целом иное устройство культуры».³

Речь, как мы понимаем, должна идти о некой своеобразной — по отечественным традициям и\или обстоятельствам — форме массового общества и культуры. Комплекс соответственно связанных с этим исследовательских задач состоит в том, чтобы в свою очередь попытаться средствами социологии оценить направление и масштаб социальных и культурных перемен и веяний, связанных с неким оформившимся центральным, доминантным местом телевидения в свободном (досуговом, семейном) времени современных россиян, в процессах формирования стереотипов присущих общественному мнению, нормалей и оценок восприятия действительности. Само «событие» 1990-х годов, общественным сознанием, как кажется, не отмеченное и в должной мере не отрефлектированно, — выражение и соответственно следствие того, что в стране за эти прошедшие годы так и не сложились независимые от государства социальные институты. Как не оформились и самостоятельные группы со некими своими системами идей, интересов и идеалов, а следовательно, не сформировалась публичная сфера (то, что Ю. Хабермас в свою очередь называл «областью общественного» или «общественности») с ее духом свободы, стихией полемики, выяснением и сопоставлением разных позиций, открытой риторикой и диалогом, обусловленными и осмысленными уступками, вынужденным и, по необходимости, признанным консенсусом.

Одна из очевидных сторон данной проблемы — полное отсутствие влияния в постсоветской Российской Федерации политических, экономических и социокультурных элитарных сообществ, более того, как мы можем заметить, продолжающаяся маргинализация «гуманитарной» интеллигенции (часто оцениваемой социумом с некой негативной точки зрения), средних и мелких государственных служащих репродуктивных систем социума. В данном контексте, собственно, и складывается соответствующая ведущая, можно сказать — не имеющая альтернативы и монопольная роль массовых СМИ, равно как завязывается в последние годы решительная, хотя и частично скрытая от стороннего наблюдателя борьба противоположных социальных сил, различных уровней власти за контроль над «голубым экраном».

К слову, отметим, прежде всего, что за популярностью телепросмотра как времяпровождения стоит не просто иллюзия совершенно бесплатного доступа к коммуникациям (по сравнению с постоянно дорожающей печатной продукцией), относительная гарантированность этого доступа круглосуточно, причем максимально синхронного с транслируемыми событиями (что даёт ощущения участия в происходящем), или впечатляющая подробность, наглядность, суггестивность телесообщения по сравнению с радиотрансляцией. Телевидение же создает мир, который в данном конкретном случае частично дублирует формы организации социальной жизни либо компенсирует полностью отсутствующие институты какого-либо гражданского общества. Как следствие, доверие к масс-медиа (следует заметить, все еще высокое!) — есть оборотная сторона отчужденности данных реципиентов от происходящего, выражение их зрительского участия в социальной и современной им действительности.

Телепросмотр, очевидно, не только замещает очевидную активную, массовую политическую жизнь пассивным  просмотром и восприятием теленовостей. Телевидение замещает и многие другие совершенно несостоявшиеся формы некоего гражданского участия, социальной солидарности, создавая целые сферы чисто визуальной (либо виртуальной) посторонней, будто бы чужой жизни, некой виртуально-телевизионной реальности, которая завораживает своих зрителей своей якобы очевидной доступностью, иллюзией определенного присутствия. Разыгрывая различные нестандартные ситуации, инсценируя яркие сюжетные коллизии, телевидение воспроизводит полный круг представлений и ценностей, значимых сегодня для современного сообщества россиян, как нации, в целом, выступает неким «живым календарем» ритуалов якобы социального единства и сопричастности. Тем самым телевидение в наших реальных условиях самим характером своим апелляции к массе создает некую целостность, вне данного систематически повторяющегося акта коммуникации совершенно не существующую. В этом смысле оно полностью нивелирует социальные и культурные, статусные и образовательные различия, создавая из разных индивидов однотипную «зрительскую массу», состоящую из зрителей, будто переживающих «общность» с другими, казалось бы, себе подобными, а именно в том, что все они — зрители.

Как мы видим, в ходе ежедневного  информационно-развлекательного «массирования» телевидение, перетряхивает различные «горячие» темы, затрагивает самые чувствительные точки, само прикосновение к которым, их упоминание, служат важным средством и механизмом интеграции социума (см. табл. 4)⁴.

Если мы будем иметь  в виду некий способ организации  наиболее ярких и популярных телевизионных сообщений и в самом общем виде попытаемся интерпретировать его социологически, то, пожалуй, сразу заметим, что конструкция «телевизионной реальности» держится на нескольких тривиальных и повторяющихся смысловых компонентах или осях:

— рассказы о «сегодняшних» событиях - более или менее синхронные с временем просмотра, а иногда показываемые непосредственно;

— вымышленные истории, разыгранные актерами, как правило, известными зрителю по имени, внешности, другим ролям и т. п., чаще всего с довольно долгим, периодическим продолжением (кинофильмы, телесериалы, так называемое «мыло»);

— интерактивные игры и телепередачи, включающие зрителя в свой вымышленный виртуальный мир;

— творческие акции эмоционального единения с аффективной общностью «всех», представленные некой символической фигурой определенного «виртуоза переживаний» — певца, музыканта или группы исполнителей.

Характерна, в этом смысле, ведущая роль «теле-новостей»: они  составляют некий «смысловой» стержень телевизионного мира. 74% опрошенных смотрят их каждый день, причем 88% этого контингента — по нескольку раз. Чаще других по объему затраченного времени новостные программы смотрят политики, пенсионеры, люди с неполным средним образованием. Дело не только в том, что у пенсионеров, больше свободного времени, но и в самом восприятии «новостей» как определенного рода зрелища, развлечения, которое не тускнеет от повторения, а, напротив, становится еще более существенным, полнозначимым, эмоционально близким, что делает его приятнее.

Привычка, своеобразный эффект повторения, расцениваемый большей  частью массовым зрителем крайне позитивно, выступают определенным барьером, который  своеобразно опосредует включение  в режим символического существования  «всех как один вместе со всеми». Это не некий «информационный парадокс», как известный культуролог, Ю. Лотман трактовал в свое время канон в искусстве, а сложный механизм или своего рода шифр, код, систему включения индивида в социальное действие специфического типа — предельно общее по характеру, интегрирующее по смыслу и эффекту. Чем больше современному зрителю знакомо то, что показывают на экране, тем выше его символическая нагрузка, тем важнее показ как способ организации зрительского псевдо-опыта. Тавтологичность — один из основополагающих принципов работы большей части средств массовых коммуникаций.

Тавтология чрезвычайно  важна для типичного,  рядового зрителя как презумпция того, что передаваемая информация определенно организована так, как организован окружающий мир, а, следовательно, организовано и социальное существование реципиента. Мир — общество — жизнь устроены не тобой, а извне и идентично для всех: только такое понимание человека и общества способно обеспечить «сугубо техническое», дистанцированно-зрительское включение в современный социум. Семиотика некоей подключенности к общей (общественной) жизни, обозначаемой событиями, происходящими не только здесь и не только с тобой, существеннее, чем передаваемая информация.

«Повторяемость» — это  определенная, нормативная данность социального поведения и системы ожиданий большей части массового зрителя. С ней, так же, связана и другая очевидная установка телезрителей в современной нам России — «ностальгическая». Прошлым, давно (либо недавно) прошедшим, для массового сознания современных россиян выступает то, чего нет и уже не будет, что утрачено и невозможно в настоящем и в неотдаленном будущем, но ожидание чего раз за разом возвращается в виде тоски по не доступному. Подобное, очевидное, повторение своего «отсутствия» «в данный момент» (равно как и в недостижимом прошлом) дает индивиду ощущение некой принадлежности к общему коллективному «мы», единому в потере этого недостижимого.

 Следует так же  отметить, что на такое же самоутверждение  работает еще одна заметная  и ведущая характеристика современных отечественных телекоммуникаций — преобладание в них сенсационно-скандальных сообщений (рассчитанных на «Вау-эффект»), которых зрители со своей стороны ожидают и получают на разных каналах. Сенсационность в данном конкретном, интересующем нас, случае — не только и не столько содержательная характеристика определенного разряда событий (отклоняющихся от нормы, исключительных и т. п.), сколько способ определенной смысловой организации масскоммуникативного сообщения, некий модус реальности или ее якобы показа, разыгрывания именно как «масскоммуникативной». Таков некий определенный тип подачи телекоммуникативного сообщенияразделки и обработки информационной реальности в расчете на некоего «усредненного индивида», которого масс-медиа моделируют и полностью создают, конституируют своими собственными средствами. Для такого антропологического контрагента «реально» только то, что сенсационно, невероятно, скандально, разоблачительно — то, что демонстративно проверяет на прочность и нарушает принятые нормы морали и культурных традиций. В пространстве, где некие общие нормы неопределенны и размыты, где всеобщие авторитетные инстанции и ориентиры напрочь отсутствуют, героем определенной ситуации, задающим единственно действующий код поведения, становится нарушитель.