Политическая культура современной России: облики новой русской власти и социальные расколы

Первый и главный уклад  постсоветской жизни сегодня  принято обозначать термином “Рублевка”. Данное понятие из географического превратилось в социокультурное. Конгломерат “рублевок” (во всех “городах и весях” современной России) образует “архипелаг” новой русской жизни, оторванный от “почвы”, но определяющий ее настоящее и будущее. Это тот своеобразный “питомник”, где выращивается “новая порода” людей, чистый продукт “нефтегазовой” культуры. С ними, с их воспроизводством связано подлинное торжество этой “высокой” культуры раскола. И перспективы развития страны тоже.

*   *   *

Нынешний социокультурный раскол не есть нечто случайное, несущественное, неожиданная специфическая реакция на современность. Наша политическая культура вообще подвержена расколам. Эти повторяющиеся, типологически, структурно, содержательно схожие явления во многом определяют русскую жизнь. У расколов имеется особый ритм, как-то связанный с национальной социодинамикой. Они накладываются на чередующиеся эпохи “открытия” и “закрытия” русской системы, ее опосредованного мир-системой — и (в основном) замкнутого, ориентированного на себя существования. Синхронизированы они и со своеобразным русским циклом смены “смут” и “порядка”: чередованием периодов социальной нестабильности, кризисов, катаклизмов — и упорядочивания, “подмораживания” хаоса (когда порядок привносится “сверху”, а не произрастает — постепенно, естественно — изнутри, из клеточек социального организма).

В ситуации нынешнего раскола, при непримиримом, антагонистическом  характере взаимоотношений основных субкультур именно верховная власть скрепляет общество, удерживает вместе его составляющие. Раскол, несомненно, делает власть (как реальность и  воображаемое явление) абсолютно необходимой  социуму, воспроизводя традиционный принцип  социальной интеграции “сверху вниз”. Для самой же власти решающее значение приобретают ее внутренние проблемы — легитимации и трансляции.

Противостояние субкультур актуализирует и иные “компенсаторные  механизмы”, обеспечивающие сплоченность на “почвенном” уровне, символическое  единение социального организма, т.е. все то, что находит выражение  в идее “особого русского пути”. Ее “возрождение” приходится на середину 1990-х годов, когда определились основные черты новой российской социальности. Идея “особого пути” не просто “спускается сверху”, чтобы усилить почвеннический изоляционизм, герметично закрыть “резервацию”. Этой идеей обременена сама “почва”. Посредством ее легитимируется власть: обеспечивая России “особый путь”, она как бы встает над двумя “складами” русской жизни, непосредственно не связывая себя ни с одним из них, но выполняя функции посредника, модератора. Иначе говоря, она (символически) занимает то положение, которое и назначено русской власти. Продвижение идеи “особого пути”, внедрение ее в массовое сознание “укореняет” (опять же символически) господствующие группы, придает им национальные черты, консолидирует их. В результате формируется некое странное подобие (имидж) социального единства, гарантирующего подобие (имидж) благосостояния и прогресса.

Тот факт, что политический “консенсус”, достигнутый “элитами”, ориентирован на русскую “особость”, еще раз подтверждает: по своему происхождению и взглядам мы не принадлежим  к западному миру. Очередной дрейф  на Запад не привел к возникновению  на русской “почве” гражданской  формы жизни, опирающейся на либеральный  государственный и экономический  строй. И в том, что в 1990-е годы в России не произошло коренного  социального и духовного обновления, вина в первую очередь господствующих групп, которые остаются своего рода несущей конструкцией общественного  здания. Несмотря на усвоение западных “элитарных” потребительских стандартов (и размещение на Западе своих капиталов), представители “нефтегазовой” культуры так и не стали людьми европейской  цивилизации. Они избавляются, очищаются  от тех, кто всерьез пытается вживить  в русскую действительность западные ценности, нормы, модели. Именно их интересы требовали преодоления демократической  формы правления, торможения модернизации и реального экономического роста. Вместе с тем, как ни прискорбно это  констатировать, неспособность одержать победу над собой во имя будущего — черта, которая в равной степени  присуща двум культурам, двум русским  мирам.