Понятие автоматизма Жане

Сознательная душевная деятельность далеко не приостанавливается во время  припадка; напротив, она длится и содержание ее составляют многочисленные и различные образы, слагающиеся в единую картину. Идея холеры у Жюстин представляла целую совокупность образов, заимствованных из всех чувств, и каждый образ достаточно отчетлив и полон, чтобы быть объективированным в форме галлюцинаций и движений. Припадок Жюстин не составляет нового образа. А ненормальный вид, в который облекается идея во время припадка, зависит определяется ее чрезмерным развитием и обособленностью от всей остальной жизни больной.

Каким образом можем мы повлиять на подобную фиксированную идею, которая, несмотря ни на какое лечение, приобрела такую чрезмерную силу в течение 22 лет? Фиксированная идея есть сложное образование - синтез очень большого числа образов; вместо того, чтобы бороться со всей совокупностью последних, можно попытаться расстроить эту совокупность, нарушить ее, видоизменить составляющие ее жлементы, и весьма вероятно, что таким образом мы положим конец существованию фиксированной идеи. Это как бы терапевтическое применение изречения: разделяй и властвуй. Следуя этому приемы, я в течение некоторого времени напарвлял свои усилия на какой-нибудь один элемент, и мне удавалось отнять у припадка тот или иной его элемент.

Зрительные галлюцинации устранить  не удавалось, тогда я решил их изменить. Потребовалось много времени, чтобы трупы получили одежды, при этом один из них даже приобрел костюм китайского генерала, которого Жюстин видела на выставке. Мне удалось довести дело до того, что китайский генерал стал подниматься и ходить; вид генерала был уже не так страшен, а в припадок был включен комический элемент, эффект которого был очень благоприятен. Под влиянием такого рода воздействия болезнь быстро изменила свой вид: припадки ослабли, рвота и понос прекратились.

В то время, как фиксированная идея подвергалась распадению, больная чувствовала  сильную головную боль. Жюстин сравнивала свои боли с ощущением, как будто  у нее в мозгу разрывался какой-то шар. КОгда последний разорвался, фиксированная идея исчезла. Такого рода ощущения указывают, что мы имеем дело с мозговой работой. Жюстин освобождается от своей фиксированной идие не потому что испытывает боль в своем мозгу, а наоборот - эти проявления чувствительности и боли наступают потмоу, что происходит изменение мозгового состояния, составлявшего условие существования фиксированной идеи.

Достигнутые таким образом результаты были, однако, незначительны п отношению к  благосостоянию больной. Да, больших  припадков не стало, но Жюстин стала  намного несчастнее. "У меня нет теперь этого ужасного страха, от которого я теряла сознание и у меня не делаются припадки, но я еще больше думаю о холере, я ничего не замечаю в себе, кроме одной только мысли о холере, эта мысль, как и прежде, не покидает меня". Припадок не составляет какого-нибудь нового психологического явления, он только делает для нас очевидными элементы, которые содержатся в данной идее. Болезнь обрела новую форму: припадок перешел в одержимость. К чему именно сводится идея холеры теперь? Составлявшие прежде идею галлюцинации изчезли: теперь больная не чувствует никаких запахов, не видит трупов, не слышит звона колоколов. Что остается? Прежде всего неопределенное волнение, как совокупность ощущений во всех частях тела, чувства холода, дрожи, тошноты. Но идея холеры уже лишена всех своих существенных элементов... всех, кроме само слова.Это проявлялось в автоматическом письме, говорении. Когда больная не говорит и не пишет это слово, она его слышит; любопытно то, что у больной есть вполне отчетливые словесные слуховые галлюцинации. Голос кажется исходящим извне и звук его меняется. "Это несколько смешанных голосов, как будто крики из толпы".

Чтобы устранить  этот последний симптом, мы применяли  тот же прием дробления и замены. Внушением я превратил хо-ле-ра в имя китайского генерала. Я заставил руку больной написать автоматически первый слог cho и затем, направляя ее, закончил тем, что было написано слово chocolat. Внушением я вызывал автоматические слова, которые начинались с cho - coton, coqueluche, cocoriko. Последнее слово привело к возникновению произвольной галлюцинации: больной представлялся петух каждый раз, когда она начинала думать о словах, начинающихся с этого слога. "Какое же слово так меня мучило, говорила она, вот уже неделю я вспоминанию его; оно распадается, я не могу его собрать, это co... coton, нет, это cho-le-ra; это иностранное слово. Что оно значит?".

Случались и ухудшения, время от времени  какой-нибудь случай, вид умирающего, запах фенола и пр. путем ассоциации восстанавливали идею холеры. Воспоминания эти однако становились все реже. Само собой разумеется, что я избегал расспрашивать больную о них и строго запретил всякий разговор, который мог бы оживить эти воспоминания. И я был удивлен, насколько забвение было полным. В последнюю холерную эпидемию в Париже Жане с любопытством спрашивала, что это за болезнь, и смеялась над людьми, боявшимися настоящей холеры. Описанное лечение продолжалось 10 месяцев.

С того момента, как идея холеры ослабела, а особенно, когда она исчезла, возникли многие другие. Эти вторичные фиксированные идеи составляют главное затруднение в терапии душевных болезней. Эти новые фиксированные идеи имеют те же свойства, что и первые: они развиваются помимо воли и часто вне сознания субъекта. У Жюстин были как вторичные идеи, возникшие по ассоциации с первичной, так и случайные. Обычно было достаточно одного сеанса для их устранения. Но чему могло помочь умение быстро устранить какую-нибудь фиксированную идею, когда больная быстро приобретала новую? Это быстрое размножение фиксированных идей, как паразитов на умирающем дереве, составляет одно из самых тяжелых явлений у нашей больной.

Конечно, мы можем с большей или меньшей  легкостью видоизменить или даже совсем устранить ту или иную ложную идею, но мы при этом оставляем нетронутым то роковое состояние мозга, благодаря которому другие фиксированные идеи, в бесконечном числе и иногда еще более опасные, чем первая, возникают и заступают место той, которую мы устранили. Сам успех наших внушений, который кажется нам столь благоприятным, свидетельствует о глубокой дезагрегации душевной деятельности и чем более легким с виду является излечение, тем глубже в действительности расстройство этой деятельности. Одновременно с лечением местного расстройства необходимо направить лечение и на общее состояние мысли, благодаря которому происходит образование фиксированных идей и существует внушаемость.

В некоторых  случаях душевные силы возвращаются к своей правильной деятельности, как только освобождаются от фиксированной  идеи; но мы не думаем, чтобы внушения могли быть лечебным средством, когда душевные силы остаются глубоко расстроенными и после того, как они освобождены от того, чем были одержимы. Некоторые авторы полагают, что можно внушить и волю, и свободу; мне кажется, что здесь есть ошибка и в ходе рассуждений, и в понимании того, что дают нам наблюдения.

Мы должны искать такое психологическое лечение, которое распространялось бы на существенные стороны случаев, на силу умственного  синтеза и проистекающие из него способности: волю, суждение, внимание. Существуют ли методы лечения, приводящие к таким результатам? Выработаны ли педагогами приемы восстановления внимания? Мы решили давать больным работу, которая связана с суждением и созиданием. Мы надеялись, что таким образом нам удастся расширить поле сознания. Всегда, конечно, есть большая разница между теорией и практикой, особенно в сфере врачебной деятельности. Нам пришлось как бы снова поместить в школу 40 летнюю душевнобольную женщину. Муж Жюстин, человек вполне развитый и искренне привязанный к своей несчастной жене, приложил массу терпения и проявлял чрезвычайную находчивость в исполнении таких исключительных врачебных предписаний.

Нам удалось  добиться сначала, что у больной  в течение нескольких минут внимание работало сознательно, больная могла объяснить несколько прочитанных строк, сделать сложение чисел, затем работа могла быть продолжена до часа ежедневно, затем Жюстин стала учиться сольфеджио, играть на фортепьяно и пристрастилась к музыке. Физическая и умственная деятельность восстановилась в значительной степени; больная постоянно работала дома, а в часы, посвященные мозговой работе, отдается умственным интересам, тогда как раньше не могла понять и трех строчек в журнале. Удивительно, что эти изменения отразились и на физическом здоровье и общем питании больной.

Внушаемость, полусознательные действия и дезагрегация душевной деятельности не исчезли вполне: состояние сомнамбулизма может  еще быть вызвано и это составляет для нас патологический признак. Больная исполняет то, что ей внушается, но подчиняясь своей волей, с личным сознанием, а не автоматическим движением. Она чувствует, когда у нее пробуждается фиксированная идея, и умеет подавить эту идею сама: прочитанная страница или сыгранная музыкальная пьеса теперь устраняют состояние одержимости, которое раньше повлекло бы за собой целый месяц бреда. Такое излечение, хотя бы частное, согласуется с предположением о тесной связи внушаемости с явлениями абулии и дезагрегации, мозговой и умственной.