Но фиксацию
можно понимать и как своего
рода прикованность к фрустратору,
который поглощает все внимание,
вызывает потребность длительное
время воспринимать, переживать
и анализировать фрустратор. Здесь
уже проявляется стереотипность
не движений, а восприятия и
мышления. Особая форма фиксации - в ответ
на действие фрустраторов - капризное
поведение.
Активной формой
проявления фрустрации является
также уход в отвлекающую, позволяющую
«забыться» деятельность. Наряду
со стеническими проявлениями
фрустрации существуют и астенические
реакции на фрустраторы -- депрессивные
состояния. Приведем два высказывания
И.П. Павлова из клинических «сред». «Отлично
помню, что проводил тяжелейшие минуты,
когда что-нибудь срывалось. Помню тоже,
приходил в глубочайшую меланхолию, ночи
не спал из-за этого, так что все бывает».[21].
На другой «среде» Павлов рассказывал
о своем товарище, который чувствовал
затруднение в той области думания, к которой
он не привык. Происходила сшибка, постоянные
затруднения и развивалась глубокая меланхолия.
Депрессию можно рассматривать как нечто
противоположное агрессии. Ее нельзя отождествлять
с фиксацией, для которой характерна не
депрессивность, а скорее своеобразная
маниакальность. Для депрессии типичны
чувство печали, сознание неуверенности,
бессилия, безнадежности, а иногда отчаяния.
Особой разновидностью депрессии являются
состояния скованности и апатии, как бы
временного оцепенения.
К типичным
для фрустрации реакциям некоторые
психологи как, например, Баркер,
относят также регрессию, понимая ее не
обязательно во фрейдистском духе.
Регрессия -
это возвращение к более примитивным,
а нередко и к инфантильным формам поведения,
а также понижение под влиянием фрустратора
уровня деятельности, как той, которая
блокируется, так и другой. Некоторыми
авторами к регрессии ошибочно относятся,
однако, и совершенно иные состояния. Примером
этого может служить интерпретация опытов,
которые провели с маленькими детьми Р.
Баркер, П. Дембо и К. Левин. Сначала дети,
разделенные на две группы (от 25 до 40 и
от 42 до 61 месяца), в течение 30 минут свободно
играли в комнате, где на полу на трех квадратах
были расположены игрушки, карандаши и
бумага. [1].
Далее начинался
собственно эксперимент, состоявший
из трех периодов. Первый период - предфрустрационный.
Детям предлагалось играть в новые, очень
интересные игрушки. Эти игрушки были
выставлены особенно привлекательно,
заманчиво. Если экспериментатор замечал
недостаточную заинтересованность некоторых
детей игрушками, то он сам демонстрировал
детям, какие они интересные и как с ними
хорошо играть. Этот период, продолжавшийся
от 5 до 15 минут, заканчивался тем, что дети
по требованию экспериментатора оставляли
ту часть комнаты, где были сосредоточены
соблазнительные для них игрушки. После
этого опускалась прозрачная ширма, отделявшая
детей от игрушек, которые становились
недосягаемыми для детей, оставаясь в
то же время хорошо видимыми.
Тогда начинался фрустрационный период.
Дети могли играть только в старые и, как
предполагалось, менее интересные игрушки,
а одновременно на виду были игрушки новые
и соблазнительные. Экспериментатор сидел
за столом и писал, не показывая виду, что
условия игры изменились.
Третий
период -послефрустрационный. Ширма поднималась и детям
предоставлялась возможность снова поиграть
в новые игрушки. Этот период вводился
с той целью, чтобы удовлетворить потребность
детей играть этими игрушками.
Во время первых
двух периодов проводились тщательные
наблюдения за поведением и
прежде всего за «конструктивностью»
игр детей, понимаемой как большая
или меньшая продуманность, сложность
и изобретательность, проявленные
в игре. Конструктивность оценивалась
по семибалльной шкале, и, кроме
того, учитывалось время, затраченное
на отдельные игровые операции.
Из 30 детей у 22 под влиянием
фрустратора конструктивность в
игре оказалась сниженной, у
троих она осталась на прежнем
уровне, а пятеро детей играли
значительно медленнее, увеличились
также затраты времени на те
формы поведения, которые были
названы уклонением от игры, диверсиями.
Методика описанного эксперимента
встретила ряд критических замечаний
(дети подобраны с пониженным
интеллектом, оценка конструктивности
субъективна и др.). Обращает на
себя внимание и то, что около
20% детей регрессии не показали.
Возникает сомнение, была ли вообще
в данном случае фрустрация. Если
детям, поигравшим в новые интересные
игры, не хотелось играть в
менее интересные игры, то где
же здесь возвращение к примитивности?
Человек после чтения очень
интересной книги, часто читает менее
интересную книгу медленней и поверхностней.
Это в порядке вещей.
Не соглашаясь
с интерпретацией только что
описанных фактов как проявлений
регрессии, нельзя отрицать все
же того, что случаи выражения
фрустрации в известной примитивности
переживаний и поведения существуют
(иногда, встречаясь с барьерами,
даже не склонные к плаксивости
школьники проливают слезы и
ведут себя «как маленькие»). Примитивность
в регрессии относится не только
к внешне выраженным реакциям,
но и к переживаниям -например, к потребности,
чтобы кто-либо пожалел или приласкал
как ребенка.
Подобно агрессии,
регрессия не обязательно является
результатом фрустрации. Она может
возникать и по другим причинам,
например, в силу подражания или
как преднамеренный «ход», чтобы
вызвать жалость и тем самым
чего-то добиться.
Одной из типичных
черт фрустрации является эмоциональность.
Так эмоциональное поведение
у шимпанзе возникает после
того, как все другие реакции
приспособления к ситуации не
дают эффекта. Дети при фрустрации
проявляют большую эмоциональность,
чем взрослые, потому, что обладают
меньшими возможностями приспособления.
Именно на этой почве и возникает
эмоциональная реакция.
Иногда фрустраторы
создают психическое состояние
внешнего или внутреннего конфликта.
Однако здесь не следует делать
широких обобщений. Можно полагать,
что фрустрация имеет место
только в случаях таких конфликтов,
при которых борьба мотивов
исключается из-за ее безнадежности,
бесплодности, или же внутренние
противоречия, колебания становятся
такими тягостными и вместе
с тем неотвратимыми, что выступают
в роли фрустраторов: барьером
оказываются сами бесконечные
колебания и сомнения.
Фрустрация различается
не только по своему психологическому
содержанию или направленности,
но и по длительности. Характеризующие
фрустрацию психические состояния
могут быть краткими вспышками
агрессии или депрессии аффективного
типа, а могут быть продолжительными
настроениями, в некоторых случаях
оставляющими заметный след в
личности человека.[26].
Фрустрации, как
и всякие психические состояния,
могут быть
а) типичными для характера
человека,
б) нетипичными, но выражающими
начало возникновения новых черт характера,
в) эпизодическими, преходящими.
Так, агрессивное
состояние более типично для человека
несдержанного, грубого, а депрессия -
человека неуверенного в себе. Однако
агрессия может быть и у человека сдержанного,
но становящегося затем несдержанным,
агрессивным после ряда фрустраций. Наконец,
бывают такие фрустраторы которые у самого
«мирного», спокойного человека вызовут
агрессию, но это состояние не проникает
«вглубь» человека, оставаясь лишь ситуационным
эпизодом.
1.5 Различие ситуации
затрудненности и ситуации фрустрации
Как было
отмечено ранее, необходимыми
признаками фрустрирующей ситуации
согласно большинству определений
является наличие сильной мотивированности
достичь цель (удовлетворить потребность)
и преграды, препятствующей этому достижению.
В соответствии с этим фрустрирующие ситуации
классифицируются по характеру фрустрируемых
мотивов и по характеру "барьеров".
К классификациям первого рода относится,
например, проводимое А. Маслоу различение
базовых, "врожденных" психологических
потребностей (в безопасности, уважении
и любви), фрустрация которых носит патогенный
характер, и "приобретенных потребностей",
фрустрация которых не вызывает психических
нарушений. [13].
Барьеры, преграждающие
путь индивида к цели, могут
быть:
- физические (например, стены
тюрьмы);
- биологические (болезнь, старение);
- психологические (страх, интеллектуальная
недостаточность);
- социокультурные (нормы, правила,
запреты).
Упомянем также деление
барьеров на внешние и внутренние, использованное
Т. Дембо для описания своих экспериментов:
внутренними барьерами она называла те,
которые препятствуют достижению цели,
а внешними - те, которые не дают испытуемым
выйти из ситуации. К. Левин, анализируя
внешние в этом смысле барьеры, применяемые
взрослыми для управления поведением
ребенка, различает "физически-вещественные",
"социологические" ("орудия власти,
которыми обладает взрослый в силу своей
социальной позиции") и "идеологические"
барьеры (вид социальных, отличающийся
включением "целей и ценностей, признаваемых
самим ребенком". Иллюстрация: "Помни,
ты же девочка!"). [13].
Сочетание
сильной мотивированности к достижению
определенной цели и препятствий
на пути к ней, несомненно, является
необходимым условием фрустрации,
однако порой мы преодолеваем
значительные трудности, не впадая
при этом в состояние фрустрации.
Значит, должен быть поставлен
вопрос о достаточных условиях
фрустрации, или, что то же, вопрос
о переходе ситуации затрудненности
деятельности в ситуацию фрустрации.
Ответ на него естественно
искать в характеристиках состояния
фрустрированности, ведь именно
его наличие отличает ситуацию
фрустрации от ситуации затрудненности.
Однако в литературе по проблеме
фрустрации мы не находим анализа
психологического смысла этого
состояния, большинство авторов ограничиваются
описательными констатациями, что человек,
будучи фрустрирован, испытывает беспокойство
и напряжение, чувства безразличия, апатии
и утраты интереса, вину и тревогу, ярость
и враждебность, зависть и ревность и т.д.
Сами по себе эти эмоции не проясняют нашего
вопроса, а кроме них у нас остается единственный
источник информации - поведенческие "следствия"
фрустрации, или фрустрационное поведение.
Может быть, особенности этого поведения
могут пролить свет на то, что происходит
при переходе от ситуации затрудненности
к ситуации фрустрации?
Обычно
выделяют следующие виды фрустрационного
поведения:
а) двигательное возбуждение
- бесцельные и неупорядоченные
реакции;
б) апатия (в исследовании
Р. Баркера, Т. Дембо и К. Левина один
из детей в фрустрирующей ситуации лег
на пол и смотрел в потолок);
в) агрессия и деструкция,
г) стереотипия - тенденция
к слепому повторению фиксированного
поведения;
д) регрессия, которая
понимается либо "как обращение
к поведенческим моделям, доминировавшим
в более ранние периоды жизни
индивида", либо как "примитивизация"
поведения (измерявшаяся в эксперименте
Р. Баркера, Т. Дембо и К. Левина снижением
"конструктивности" поведения) или
падение "качества исполнения".
Таковы виды
фрустрационного поведения. Каковы
же его наиболее существенные,
центральные характеристики? Монография
Н. Майера отвечает на этот
вопрос уже своим названием
- "Фрустрация: поведение без цели".
В другой работе Н. Майер
разъяснял, что базовое утверждение
его теории состоит не в
том, что "фрустрированный человек
не имеет цели", а "что
поведение фрустрированного человека
не имеет цели, т.е. что оно
утрачивает целевую ориентацию". Майер
иллюстрирует свой тезис примером, в котором
двое людей, спешащих купить билет на поезд,
затевают в очереди ссору, затем драку
и оба в итоге опаздывают. Это поведение
не содержит в себе цели добывания билета,
поэтому, по определению Майера, оно является
не адаптивным (удовлетворяющим потребность),
а "фрустрационно спровоцированным
поведением". Новая цель не замещает
здесь старой.[13].
Для уточнения
позиции этого автора нужно
оттенить ее другими мнениями.
Так, Э. Фромм полагает, что фрустрационное
поведение (в частности, агрессия) "представляет
собой попытку, хотя часто и бесполезную,
достичь фрустрированной цели". К. Гольдштейн,
наоборот, утверждает, что поведение этого
рода не подчинено не только фрустрированной
цели, но вообще никакой цели, оно дезорганизованно
и беспорядочно. Он называет это поведение
"катастрофическим". На таком фоне
точка зрения Н. Майера может быть сформулирована
следующим образом: необходимым признаком
фрустрационного поведения является утрата
ориентации на исходную, фрустрированную
цель (в противоположность мнению Э. Фромма),
этот же признак является и достаточным
(в противоположность мнению К. Гольдштейна)
- фрустрационное поведение не обязательно
лишено всякой целенаправленности, внутри
себя оно может содержать некоторую цель
(скажем, побольнее уязвить соперника
в фрустрационно спровоцированной ссоре).
Важно то, что достижение этой цели лишено
смысла относительно исходной цели или
мотива данной ситуации.
Разногласия этих
авторов помогают выделить два
важнейших параметра, по которым
должно характеризоваться поведение
во фрустрирующей ситуации. Первый
из них, который можно назвать
"мотивосообразностью", заключается
в наличии осмысленной перспективной
связи поведения с мотивом, конституирующим
психологическую ситуацию. Второй параметр
- организованность поведения какой бы
то ни было целью, независимо от того, ведет
ли достижение этой цели к реализации
указанного мотива. Предполагая, что тот
и другой параметры поведения могут в
каждом отдельном случае иметь положительное
либо отрицательное значение, т.е. что
текущее поведение может быть либо упорядочено
и организовано целью, либо дезорганизовано,
и одновременно оно может быть либо сообразным
мотиву, либо не быть таковым, получим
следующую типологию возможных "состояний"
поведения. [13].