Интегральная парадигма В. Сорокина

Реформаторы преуспели в  утверждении институциональных  структур, соответствующих-де современной  мировой цивилизации, но мало сообразующихся с цивилизационными характеристиками, присущими российскому обществу и его населению. В результате эти новые структуры, призванные “осчастливить народ”, на деле для большинства россиян не стали функциональными. Хотя в принципе россияне поддерживают институты политических свобод и рыночных отношений, но, не обладая адекватными социокультурными статусами и ролями, большинство людей не могут социально взаимодействовать с агентами этих институтов — политиками, коммерсантами, банкирами. И самое главное — значительная часть населения не может найти себя в области производства. Миллионы людей стали отверженными и нуждающимися. Многие лишены минимума благ, необходимых для существования.

Радикальные манипуляции  властей с институциональными политическими  и экономическими структурами неминуемо  затрагивали основы всего культурного мира страны и, согласно данной парадигме, неизбежно вели к утрате социокультурных ориентиров, к возобладанию бессознательных рефлексов в поведении людей, к активизации дезинтеграционных сил, что в действительности и случилось. [7 c. 101]

Представляется, что власти недооценили последствия латентных  реакций людей на нефункциональность и дисфункциональность структур, которые не гарантируют правовое поведение своих агентов, не содействуя общественному миру. А ведь за этим стоит нарушение социальных связей, разрушение семейных и брачных моделей поведения и, как следствие, рост эмоциональной нестабильности, депрессивных настроений, появление чего прогнозировалось Сорокиным. Когда люди оказываются в социальных условиях, противных их интегральной природе, то неизбежно наступает сбой механизма социального контроля. В этих условиях социальный порядок может поддерживаться только социальным принуждением с неизбежным свертыванием политических свобод, распадом институтов управления и семьи. В конечном счете люди могут постепенно утратить способность вообще выполнять функции, необходимые для поддержания самих властных структур, что приведет к ещё большей дезинтеграции всего общества.

Сказанное позволяет утверждать: для перехода России от индустриализма, авторитаризма к постиндустриальной модели развития нужно не механическое заимствование институтов парламентаризма  и рыночной экономики, но и в качестве необходимых и достаточных условий  — социокультурные основания в виде готовности населения воспринять адекватные идеологические смыслы, социальные роли и статусы. В России резкие перемены в институциональных структурах не могли автоматически повлечь за собой адекватную трансформацию социокультурного фактора, что конкретно вылилось в серьезные потери функциональности вновь создаваемых и политических, и экономических структур. Социокультурные ценности, адекватные устаревшей индустриально-авторитарной модели развития, как бы к ним не относиться и как бы их не называть, и сегодня проявляются у значительных слоев россиян. Их влияние на широкие слои населения остается весьма значительным, и в этой связи есть все основания прогнозировать, что они ещё определенное время будут противодействовать ценностям и институциональным структурам постиндустриальной модели развития. В массовом сознании по-прежнему доминирует престиж структур патерналистского толка, с которыми многие люди связывают ожидания перемен к лучшему.

То, что в России не было идеологических смыслов, образцов материальной культуры, типов социокультурных личностей и групп для утверждения постиндустриальных ценностей, приводит не только к тому, что последние приходят к нам настолько деформированными, что, по существу, обретают иное содержание, выступают как совсем иные ценности: почти полное отсутствие правового регулирования деятельности институтов есть одна из главных причин того, что богатый западный опыт заимствуется в квазиформах — далеко не лучших, примитивизированных, огрубленных образцах организации экономических, социальных, политических отношений.

Интегральная парадигма  также требует, чтобы социокультурная динамика отдельно взятой страны рассматривалась в контексте глобальных циклических изменений в социокультурных системах. По мнению Питирима Сорокина, все экономические, политические, социальные реалии, типы личностей и групп необходимо анализировать в контексте процесса периодической смены друг друга трех известных до сих пор социокультурных суперсистем, характерных для всей истории человеческой цивилизации — религиозной или идеациональной, чувственной и интегральной при доминировании одной из них.

Опираясь на данное видение  исторического процесса, Сорокин  обосновал, как ему представлялось, “основной закон истории”, согласно которому происходит перманентная флуктуация как социокультурных суперсистем, так и флуктуация обществ и их конкретных сфер: типы политики, экономики, идеологии не являются постоянными и не развиваются по восходящей линии, а непрерывно “качаются между полюсами тоталитаризма и строго свободных режимов”. Исходя из этого постулата, социолог прогнозировал, что с переходом от чувственной суперсистемы к новому интегральному циклу произойдет преодоление нынешнего кризисного состояния, при котором невиданный расцвет науки, технологий, образованности сочетается странным образом с войнами и революциями.

В XX веке, по Сорокину, под  воздействием флуктуации начался процесс  распада чувственной суперсистемы, который так или иначе охватил все страны мира. При этом нарушились механизмы социального контроля, ибо произошла дезинтеграция моральных, правовых ценностей, которые управляли поведением индивидов и социальных групп. Когда же люди выходят из-под контроля общепризнанных ценностей, они превращаются в существа, управляемые, главным образом, бессознательными рефлексами и биосознательными регуляторами — своими страстями и вожделениями. В этом социолог усматривал латентные корни индивидуализма и эгоизма, обострения борьбы за существование, превращения силы в право и, наконец, — войн, революций, роста преступности, проявлений социальной аномии и массовой девиации.

Эти процессы затронули в  большей или меньшей степени  все страны, включая и Россию. И с ними, очевидно, необходимо считаться  при определении целей реформирования общества, средств их достижения, темпов преобразований, конечно, опираясь на исследования конкретных исторических циклов.

Разумеется, Сорокин далек  от того, чтобы абсолютизировать объективные  тенденции флуктуации социокультурных суперсистем. Напротив, интегральный взгляд на человека и общество ориентирует на учет и исследование потенциальных возможностей готовности людей к изменениям в обществе и особенно характера их социального приспособления в процессе реформ. [10 c. 65]

Принципиальный импульс  необходимости таких исследований исходит из закона, названного социологом “законом позитивной и негативной поляризации”. Согласно этому закону, во времена радикальных социокультурных преобразований люди ведут себя неоднозначно: одна часть общества, дезинтегрируясь, становится более склонной к социальной аномии (негативный полюс), другая же, — напротив, укрепляет потенциал институциональных обновлений посредством морального возрождения и производства доброты по отношению к другим людям, обеспечивая тем самым не только самосохранение, но и обновление общества в целом, предоставляя ему резервные шансы адаптироваться к новым социокультурным реалиям через активное взаимодействие нарождающихся институциональных структур и деятельностных субъектов (позитивный полюс). В зависимости от типа личностей, превалирования биологического или социально-культурного, индивиды тяготеют либо к одному полюсу, либо к другому. Позитивная поляризация, по Сорокину, проявляется в росте творческих усилий и альтруизма, в жизни по моральным заповедям, увеличении неинституализированной религиозности, возникновении и развитии пацифистских ассоциаций, в идеологической терпимости, во взаимном проникновении и интеграции разных мировоззренческих ориентаций.

Позитивная и негативная поляризация — атрибут любой  реформируемой социальной системы, любого общества, ибо это в конечном счете проявление взаимодействий старых и новых типов социокультурных личностей и групп, их образцов поведения. Она имеет место и в современном российском обществе. Реформируемое общество без позитивной и негативной поляризации — утопия. Однако её характер зависит от того, насколько новые институциональные структуры и социальные деятели находятся в состоянии социокультурной совместимости. Другое дело, что сам характер совместимости детерминирован рядом независимых переменных: наличием доминирующей веры и идеологии, насколько они согласуются с менталитетом людей, насколько обеспечивается преемственность прежних и новых идеологических смыслов, социальных статусов и ролей, образцов поведения в целом.

До сих пор наши руководители не считались с объективным взаимодействием  позитивной и негативной поляризации, рассчитывая только на безусловную  поддержку их реформаторских замыслов, и потому так и не сумели понять, почему, казалось бы, столь “привлекательные”, “новаторские” идеи так и не воплотились в жизнь сообразно  задуманному.

В порядке гипотезы можно  утверждать, что доминирование позитивной реакции над негативной у россиян проявлялось тогда, когда реформаторы ратовали за институциональные структуры, основанные на авторитарном руководстве и патернализме, обеспечивавших коллективную безопасность. Нравится нам сегодня это или нет, но исторические факты свидетельствуют, что все радикальные преобразования недемократического, авторитарного толка были в России осуществлены довольно быстро — они коррелировали с типами социокультурных личностей миллионов. Немногие попытки реформировать страну по пути развития экономической самостоятельности производителей, институализации идей прав человека и индивидуальных свобод наталкивались на контрастирующие патерналистские ценности и образцы поведения. Доминировавшие этатизм, коллективизм, групповой эгоизм изначально противостояли осуждавшимся индивидуализму и личностной инициативе.

Можно спорить с Сорокиным  по поводу оценок реформаторских усилий представителей той или иной конкретной власти, но, очевидно, социолог прав по большому счету: у народа, участвующего почти постоянно в войнах, народа, испытывающего дефицит средств к существованию, может быть лишь менталитет, поведение, адекватные авторитарной, патерналистской власти. Заметим, социолог верно спрогнозировал падение коммунистического режима с прекращением войн и ростом сытости населения, хотя и ошибся в сроках, полагая, что это произойдет значительно раньше. Однако, если следовать этой логике ученого, то можно полагать, что война в Чечне, массовое обнищание населения, конфронтация власти с самой собой способствуют реставрации в той или иной форме “этатистско-коммунистической власти”.

2.2 Значимость  интегральной парадигмы для современной  российской социологии.

Нынешний процесс реформирования — ещё одна попытка интегрировать  Россию в мировое сообщество стран. Решение этой проблемы, согласно интегральной парадигме Сорокина, видится не в том, чтобы заимствовать из иных социокультурных реалий идеологические смыслы и институциональные структуры, которые неадекватны российскому культурному миру, а в том, чтобы, учитывая вектор глобальной цикличности социокультурных суперсистем, Россия создала свои институты, совместимые с социокультурными типами россиян, с типичными образцами поведения своих граждан. Тогда бы большинство россиян оказались на “позитивном полюсе”.

Результат “эпохальной борьбы”  между силами “позитивной” и “негативной  поляризации”, считает Сорокин, никто  “не в состоянии предсказать  с уверенностью”. Однако тенденция, по мнению ученого, оптимистическая: “Хотя силы негативной поляризации кажутся еще превалирующими, тем не менее силы позитивной поляризации обнаруживают уже заметную способность для сдерживания и уменьшения гибельных действий сил нерелигиозности и деморализации.” Человек не может пассивно созерцать эти процессы, как считает Сорокин. Сообразно своему историческому предназначению — творить Истину, Красоту и Добро — он должен предпринять попытки трансформировать общество, приспосабливая его к своей интегральной природе.

Парадигма, предложенная Сорокиным, позволяет также осветить роль идеалов  в процессе реформирования общества. Российские реформаторы прекрасно  осознавали, что идеалы, если их сделать  привлекательными и желанными для  масс, обладают огромной силой, способной  привести в движение миллионы людей. Все усилия по реформированию страны сопровождались выдвижением тех  или иных идеалов. Практически всегда провозглашенные идеалы поддерживались интеллектуальной элитой, одобрялись самыми широкими слоями общества. После  чего власти требовали жертвенности, и народ порой делал все  возможное и невозможное для  превращения идеалов в реальность. Но, как правило, идеалы упорно не хотели материализоваться, а через некоторое  время зачастую вовсе дискредитировались (ныне для многих россиян “демократия” ассоциируется с обездоленностью).

Представляется, что творческое наследие Сорокина позволяет ответить на вопрос, почему идеалы деградировали  или результат их воплощения в  жизнь был весьма далек от ожидаемого. Если наши неудачи не списывать на “происки” коммунистов или антикоммунистов, либералов или демократов или же на какие-либо потусторонние силы, то ответы на вопрос, почему так происходило, надо искать на путях анализа идеалов в контексте специфики их флуктуации в периоды радикальных преобразований.

Сорокин обратил внимание на то, что в эволюционные и реформаторские периоды развития общества его ценности и идеалы флуктуируют по-разному . Причем колеблется не только их качество, но изменяются и их сущность, и сам характер. Ценности и идеалы, воспроизведенные в период радикальных преобразований, как правило, иллюзорны. Их анализ позволил социологу сформулировать “особый закон”, названный им “законом социального иллюзионизма”. Так, Сорокин проанализировал ряд идеалов, выдвинутых февральской и октябрьской революциями, сравнивая их с действительностью, после того как прошло 2-3 года. Ставилась задача разрушить социальную пирамиду неравенства, уничтожить эксплуатацию, — действительно, “кто был ничем, тот стал всем”, но сама пирамида имущественного и правового неравенства не исчезла, а массы утратили даже формальные права, включая право на жизнь. Была провозглашена свобода — совести, слова, печати, союзов, собраний — получили то, что власть стала “учитывать и контролировать” все стороны поведения и взаимоотношения людей: гражданам предписывалось, какой профессией заниматься, где жить, что читать и писать, во что верить, что хвалить, что порицать и т.д. Декларировался принцип автономии народов — установилось невиданное при царизме централизованное и бюрократизированное управление. Хотели уничтожить капитализм — разрушили средства производства и обращения, а в конечном счете — хозяйство страны в целом и т.д.