Концепция элит Гаетано Моска

14

численно правящий класс всегда значительно меньше управляемого им большинства. Именно с этих очевидных положений Моска начинал свое исследование. Он исключил системы, при которых «все в равной мере были бы подчинены только одному человеку, или же в равной мере и без всякой иерархии ведали бы политическими делами». «...Даже если мы предположим, что недовольная масса может свергнуть с престола правящий класс, то тогда внутри нее самой неизбежно появится новое организованное меньшинство, которое станет выполнять функции вышеназванного класса. Иначе бы разрушились любая организация и любое общество».15

Моска согласился со Спенсером в том, что во всякой политической организации общества сосуществуют элементы демократического, монархического и аристократического принципов правления, и отверг идею *народовластия, которую поддерживало идущее от Руссо демократическое течение. Но если легко признать невозможность для одного индивида властвовать без опоры на меньшинство, защищающего свои и его, индивида, интересы, то, как полагал Моска, значительно труднее принять утверждение, что именно меньшинство властвует над большинством, но не наоборот. Для доказательства Моска выдвигал следующее положение: меньшинство властвует потому, что оно организованно, а большинство не имеет власти и не способно на самоорганизацию, так как оно — большинство. Превосходство организованного меньшинства над неорганизованным большинством рассматривалось Моска, как некий неизменный и вечный исторический закон, что вполне отвечает методологии позитивизма, критикуемого им во многих других отношениях.

Кроме преимущества в организации, представители правящего класса отличаются от управляемой массы и определенными качествами, «дающими им материальное, интеллектуальное, а также моральное превосходство».Моска считал воинскую доблесть именно тем качеством, которое в примитивных обществах легче всего позволяло индивиду войти в правящий класс. Теорию внешнего насилия он отвергал и, вопреки позитивистскому методу, обращался не только к исследованию классовых отношений, но и к проблеме образования классов. Здесь он был вынужден признать, что в этом процессе наряду с военными походами и завоеваниями большую роль сыграло появление частной собственности на землю.

В своих «Элементах политической науки» Моска выделил два типа политических организаций. При феодальном типе общество состоит из множества мелких, способных быть самодостаточными, социальных общностей («агрегатов»), а управленческие функции не разделены или почти не разделены. Так, средневековый феодал являлся одновременно земельным собственником, командиром вооруженного отряда, судьей и управляющим в своем феоде. Бюрократическому типу свойственны централизация власти, наличие особого управленческого аппарата (штат оплачиваемых чиновников), детальное разделение функций и обязанностей. Но между богатством и властью существует взаимозависимость, и «как политическая власть создает богатства, так и богатства создают власть»16. Эту связь не нарушает развитие демократического процесса.

5. Теория правящего класса у Моски

Правящие классы стремятся не только к приобретению и сохранению богатства, но и претендуют на ключевые позиции в распространении и использовании научных знаний, к господству в духовной сфере. Несмотря на определенную демократичность церкви, и в ней образуется особый класс «священнической аристократии». В любом обществе действует тенденция к образованию «наследственных каст» правящего класса. Но чем можно объяснить деградацию господствующего класса и появление на его месте нового? Основные причины потери господствующего положения любым классом состоят, с точки зрения Моска, либо в утрате качеств, благодаря которым он пришел к власти, либо в их неадекватности новой социальной среде.

Моска, вдохновленный работами Н. Макиавелли и И. Тэна, считал генеральной линией развития общества борьбу двух тенденций: стремления господствующего класса удержать и передать по наследству власть и стремления нового класса изменить соотношение сил. Чередование в обществе тенденций к стабилизации и обновлению создает некое ритмическое развертывание исторического процесса.

Прерывание «замкнутости» социальной системы вследствие контактов с другими народами, войн, новых религиозных и идейных движений или иных причин ведет к тому, что «наиболее активные, ловкие и смелые» выходцы из низов начинают пробиваться на верхние ступени социальной лестницы. «Молекулярное обновление политического класса» сохраняется до тех пор, пока не наступит новый «период социальной стабильности».

Моска отвергал идею об активном вмешательстве социолога, о необходимости оказывать влияние на ход человеческой истории во имя улучшения жизни человечества, это противоречило бы ранее изложенным его исследовательским принципам. При таком вмешательстве пришлось бы руководствоваться индивидуальными «вкусами» и предпочтениями, что могло бы внести в действия исследователя субъективные моменты. Ведь ни один политик не остается беспристрастным арбитром. Кроме того, поиск путей улучшения жизни простых людей — дело необычайно трудное. Не ясно, когда они менее несчастны: во время застоя, когда каждый от рождения остается на своей ступеньке социальной лестницы, или при обновлении и революции, когда жизнь усложняется, но каждый может добиваться, а кое-кто и достигать изменения своего положения на более высокое.

6. Общество и государство. Проблема бюрократии

Рассматривая особую роль политической организации как главного фактора, определяющего степень юридической защищенности членов общества, Моска пришел к выводу, что она, несомненно, зависит от уровня цивилизованности народа и его интеллектуального и экономического развития. В любом деспотическом режиме, считал Моска, действует принцип унификации. Для деспотизма всегда характерны абсолютное превосходство какой-либо одной политической силы, преобладание одной упрощенной концепции устройства государства и строгое проведение одного-единственного принципа в правовой области, будь то «божественное право» или уверение в народовластии. Несмотря на то, что тирания - «самый худший вид политического режима», Моска считал, что она все же предпочтительнее анархии, т. е. «отсутствия всякого режима»17 . Возможность наступления тирании позволяет предотвратить равновесие политических сил и функционирование политической системы в соответствии с принципом разделения властей, предложенным Монтескье. Хотя в прошлом существовали различные деспотические режимы, они не могут идти ни в какое сравнение с теми возможностями, которые открываются в новую эпоху перед классом, получившим «монополию на богатства и вооруженные силы» благодаря «централизованной бюрократии и регулярной армии».

Так «...может сложиться деспотизм в наихудших его проявлениях, т. е. варварская и примитивная форма правления, имеющая в своем распоряжении инструменты современной цивилизации».18

К чему ведет подобный процесс? В истории Моска видел достаточно примеров пагубности для общества его излишней бюрократизации, которой сопутствует рост претензий военного класса и бюрократических слоев, прибирающих к рукам производство. Рост налогов с классов — производителей благ — может привести к сильному снижению их индивидуального дохода, к сокращению производства. Этому будут сопутствовать рост эмиграции и уменьшение рождаемости, и как итог — внутреннее истощение социального организма.

Моска сравнивал общества, организованные по феодальному и по бюрократическому принципу, и пришел к выводу, что феодальное общество, как менее организованное и более склонное к автономии, требует от его правителей более сильных личностных качеств, чем бюрократическое. Устойчивость последнего нередко сохраняется даже тогда, когда отвергается старая политическая формула и ищется новая, в то время как первое, если оно находится в окружении более организованных государств, «легко может быть поглощено ими в один из многих периодически повторяющихся кризисов центральной власти» . Знакомясь с логикой рассуждения Моску, легко сделать вывод, что оба политических типа, достигая полного развития, деградируют. Одинаково пагубны для общества неустойчивый законченный феодальный тип и ведущий к разрастанию аппарата управления и к разрушению производящих слоев законченный бюрократический тип.

Какие выводы делает Моска? Он отвергал идеи о построении пролетарского государства, поскольку оно неизбежно переродится в крайне бюрократизированное государство. «Нам не следует создавать себе иллюзий о практических последствиях режима, при котором были бы неразрывно связаны и присвоены одними и теми же людьми управление экономикой, производством и распределением и политическая власть. ...Если все средства производства окажутся в руках правительства, чиновников, которым поручат ведать производством и распределением, т. е. если они станут арбитрами во благо всех людей, то нигде и никогда не возникнет более могущественной олигархии, более сильной мафии, чем в таком обществе...»19 В переиздании «Элементов» в 1923 г. Моска дополнил этот текст строками о том, что превращение коммунистического режима в «чудовищный деспотизм» состоялось в России.

Однако что же необходимо для того, чтобы общество имело «относительно совершенную политическую организацию»? Основное условие - наличие большого по численности среднего класса, т. е. людей, занимающих устойчивое материальное положение. В Древнем Риме это были мелкие собственники - плебеи, в Англии это средние капиталисты, в США - зажиточные фермеры. В переиздании «Элементов» Моска отмечал, что первая мировая война заметно ослабила эти слои в ряде стран Западной Европы, что вызвало трудности в развитии представительных режимов. Итальянский социолог не писал о том, что нормальное функционирование представительного режима предполагает наличие в стране гражданского общества, формирующего средний слой, хотя этот вывод сам собой напрашивается из логики его рассуждений.

Серьезную опасность для представительной системы Моска видел в росте монополий в промышленности, транспорте, банковском деле, из-за которого узкий круг владельцев крупного капитала способен «будоражить широкие слои, запугивать и подкупать чиновников, министров, депутатов, прессу, а та часть национального капитала, которая является наибольшей, не способна противодействовать, так как распылена по множеству рук и задействована в бесчисленных мелких и средних предприятиях».20

Монополизм в экономике дополняется монополизмом в политике. Так, в США «политиканы... наловчились строить... систему, когда все ветви власти, обязанные контролировать и дополнять одна другую, оказываются порождением одного и того же "кокуса" или избирательного комитета»21. Моска настаивал на том, что представительный режим не есть воплощение политического равенства граждан, и вовсе не вследствие неправильного понимания или неполного проведения демократического принципа. Чтобы показать это, он рассматривал процедуру выборов.Сама избирательная кампания представляет явный пример противоречия видимости и сущности: «Когда говорят, что избиратели выбирают своего депутата, используется совершенно неподходящее выражение. Правда состоит в том, что депутат делает себя избираемым... или его друзья делают его избираемым»22 . Если бы каждый избиратель мог предложить кандидата от себя, из выборов не вышло бы ничего, кроме большого разброса голосов. Поэтому его выбор ограничен фамилиями, внесенными в избирательный бюллетень. Это нарушает известный в частном праве принцип делегирования, который состоит в полной свободе выбора доверителем лица для осуществления юридических действий от его имени. Успех на выборах обеспечивается деятельностью избирательных комитетов, т.е. организованных меньшинств, которые ведут борьбу за кандидата. В образовании таких комитетов имеют значение имущественный ценз, взаимный материальный интерес, клановые, классовые, религиозные и партийные связи. Но, несмотря на все это, Моска считал представительный режим несравнимо выше любого абсолютистского государства, управляемого бюрократией, по его способности обеспечить действие множества политических сил на управление государством.

Сколь ни мала роль масс как субъекта политики, она не равна нулю, что проявляется и в ходе избирательной кампании, когда «чувства» и «страсти толпы» влияют на депутатов и становятся слышимы в правительстве. Даже при абсолютистских режимах правящим классам «приходится вести себя очень осмотрительно, когда речь идет об опасности задеть чувства, принципы и предрассудки большинства управляемых...»23.

Итогом исследования темы становится выработка Моску концепции государства, которая отличается от всех попыток рассмотрения государства отдельно от общества, или рассмотрения государства и общества как антагонистов. Она раскрывается Моску в двух планах: юридическом и политическом. С юридической точки зрения государство отличают такие признаки, как «четкая организация, имеющая права юридического лица... способная осуществлять юридические действия представлять интересы общества ведать общественным имуществом вступать в конфликт интересов с частными лицами и иными юридическими лицами». (Как видим, профессия юриста наложила отпечаток на понимание проблемы.) Далее он писал: «Говоря о политической стороне, надо отметить, что государство есть не что иное, как организация всех политически значимых социальных сил, оно — комплекс всех тех элементов, которые способны к политическим функциям... т. е. оно итог их координации и дисциплины»24 .

Такое представление нуждается в конкретизации. Если государство «успешно выполняет политическую функцию», то нет оснований говорить об его «антагонизме» с обществом (что мы видим у Руссо). Но такое возможно при определенной политической организации, когда рационально используются все элементы, имеющие политическую ценность; обеспечены их доступность взаимному контролю и их действия осуществляются по принципу индивидуальной ответственности. О подобном государстве Моска писал в модусе долженствования, а не как о реально существующем.

Хотя у Моску нет радикальной программы преодоления всесилия бюрократической организации, тем не менее он вопреки заявленному им требованию объективности и нейтральности в политическом исследовании дал некоторые конкретные средства лечения «болезней парламентаризма».

Надежды главным образом он возлагал на привлечение в администрацию и для работы в государственных службах «людей со стороны, не входящих в бюрократию», которые «не являются оплачиваемыми чиновниками, не имеют никаких поощрений, не зависят от произвола министра и не должны ждать продления своих полномочий от итогов голосования, от благоволения комитета или избирательного дельца»25.

Эти меры, разумеется, не являются надежным заслоном бюрократизму. Участие общественных представителей, обладающих необходимой культурой и знаниями, в общественных делах, а частично и в экономической сфере, никогда не заменит бюрократию полностью, и она постоянно будет себя воспроизводить.

Но нельзя рассматривать государственную бюрократию и как защитницу «от всех бед, связанных с частной конкуренцией, ...от всех эксцессов индивидуализма и эгоизма»26 ,  поскольку Моска сам отмечал, что «государство есть организация, состоящая в основном из господствующих элементов общества».

Структура правящего класса во многом определяет политический тип общества в целом. Источниками его власти могут быть военная сила, богатство, особые знания, в том числе, знания теологические. Военная сила закрепляется в собственности, а последняя порождает политическую власть (соответственно, военное общество сменяется феодальным, а затем бюрократическим обществом). Во всяком обществе элита стремится монополизировать свои позиции и передавать их своим потомкам, стремится к превращению в наследственную касту. Этому препятствует возникновение новых источников богатства, знаний, религиозных идей, порождающее периодические конфликты элиты с определенными частями нижних слоев.

«В действительности можно сказать, что вся история цивилизованного человечества, — говорит Г. Моска, — сводится к конфликту между стремлением господствующих элементов монополизировать политическую власть и передавать обладание этой властью по наследству и стремлением к вторжению на их место новых сил»27 Существуют, впрочем, и силы, действующие в пользу относительной стабилизации. Этому способствует консервативная сила традиции, в соответствии с которой многие из нижних слоев просто свыкаются со своим ущемленным положением. Оценивая вклад Гаэтано Моска в развитие итальянской и мировой социологии, отметим, что с его именем, как и с именем Вильфредо Парето, связано изменение парадигмы в политико-социальных исследованиях, т. е. переход от либеральных классических концепций к концепциям элит. Он показал иллюзорность надежд либералов и социал-демократии на проведение в жизнь либеральных и демократических принципов и идеалов, продемонстрировал реальную работу парламентарной системы и увидел опасность перерождения парламентарной демократии. 
Спор между Моска и Парето о приоритете в данной области, разгоревшийся в начале XX в., представляется в наше время беспредметным. Различия в теориях обоих социологов, а также в понятиях («властвующая элита» у Парето и «правящий класс» у Моска) при близости результатов говорят лишь о том, что оба они увидели сходные черты развития своей страны и выразили предчувствие наступления тоталитаризма.  
  
Исследователи итальянской социологии отмечают, что концепцию элит более детально разработал Парето, причем с акцентом на экономические явления. Моска основное внимание уделил структуре политического механизма.