Автор работы: Пользователь скрыл имя, 04 Декабря 2013 в 19:52, курсовая работа
Количественный подход в исследовании семьи интересует социальные изменения, вклад институциальных изменений семьи в общесоциальную динамику. При этом в центре анализа – условия сохранения института семьи как важнейшего посредника во взаимосвязи личности и общества. Количественные методы специально не изучают законы развития и историю отдельной семьи. Эта парадигма ищет принципы, раскрывающие суть изменения и движения всей массы семей в социальном пространстве. Качественный подход сосредотачивает свое внимание на жизненном цикле семьи, на возникновении, функционировании и распаде отдельных семей. Рассмотрению «под микроскопом» подвергается жизненная история или биография отдельной семьи, ее становление и старение, укрупнение и дробление, сплочение и отчуждение, распад.
Введение…………………………………………………………с. 3
Глава 1. Характеристика направлений качественного подхода к изучению семьи.
1.1.Символический интеракционизм…………………………с. 4-6
1.2. Теория обмена………………………………………………с. 7-8
1.3. Этнометодология, феноменологическая социология……с. 9-13
1.4. Психоаналитическая теория………………………………с. 14-16
Глава 2. Характеристика качественных методов в социологическом исследовании семьи.
2.1. Роль биографического метода в исследовании семьи………с. 17-22
2.2. История семьи………………………………………………….с. 23-26
Заключение……………………………………………………….с. 27-28
Список литературы.
Таким образом, факты, сообщаемые в историях жизни, могут быть полностью поняты только в контексте всей жизни. Материалы семейных биографий, сохраняя свою уникальность, как бы дополняют широкие социологические обобщения. Стоит видеть разницу между исповедью, рассказом о жизни, имеющим свою внутреннюю структуру, и ответами респондента, сведенными к галочкам и кружкам рядом с заранее составленными социологом и напечатанными в списке вопросами. В интервью социолог как бы совершает насилие над другими людьми, во-первых, физическое, когда на пороге дома добивается согласия на вторжение в чужую жизнь, во-вторых, психологическое, когда навязывает свою систему рассуждений и вопросов, содержащихся в вопроснике.
Подобная власть того, кто формулирует вопросы, над тем, кто отвечает на них, оказывается как бы перевернутой в автобиографии: ситуация исповеди освобождает рассказчика (информанта) от роли «ответчика на вопросы» и, с другой стороны, втягивает социолога как представителя «подразумеваемого слушателя или читателя» в ситуацию невмешательства в ход рассказа, в молчаливое выслушивание. Информант свою исповедь не может рассказывать в никуда, он адресуется, но не к реальному слушателю-социологу, а, как считает Мартина Бургос, к «подразумеваемому читателю» [1, с. 214]. Помимо подобной инверсии, она выделяет также перенесение и преодоление как специфические признаки жизненной истории, отличающие исповедь от обычного взаимодействия интервьюера и интервьюируемого.
Становясь рассказчиком, интервьюируемый предлагает свое видение мира и себя в нем, в ходе исповеди продуцируемый мир, отличающийся как всякая интерпретация от реального, приобретает связность, цельность и логичность благодаря наличию рассказчика. Перенесение реального мира в проецируемый рассказчиком и составляет особенность биографии как вида интервью, причем это существование проекции возможно благодаря непринужденности ситуации, когда социолог выступает, скорее, в роли помощника, чем наставника. Что касается рассказчика, то он выступает в трех ипостасях, рассказывая о своей жизни от первого лица: в качестве субъекта ситуации интервью (интервьюируемого), в качестве рассказчика и в качестве героя повествования (индивидуального или как члена семьи). Преодоление характеризует некую тождественность реального и интерпретируемого мира — автобиографические материалы и модели в качестве фрагментов биографии, как бы ни были они полны, никогда не становятся историей жизни. Последняя возникает из синтезирования разнородных элементов в сюжете, благодаря которому достигается согласие между фрагментами.
Мартина Бургос настаивает на том, что о жизненной истории можно говорить, если в исповеди есть сюжет, т. е. некая начальная ситуация-завязка, потом событие, прерывающее автоматизм стабильности и порядка, и, наконец, развязка, когда восстанавливается старый или учреждается новый порядок. Опыт показывает, что подлинные жизненные истории складываются, если приобретают форму эпического романа и рассказчику удается в разных контекстах придерживаться общей модели. Непрерывность рассказа и прерывность жизненной линии лучше всего сосуществуют в форме беллетризованного повествования. [1, с. 214].
Следует отличать многочисленные автобиографии, написанные мемуаристами-непрофессионалами (это превосходные источники для социологического исследования), от историй жизни как редуцированных, заниженных версий беллетристической литературы. Первые — автобиографические свидетельства, простые, искренние, в чем-то примитивные, без признаков литературного стиля; вторые предполагают стиль, ибо Я рассказчика функционирует своеобразно: в начале рассказа некая отстраненность, потом постепенно Я включается в роль рассказчика, усиливающуюся по ходу изложения своей жизни.
Далее, нельзя забывать, что история жизни рождается из взаимодействия двух усилий — из результата воспоминаний рассказчика о своем детстве, этом введении в основную историю жизни, и из того, что существует в настоящем времени в рассказывании, что и создает историю жизни как повествовательную форму.
Разумеется, многое из сказанного относится и к рассказам членов семьи о семьях, в которых им приходилось существовать, — о родительской семье, о своей репродуктивной семье и о семьях своих детей. Интерпретация возникающих в жизненных историях образов семьи целиком зависит от содержательных теорий, применяемых исследователями. Различие концептуальных парадигм в полной мере проявится при альтернативных интерпретациях материалов одних и тех же историй семей.
В последние годы заметен подъем интереса к биографическому методу. «В настоящее время, — отмечают авторы «Введения» к книге «Судьбы людей», — он используется везде, где исследователя интересует субъективный опыт переживания социально-исторических процессов (войны, революции, кризисы, миграция) и определенных фаз человеческой жизни (детство, болезнь и смерть)» [1, с. 214].
2. 2. История семьи.
Это направление изучает взаимодействие семьи и общества на протяжении поколений. Семья рассматривается как относительно устойчивая малая группа, взятая в исторической перспективе, которая в каждом поколении членится и перестраивается, что не исключает ее "непрерывности" как социального феномена. «Анализируются процессы социальной и территориальной мобильности членов семьи, преемственности или изменения социального статуса семьи от поколения к поколению, передачи "культурного капитала" или трансформации ценностей» [6, с. 78].
Специфика качественного подхода к проблемам социальной мобильности является отдельной темой. В результате ряда таких поисков фактически возник новый аспект проблематики социальной мобильности, прежде традиционно-количественной области социологии: изучение семейных стратегий и передачи культурного капитала от поколения к поколению; проблема социального статуса и социальной мобильности женщин; падение семейного статуса в результате социальной революции и адаптация к послереволюционной ситуации [8, с. 5], тип семейного жилья как отражение социального статуса.
Источниками информации здесь служат семейные архивы, глубинные интервью с представителями разных поколений, генеалогические графы.
Метод жизненных историй людей оказывается одновременно средством изучения семейных биографий.
«Одной из разновидностей биографического метода является реконструкция истории семьи на протяжении нескольких поколений в рамках меняющегося социального контекста. Этот способ был назван методом социальных генеалогий в комментариях и сравнениях. Данная техника состоит во включении в поле опроса нескольких поколений родственников, в том числе пожилых людей, открывших благодаря их семейной памяти доступ к истории своих родителей, рожденных в начале века. Информация о родственниках позволяет наблюдать историю параллельных и перекрещивающихся линий родства. Основанный на анализе биографических текстов, метод социальных генеалогий впервые был применен в 80-е годы во Франции, Англии и Квебеке (Канада), где дал интересные результаты. Исследования продемонстрировали богатство жизни простых людей, их надежды, поступки, особенности вербального взаимодействия, т. е. раскрыли малоизвестную повседневную историю народной жизни. Результаты исследования показали, что не столько правительства управляют страной, сколько жизненные стратегии обывателей, формирующиеся в рамках определенной свободы выбора и характера ее использования. Такие стратегии способны перекраивать общество. Так, например, переход от сословного к буржуазному обществу в Англии на рубеже XIX—XX веков был подготовлен в том числе и изменениями в воспитательной стратегии родителей, ориентировавших следующее поколение совсем на другие ценности, отличные о г ценностей викторианского периода» [8, с. 9].
При рассмотрении семейной генеалогии задача заключается в построении «дерева» линий родства, идущих от общих предков, причем в центр всей системы отсчета помещается та прародительская семья, о предшественниках которой нет никаких сведений. Цель генеалогического исследования состоит в восстановлении прошлого семьи, в изображении жизненного пути семейных поколений, связанных линиями происхождения по прямому родству.
Генеалогия семьи фиксирует конфигурации линий происхождения, структуру происхождения, которая есть итог семейной динамики, смены семейных поколений. Генеалогическое древо семьи — это слепок воссозданной истории, это память семейного рода, семейных фамилий, это своего рода отзвук прошлого.
Генеалогическое исследование семьи (в рамках инструментального и феноменологического подходов) в социологии семьи обрело статус самостоятельного направления, где главной задачей становится наблюдение посредством генеалогических данных за самой историей сохранения и длительного существования семейного рода, фамилии, межсемейной преемственности. При этом феноменологический подход сосредоточивается на семейных преданиях, былях, мифах, на трактовках генеалогической истории разными членами семьи в целях понимания, скорее, настоящего, чем прошлого [1, с. 197].
Построение генеалогического древа семей на момент проведения выборочного исследования на основе метрических документов (инструментальный подход) может быть ориентировано двояко: на восстановление прошлого, на как можно большее проникновение в прошлое и на точную фиксацию данных о родословных линиях существующих ныне нуклеарных семей в целях использования собранного генеалогического материала будущими исследователями (т. е. это разновидность лонгитюдного исследования). Ориентированные на реконструкцию прошлого исследования устанавливают среднюю для тех и иных категорий семей длительность семейной памяти о предках ( пример, ограниченную двумя-тремя либо семью-десятью степенями или «коленами» происхождения). Одновременно выявляются условия адаптации семей к окружающим условиям, что может использоваться при характеристике социальной системы.
Таким образом, генеалогический метод оказывается как бы новым измерением семейного цикла жизни, но не отдельной репродуктивной семьи, а целого ряда их, связанных общим происхождением. Схемы родословных способны наглядно продемонстрировать, например, влияние процессов нуклеаризации и сокращения рождаемости на протяжении 100-150 лет и 4-5 поколений, ведь при массовой малодетности и однодетности семей генеалогическое древо с кустами многоветвевых семей постепенно становится все менее ветвистым, превращаясь в голый ствол и, наконец, в одну-единственную линию, которая рано или поздно, но оборвется [12, с. 398].
Анализ историй нескольких родственных нуклеарных семей посредством генеалогических данных в принципе позволяет выйти на фиксацию цикличности, повторяемости каких-либо событий (по датам, характеру и содержанию), т. е. обнаружить все ускользающее из внимания в том случае, когда генеалогический ряд семей слишком короток, когда в большинстве своем только зародившиеся линии происхождения семей обрываются уже во втором поколении, растворяясь в массе одиночек. Грамотно построенные генеалогии семей (т. е. не только по прямой линии патрилинеальности, но с учетом родословной обоих супругов, фиксацией также сопутствующих бракам-разводам, рождениям-смертям социальных обстоятельств) в принципе позволяют осуществить поиск параллелизма в судьбах разных семей и их отдельных членов.
Заключение.
Символический
интеракционизм фокусируется на действиях людей, на том, как
они создают, используют и передают символы
разного рода. Символы замещают определенные
предметы и явления и в качестве значений
человеческих действий служат основой
общения, процесса интеракции. Дж.Г. Мид
выделял игру ролей, принятие роли другого,
значимого другого, генерализованного
другого как ключевые моменты формирования
Я,
становления личности в ходе семейной
социализации детей. Знаменитая формула
У. Томаса «Если ситуация определяется
как реальная, она реальна по своим последствиям»
раскрывает суть интерпретации межличностных
взаимодействий, в том числе в семье.
Теория обмена
позволяет рассматривать
сквозь призму обмена ценностями.
Можно социальный статус
обменять на молодость (брак по расчету),
любовь на уют, красоту на престиж и т.д.
Дж. Хоманс подчеркивает, что теория работает,
когда ожидания обменивающихся сторон
оправдываются; если же они нарушаются,
то возникающие конфликты не поддаются описанию. Поэтому
данный подход применяется, как правило, к брачному выбору,
в области мотивов супружества, брачного
рынка и не может использоваться в анализе
ситуаций развода и распада брака.
Г. Беккер попытался расширить зону приложения теории обмена в ее микроэкономической версии при анализе репродуктивных решений супругов. Но и здесь возможности оказались ограниченными, так как дети интерпретируются как «товары длительного пользования», приобретаемые на метафорическом рынке в зависимости от уменьшающегося постоянно соотношения издержек и выгод.
Этнометодология или феноменологическая социология требует отнестись к изучению современности как к исследованию иной, неведомой культуры с точки зрения анализа интерпретационной деятельности, существующей внутри этой культуры. В этом смысле сама социология семьи оказывается разновидностью интерпретации семейной реальности наряду с общежитейским ее толкованием. Метод этнометодологической редукции требует находить влияние стереотипов здравого смысла, например, в научных трактовках рождаемости. Экспериментальный метод «гарфинкелинга» направлен на привнесение в привычные повседневные ситуации того, что разрушает устоявшийся и потому незамечаемый ход общения.
В психоаналитической социологии помещение в центр внимания неабстрактного индивида — частицы социума, а сформированного семьей и живущего в семье семейного человека реализует гуманистическую ориентацию науки. Психоанализ вызвал при своем появлении негодование не призывами к революционной переделке общества, как это случилось с марксизмом, а теоретическим осмыслением всем давно известного из приватного опыта, но в терминах «неприличной» символики.
Биографический метод играет важную роль в социологическом исследовании семьи. Такой методологический подход позволяет типологизировать жизненные стратегии в сходных ситуациях, конструировать "образцы" (нормативные модели) семейного поведения.
Одной из разновидностей биографического метода является реконструкция истории семьи на протяжении нескольких поколений в рамках меняющегося социального контекста. Этот способ был назван методом социальных генеалогий в комментариях и сравнениях. Генеалогическое исследование семьи в социологии семьи обрело статус самостоятельного направления, где главной задачей становится наблюдение посредством генеалогических данных за самой историей сохранения и длительного существования семейного рода, фамилии, межсемейной преемственности. При этом феноменологический подход сосредоточивается на семейных преданиях, былях, мифах, на трактовках генеалогической истории разными членами семьи в целях понимания, скорее, настоящего, чем прошлого.
Информация о работе Характеристика качественных методов в социологическом исследовании семьи