Взгляды Ф. Ницше на историю как науку

Ницше не возражает против «конструирования» истории, но считает это работой драматурга, а не ученого. Это существенный аргумент, по его мнению, в пользу того, что история по своему характеру, задачам ближе к искусству, чем к науке. С этой точки зрения он определяет и значение истории – «не в общих идеях, выдаваемых за некоего рода цвет и плод, но что ценность ее в том и заключается, чтобы, взяв знакомую, может быть, обыкновенную тему, будничную мелодию, придать ей остроумную форму, поднять ее, повысить на степень всеохватывающего символа и таким образом дать почувствовать присутствие в первоначальной теме целого мира глубокомыслия, мощи и красоты»14.

Современные ученые-историки, хотя и не согласны признать историю искусством, все-таки отмечают вклад «психологизирующих философов жизни» (Ницше и Дильтея) в теорию и методологию истории. Профессор И.А. Василенко отмечает, что «в противовес позитивистам, они не видели в разуме и рациональности движущей силы и цели прогрессивного исторического развития, а страстно стремились превратить дух в иррациональную духовность, чтобы духовные ценности сделать более личными, свободными и суверенными. Целью научного исследования при этом становится целостное обозрение всего исторического полотна в его великих линиях развития. Подобная целостность достигается путем освобождения от логических конструкций диалектики и позитивизма, превращаясь в интуитивную, понимающую психологию истории»15. По мнению А.И. Василенко, философы жизни совершили настоящий переворот в исторической науке, утвердив шкалу иррационально-чувственных ценностей, а Ницше вошел в историю с дерзкой идеей – «взглянуть на науку под углом зрения художника».

Таким образом, для Ницше настоящий историк должен быть, прежде всего, художником. Причем, так как равное познается равным, иначе всегда есть опасность принизить прошлое до своего уровня, история должна писаться испытанными и выдающимися умами. Для философа тот, кто не пережил некоторых вещей шире и глубже всех, не сумеет растолковать чего-либо из великого и возвышенного в прошлом. В результате, он делит историков на две категории: мастеров, которые обладают способностью широкого обобщения, могут «перечеканивать общеизвестное в нечто неслыханное и провозглашать общее положение в такой простой и глубокой форме, что при этом простота не замечается из-за глубины и глубина из-за простоты», и работников, которые подвозят материал, складывают его в кучи и сортируют его.

Из всего этого можно сделать вывод, что основным аргументом Фридриха Ницше против превращения истории в науку, является то, что она должна служить жизни, удовлетворять моральные и психологические потребности человека, а, следовательно, изменяться, приспосабливаясь к нуждам современности. К тому же, история по сути своей субъективна, так как зависит от взглядов историка, степени его владения материалом и других факторов. Также философ доказывает необходимость иллюзий в жизни человека, которые придадут завершенность его картине мира. Фактически, по мнению Ницше, историк является художником, который, доверяясь своему таланту и интуиции, создает не научную работу, а произведение искусства.

Но доводы Ницше все-таки не являются достаточным основанием для того, чтобы считать историю искусством. История действительно не может существовать в отрыве от жизни и должна соответствовать потребностям людей, но это не отменяет необходимости научного подхода к подбору материала, анализа источников, синтеза, которые позволяют проверить достоверность имеющихся данных о событиях и установить связь между отдельными фактами. Как отмечает В.Ф. Коломийцев: «Осуществляемая исследователем «историческая реконструкция» требует от него известного воображения, что сближает его труд с писательским, но в любом случае история допускает лишь домысел, а не вымысел. Необходимым компонентом исторического метода является правильно понятая интуиция, - не идеалистически трактуемая врожденная способность познания, а приобретенное чутье исследователя, угадывающего истину на основе большого собственного опыта и фактических знаний»16.

Подобные же соображения высказывает известный русский теоретик методологии истории А.С. Лаппо-Данилевский. Признавая необходимость творческого воображения, он считал все-таки необходимым соблюдение в истории всех требований научного подхода: «В связи с интуитивным творчеством и его факторами, некоторые охотно ссылаются на еще более сложное состояние сознания, а именно на «чутье» ученого, будто бы заменяющее ему методологическое мышление; но чутье исследователя, кроме того, основано на известной «сноровке», которая, в свою очередь, уже опирается на методологическое правильное мышление; то же можно сказать и про «чутье» историка: он приобретает его благодаря известной «сноровке» в понимании более или менее значительной части доступного ему материала, лишь предварительно методически изучивши остальную его часть, и таким образом получает возможность построить гипотезу, которая, разумеется, сама нуждается в методологическом контроле»17.

Иллюзии, мифы могут приносить как пользу человеку, так и вред. Причем, вред часто превышает пользу. Прогрессу в истории человечества мы обязаны, прежде всего, людям, которые стремились преодолеть иллюзии, докопаться до подлинной сути вещей. Конечно, нельзя отрицать, ограниченность физических, психологических способностей людей, но это не является достаточным поводом для того, чтобы прекратить попытки преодолеть субъективность знания, консервировать и ограничивать развитие мысли рамками мифов.

Фридриху Ницше принадлежит заслуга в том, что он обратил внимание на моральную сторону истории, на то, как она влияет на мировоззрение человека. Но, признавая значение истории в жизни людей, он делает из этого свои выводы. Исходя из того, что объективной истины не существует, Ницше предлагает использовать историю в «позитивных» целях, предлагая людям не научную, а «полезную» для жизни картину мира. Причем, он не учитывает того, что понятие «пользы» также очень субъективно и относительно.

В своих рассуждениях Фридрих Ницше руководствуется страхом перед непредсказуемым будущим, страхом, что в море информации человек потеряет себя. Действительно, современный человек сможет получить целостную картину мира, только замкнувшись в рамках определенной идеологии или концепции, которая, скорей всего, не сможет вместить в себя всего разнообразия мира. Сейчас в науке это получило отражение в процессе самоограничения ученых рамками определенной проблемы, исходя из философии постмодернизма, которая ставит под сомнение способность человеческого разума систематизировать все явления мира в рамках какой-либо теоретической схемы. Но, и это не является поводом для прекращения попыток создать единую систему, которая позволит получить максимально объективное представление об окружающем. Наоборот это должно служить импульсом для продолжения познания мира.

Таким образом, интуиция не отменяет научный подход, а иллюзии не должны служить защитой от реальности.

Глава 2. Критика Фридрихом Ницше философских концепций истории Гегеля и Эдуарда фон Гартмана

Как уже отмечалось, для Ницше история должна привносить в жизнь, прежде всего, созидательные ценности. Именно с моральной точки зрения он оценивает концепции истории Гегеля и Эдуарда фон Гартмана.

Но вначале Ницше дает общую характеристику современного ему состояния преподавания истории. Он приходит к выводу, что оно не соответствует задаче воспитания юношества, насаждения позитивных ценностей: «историческое образование должно действительно считаться родом прирожденного седовласия, и те, кто с детства носят на себе его печать, вынуждены в конце концов прийти к инстинктивной вере в старость человечества, а старости приличествует теперь стариковское занятие, именно заглядывание в прошлое, поверка счетов, подведение итогов…»18. Ницше видит за этой парализующей человека верой недоразумение, выросшее на почве унаследованного от средних веков христианско-богословского убеждения о близком конце мира и страшном суде, которое приняло лишь новую форму под влиянием повышенной исторической потребности в суде. Молодежи внушается, что наша эпоха последняя и призвана организовывать тот мировой суд над всем прошлым, который христианская догма ожидала не от людей, а от «Сына Человеческого». Философ отмечает, что религия в союзе с историей отрицает все вновь возникающее, стараясь на него набросить оттенок чего-то крайне запоздалого и свойственного эпигонам. Такая вера внушает пессимизм людям, подрывает уверенность в своих силах. Она принимает утонченную форму скептического сознания, в силу которого быть знакомым со всем, что происходило раньше хорошо потому, что все равно уже слишком поздно, чтобы создать что-нибудь лучше.

Для Ницше это критическая ситуация, для выхода из которой необходимо менять моральные установки образования в позитивную сторону. Он пишет, что «даже столь тягостное иногда представление о себе как об эпигонах может при условии широкого его понимания обусловить как для отдельных лиц, так и для отдельного народа весьма важные последствия и полное надежды влечение к будущему именно постольку, поскольку мы смотрим на себе как на наследников и потомков изумительных сил классического мира и поскольку мы в этом усматриваем нашу честь, наше отличие»19. И это должно побудить в нас жажду действия, желание быть достойными наших предков.

Противниками этой идеи, по мнению Ницше, выступают Гегель и Гартман. История человечества представлена в сочинениях Гегеля как закономерное развитие и постепенное выявление творческой силы «мирового разума» или объективного духа. Воплощаясь в последовательно сменяющих друг друга образах культуры, безличный (мировой, объективный) дух познает себя как творца. Гегель рассматривал прошлое с точки зрения диалектических коллизий, конечной целью которых является созревание «настоящего», т.е. современности (для Гегеля это была прусская конституционная монархия). История предстает в его концепции в целом как «прогресс духа в сознании свободы», который развертывается через «дух» отдельных народов, сменяющих друг друга в историческом процессе по мере выполнения своей миссии20. Как характеризует концепцию Гегеля немецкий мыслитель Фридрих Юнгер, «эта философия истории всецело телеологична: она вопрошает о конечной цели… поскольку конечная цель для него идея, идея человеческой свободы, то мировая история становится сознанием духа об этой свободе… все этапы становления суть для него только средства к цели… он делает набросок пирамиды, с вершины которой сам обозревает все вокруг, ибо в соответствии с его понятиями новый мировой исторический принцип уже невозможен, совершается «абсолютная эпоха» мировой истории, она завершена, мировой дух со своим христианским принципом достиг предельной глубины. Философия истории есть завершение самой истории»21.

Для Ницше концепция истории Гегеля абсолютно неприемлема, она не несет в себе ничего созидательного. Он пишет, что «поистине парализует и удручает вера в то, что ты последыш времен, но ужасной и разрушительной представляется эта вера, когда в один прекрасный день она путем дерзкого поворота мыслей начинает обоготворять этого последыша как истинную цель и смысл всего предшествовавшего развития, а в ученом убожестве его видит завершение всемирной истории. Такой способ мышления приучил немцев говорить о «мировом процессе» и оправдывать свою эпоху как необходимый результат всемирного процесса; эта точка зрения поставила историю на место других духовных сил, искусства и религии, как единственную верховную силу, поскольку она является «реализующей самое себя понятием», «диалектикой духа народов» и «мировым судом»»22.

Также он добавляет, что «эту понятую на гегелевский лад историю в насмешку назвали земным шествием Бога, хотя названный Бог есть, в свою очередь, лишь продукт самой истории. Но этот Бог стал сам себе прозрачно ясным и понятным в недрах гегелевского мозга и успел пройти все диалектически возможные ступени своего развития вплоть до упомянутого самооткровения, так что для Гегеля вершина и конечный пункт мирового процесса совпали в его собственном берлинском существовании»23.

Ницше также обвиняет Гегеля в том, что он привил поколениям восхищение перед «властью истории», которое на практике вырождается в голое преклонение перед успехом и идолопоклонство перед фактом: «Если каждый успех заключает в себе какою-нибудь разумную необходимость, если каждое событие есть победа логического или «идеи», тогда нам остается стремительно преклонить колени и в этой позе пройти всю лестницу «успехов»»24. Жизнь гораздо сложнее, и успешнее не всегда означает лучше.

Он называет концепцию Гегеля религией исторического могущества, которая мешает человеку мыслить критически.

Не менее категорично Ницше оценивает концепцию истории Гартмана. Эта концепция была изложена Эдуардом фон Гартманом в 1869 году в книге «Философия бессознательного». В этой работе оспаривалась философская концепция Шопенгауэра о том, что подлинной сущностью всякого бытия является воля, которая подчиняет себе представление. Гартман настаивал на первичности представления по отношению к воле. Он считал, что в начале должен сформироваться образ, идеальная возможность другого состояния, а потом уже посредством воли будут предприниматься усилия, конкретные меры для достижения этого другого состояния. Нет воли без представления, в действительности существует представляющая воля. Непосредственно воля и представление даны лишь как явления индивидуального сознания отдельных людей, обусловленные их организацией и воздействием внешней среды. Но в нашем мире имеют место явления необъяснимые с точки зрения работы индивидуальной сознательной воли и представления отдельных людей. Это, по его мнению, дает повод предполагать существование некоторой универсальной, находящейся за пределами нашего сознания представляющей воли или бессознательного. Бессознательное, с точки зрения Гартмана, является движущей и организующей силой в мире. Оно дает на инстинктивном уровне каждому существу все необходимое, управляет человеческими действиями посредством чувств и предчувствий, там, где не помогает сознательное мышление, способствует сознательному процессу мышления и ведет человека к мистике, предчувствию присутствия в мире высших сил, озаряет существование людей чувством прекрасного.

Воля в концепции Гартмана - начало неразумное. Первоначальное происхождение самого существования – результат беспричинного перехода слепой воли из потенции в акт, то есть факт иррациональный, абсолютно случайный. Целью бессознательного является возвращение к первоначальному состоянию пассивности или, иначе говоря, уничтожение того, что было создано первичным, неразумным актом воли.