Персонализм

Семья, будучи сообществом, основанным на плотских отношениях, под  воздействием внешних условий претерпевает структурные изменения, которые, не касаясь ее существа, могут тем не менее отражаться и на ее облике. Сплочение молодежи в независимые группы[244], возросшая возможность быстрых перемещений, размывание нравственных устоев — все это постепенно ослабляет семейные узы. Хорошо ли это или плохо?

Если и верно, что стремительное  падение нравов и усиление индивидуализма заметно подрывают самое ценное в институте семьи, то нельзя все-таки смешивать их с обновлением и  тягой к универсальности.

Уточнив перспективы развития семейных отношений, мы можем перейти  к рассмотрению роли в них сексуальных  проблем, по отношению к которым  даже значительные философские концепции  кажутся до странности безразличными. Они отнюдь не являются, как это  полагают авторы некоторых учений о  семье, проблемами сугубо внешними; они  входят составной частью во внутреннее устройство семьи, которое получает тем самым социальное выражение. И мужчина и женщина могут состояться только в супружеской паре, а супружеская пара — в ребенке; такая ориентация вовсе не утилитарна и не навязана извне, а отмечена глубоким внутренним смыслом и всегда имеет продолжение. Если говорить об одном из полов или о союзе двух полов, то и здесь существуют свои проблемы как общего, так и частного характера. Не замечать их значило бы провоцировать связанные с ними душевные расстройства. Однако они могут получить окончательное прояснение, если только рассматривать частное бытие в связи с общечеловеческим.

Было бы наивным полагать, что в лицемерии, связанном с  отношениями полов, повинна буржуазная респектабельность. И все же именно эта респектабельность породила их самые одиозные формы, вызванные  страхом и корыстными интересами. Если бы здесь было меньше таинственности и больше дальновидности, это послужило  бы и на пользу морали.

Все это отчетливо проявляется  там, где речь идет о положении  женщины. Предпринимаются все новые  попытки определить, что же в ее кажущейся загадочности принадлежит  вечности, а что является исторически  преходящим. И конечно же никакие ссылки на самодостаточность мужского начала или на мстительность женского характера не в состоянии прояснить суть дела. Однако верно и то, что общество, в котором мы живем, создано мужчинами и для мужчин, что потенциал женского существа далеко еще не раскрыт. Каким образом обеспечить женщине развитие, соответствующее ее природе, не ограничивая ее, как гармонично сообразовать ее с миром, какие новые ценности и новые перспективы предложить ей — все эти проблемы и их предполагаемые решения дают основания утверждать: женщина — тоже личность[245].

Национальное и интернациональное  сообщество. Нация обладает большей  универсализующей возможностью, чем семья; она воспитывает и развивает разумное начало в человеке, обогащает человека как общественное существо, открывая перед ним мир во всем его многообразии, предоставляя простор для выбора. Коренящаяся в национальном единении опасность заключается в том, что нация представляет собой самую сплоченную человеческую общность и поэтому не всегда в состоянии противостоять пустым призывам и опеке со стороны государства. Национализм выступает сегодня со всей очевидностью явлением разрушительным и ретроградным. Вместе с тем национальное чувство служит хорошим противоядием против эгоистических настроений на уровне как отдельного индивида, так и семьи, против государственной монополии и космополитизма в экономической сфере. Именно отсюда проистекает равновесие человеческого начала: национальное чувство не только взывает к гражданственности — оно является составным элементом нашей духовной жизни. Быть может, когда-нибудь нация и отомрет, но сегодня она еще не выполнила своей посреднической роли.

Однако нация, замкнувшись  в себе, может нести угрозу войн, если не включена в мировую цивилизацию. Начиная с 1918 года заблуждением лучших умов было то, что они, следуя либеральной  идеологии, верили, будто порядок  в мире может основываться на одних  только благих пожеланиях, правовых соглашениях  и парламентских институтах, в  то время как другие силы — экономические, социальные и те, что вызваны страстями человеческими, — ведут к конфликтам и взрывам. Эта иллюзия поддерживается и после второй мировой войны (в частности, ООН) и даже принимает более циничную форму: одно зло влечет за собой другое. Между тем в действительности мир все более и более интернационализуется. Сегодня уже нет независимых наций в старом понимании. Разделение на зоны влияния — первый шаг к мировому единству, которое рано или поздно должно сложиться. При этом необходимо выполнение трех условий: нации отказываются от неограниченного суверенитета, разумеется, в пользу объединения народов на основе демократии, а не какого-то суперимпериализма; образуется союз между народами и их полномочными представителями, а не между правительствами; мощь империализма, особенно экономическая, опирающаяся то на национализм, то на космополитизм, будет окончательно сломлена объединенными усилиями народов. А до тех пор любая международная организация будет подрываться изнутри враждующими силами. Федерализм как главенствующая утопия полностью соответствует идеям персонализма[246]: но главенствующая утопия, будь она пацифистского[247] или федералистского[248] толка, никогда не должна превращаться в застывшую догму и не учитывать конкретных обстоятельств, даже если они ей противоречат.

Особого внимания в наше время заслуживают и проблемы межэтнических отношений. Очевидно, что равенство личностей исключает  всякую форму расизма и ксенофобию как один из его вариантов, что  никак не означает отрицания конкретных проблем, вытекающих из этнических различий. Колониализм движется к своему концу. Справедливость предполагает, что метрополии будут последовательно и неустанно  вести к независимости народы, ответственность за которые они  взяли на себя и чью политическую стабильность нарушили. Элементарная прозорливость подсказывает им, что  не следует побуждать к насилию  народы, с которыми они сообща могли  бы отстаивать собственные традиции в новых национальных образованиях[249].

Государство. Демократия. Очерк  персоналистской теории власти. Политика не является конечной целью, поглощающей все другие. Тем не менее если политика далеко не все, то она присутствует во всем.

Ее первейшей задачей  должно стать определение роли государства. Государство, повторяем мы, это не объединение по национальному признаку, ни даже необходимое условие для  нормального существования нации[250]. Одни лишь фашисты идентифицируют себя с государством. Государство —  это концентрированная объективация права, которая спонтанно рождается  из жизни организованных групп (Ж. Гурвич). Право же является институциональным  гарантом личности. Государство служит личности, а не личность государству. Для персонализма важнейшим является вопрос о законности власти человека над человеком, что, на первый взгляд, кажется, противоречит идее о межличностных  отношениях. Именно так считают анархисты[251]. Для них достаточно свободного самоутверждения  индивида, чтобы в коллективе спонтанно  воцарился порядок. Власть же, какова бы ни была ее структура, напротив, несет с собой разложение и угнетение. Тезисы либералов мало чем отличаются от этого. Сторонники абсолютной власти считают, что человек — неизлечимый эгоист и не в состоянии добровольно подчиниться закону, что ему его надо навязать принудительным образом.

Итак, на одной стороне  оптимистическое видение личности и пессимистическая трактовка власти, на другой — пессимизм в отношении  личности и оптимизм в отношении  власти. Что касается отношения личности и коллектива, то обе стороны идеализируют это отношение выделяя один аспект и игнорируя другой. Анархизм и либерализм забывают что личности всецело принадлежат природе и что, принуждая вещи нельзя не принуждать и людей. Однако, если принуждение делает власть неизбежной оно тем не менее не является ее основанием. Основанием власти может быть только конечная судьба личности, а потому власть должна уважать личность и содействовать ее движению вперед. Из этого вытекает множество следствий.

Прежде всего, личность должна быть защищена от злоупотреблений власти, поскольку всякая неконтролируемая власть чревата ими. Такого рода защита требует закрепления общественного  статуса личности[252] и конституционного ограничения власти государства, иными  словами, создания равновесия между  центральной властью и местными властями, организации защиты граждан  от посягательств государства, habeas corpus, ограничения власти полиции, независимости судебной власти.

Если личности не избежать подчинения, то она должна все-таки сохранить свой суверенитет как  субъект. И это максимально ослабит  неминуемое отчуждение. Это проблема демократии. Слово «демократия» заключает  в себе много смыслов. Оно обозначает и форму правления, и режим, обеспечивающий массам людей независимое существование. В действительности оно говорит  о поиске такой формы правления, которая сочетается с волеизъявлением  масс, что обеспечивает субъекту реальное участие в управлении. Но если верх берет что-то одно, мы имеем в одном  случае «перманентную демократию», в другом — перманентное господство тоталитарного государства, что  в равной мере является отклонением  от нормы в сторону тирании.

Народный суверенитет  не может основываться на авторитете численного превосходства (право большинства), «воля большинства» таит в себе такой  же произвол, как и «добрая воля»  отдельной личности. Народный суверенитет  не может, как это отмечал Руссо, делать уступку анархическому суверенитету индивидуальных свобод. Суверенитет  господствует в обществе личностей, которое в юридическом плане  разумно организовано, этот суверенитет  носит правовой характер право, будучи посредником между свободой и  организацией, стремится использовать свободу в целях коллектива и  последовательно вести тех, кто обладает властью, к личной ответственности. Инициатива народа проявляется здесь двояким образом.

Косвенным образом — через  максимально подлинное, целостное  и эффективное представительство  воли граждан[253] при этом предполагается особая забота об их политическом образовании. Длительное время эта функция  обеспечивалась партиями, но когда  они, погрязнув в конформизме  и впав в идеологический склероз, превращаются в некий механизм по обезличиванию своих приверженцев и избирателей, отдающих за них голоса, они сами лишают себя этих полномочий. Принадлежащие либеральному этапу  в развитии демократии, которому свойственны  метания между идеологией и тактикой различных социальных классов, партии, от имени которых они так или иначе выступают, по-видимому, изживают себя. Устав партии может служить лекарством от этих бед, но этого явно недостаточно. В новых социальных условиях демократия должна заботиться не о создании одной господствующей партии, лишь усиливающей собственные пороки и ведущей к формированию полицейского государства, а о новых структурах воспитания и политической деятельности, соответствующих новому общественному порядку[254]. Истинное представительство предполагает также, что власть не извращает его, что в стране функционирует узаконенная свободная политическая жизнь, что большинство правит в интересах всего общества и на благо его, а не для того, чтобы уничтожить меньшинство.

Когда представительство  извращает свою миссию, суверенитет  народа осуществляется посредством  прямого давления на власть манифестации, митинги, забастовки, бойкот и, как крайняя  мера, национальное восстание. Государство, рожденное силой и забывающее о своем происхождении, считает  эти формы давления незаконными, однако, когда оно потворствует несправедливости и угнетению, оно объявляет их глубоко законными. Нельзя забывать, что в течение последних полутора столетий (вспомним о рождении рабочего законодательства) давлением на власть было добыто больше прав, чем всеми  инициативами юристов и доброй волей  власть имущих Быть может, на этом пути будут найдены новые подходы к выработке и международного права. Этот путь труден, чреват заблуждениями, но это неотъемлемое право гражданина[255].

Наряду с этими постоянно  возникающими проблемами власти и государства, необходимо отметить тесную связь между  содержащимися в них политическими  и социологическими проблемами. Марксистская критика формальной демократии уже  сказала здесь свое решающее слово. Права, которые дает гражданам либеральное  государство, в значительной мере отчуждаются  от них в социально-экономическом  плане. Парламентское государство  почти что изжило себя. Его механизм работает вхолостую, парламентские речи лишь сеют ветер в ожидании грядущей бури. Политическая демократия должна быть полностью реорганизована на основе действительной экономической демократии, соответствующей современной организации производства[256].

Только на этой органической основе может быть восстановлен законный авторитет государства. Говорить о  таком восстановлении, не упоминая о том, ради чего оно осуществляется и кем лично, значило бы требовать  для поддержания существующей несправедливости более сильной исполнительной власти. Должно ли исчезнуть государство? И  не случится ли так что вещи возьмут власть над людьми, а не человек над вещами? В этом можно сомневаться учитывая все усиливающиеся взаимосвязи между людьми и между вещами как и саму невозможность пустить все на волю волн. А может ли государство отказаться от собственного единства? Одно время казалось, что персоналистская позиция по этому вопросу совпадает с требованием «плюралистского государства»[257] и разделения властей, которые конкурировали бы друг с другом чтобы пресечь возможные злоупотребления. Однако эта формулировка рискует остаться внутренне противоречивой, поэтому следовало бы скорее говорить о государстве, стоящем на службе плюралистского общества.

Воспитание личности. Формирование личностного начала в человеке, как  и самого человека, отвечающего индивидуальным и коллективным требованиям личностного  универсума, начинается с рождения.