Проблема смысла жизни и ее решение в православии и религиозных системах Китая и Индии

Другой принцип – «ли» показывает путь этого самопожертвования, ведущий к достижению благородства. Он описывает надлежащее поведение во всех конкретных ситуациях жизни. Его основная идея – умеренность, выбор среднего пути, стремление избежать крайностей. Принцип «ли» предписывает уважение к старшим, определяет взаимоотношения между сыном и отцом, подданными и правителем, женой и мужем, а также между друзьями. Конфуций подчеркивал важность внутрисемейных связей. Семья – это основа общества. Любая сторона жизни, каждая ситуация должна соответствовать определенным образцам. Идеальная общественная жизнь по Конфуцию – некий великий обряд, исполняемый всеми людьми в каждую минуту их жизни. Таким образом, ритуал (а это 300 обрядов и 3000 правил приличия)[46] должен пронизывать всю человеческую жизнь, все человеческое сообщество, создавая тем самым идеальное государство добра и порядка. Конфуций мечтал о том, что внешние формы сформируют «я» истинно благородного человека.

Имея в своей сущности непорочную природу человек, как считал Конфуций, способен достичь этого благодаря собственным силам. Эту мысль очень хорошо выразил его последователь Сюнь-цзы (ок. 313 – ок. 238 гг. до Р.Х.): «…чтобы воспитывать в себе волю углублять добродетель, просветлять разум и, живя в настоящем, не забывать о прошлом, то все это зависит от меня самого! Поэтому совершенный человек преклоняется перед тем, что заключено в нем самом, а не уповает на то, что относится к небесным явлениям»[47]. Поэтому для человека важно образование, культура и воспитание в духе древних традиций – «вэнь». Это дает человеку силу не быть зависимым от естественных нужд, которые могут породить разные негативные страсти, будь-то алчность, злоба, клевета. «Цивилизованность, – подчеркивал Конфуций, – состоит в том, что место спонтанных страстей занимает продуманное слово. … И если в человеке естественность превосходит воспитанность, он подобен деревенщине. Если наоборот – это книжник. Равновесие того и другого делают человека воспитанным»[48].

Благородный человек должен следовать принципу человеколюбия всегда: во время еды, если постигли неудачи, если крайне занят и т.д. (жень). Он должен ограничивать себя правилами и ритуалами (ли). Должен постоянно учиться (вэнь). Благородный человек должен относиться ко всем ровно, заимствовать у людей лучшее.

Благодаря такому совершенствованию человек делает то, что ему предназначено в этом мире. Успех не должен служить мотивом деятельности.

Таким образом, смысл человеческой жизни заключается в том, что он должен стать истинно благородным человеком. Но это еще не есть конечная цель. Главная цель – это совершенное общество, именно оно, а не человек, ставится на первый план. Человек не мыслится автономной индивидуальностью, но общественной. Ведь и благородным человек становится лишь тогда, когда он начинает осознавать себя частью единого общества, со своими конкретными обязанностями. В такой системе простой человек становится частью единого механизма, в котором интересы общества являются приоритетными. История показывает нам, что в Китае царил культ клана, государства и постоянное пренебрежение интересами личности. «Отдельный человек значил очень мало, и не случайно в китайском имени, в отличии от европейского, фамильный знак и до сего времени предшествует имени собственному: сначала – клан, потом – человек»[49].

Противоположностью благородного человека является «низкий» человек, цели которого – извлечь выгоду, он склонен к раздорам, винит во всем других людей, он груб, своеволен, с плохими манерами. Все это – последствия нерадивого отношения к себе. Такой живет впустую.

Однако понять в чем Китай видел смысл своей жизни лишь по Конфуцианству невозможно. Китайское мировоззрение – это мировоззрение «Трех учений»: конфуцианства, даосизма и дзен-буддизма. Интересно, что «китайцы в дни полнолуний и новолуний посещали храмы обеих конфессий: утром – светлой, буддийской, а вечером – сумрачной, даосской; в своей же общественной жизни они следовали установкам конфуцианства»[50].

2.4. ДАОСИЗМ

Даосизм предложил принципиально иной подход к проблеме смысла человеческого существования. Если Конфуцианство предлагало непосредственное человеческое вмешательство в процесс жизни, ее обустройства, то основатель даосизма Лао-цзы (604-517 гг. до Р.Х.) высказал принцип «недеяния» (у вэй), предоставление всего сущего самому себе. Этот подход был впервые сформулирован в книге Лао-цзы «Дао дэ дзин» («Книга о пути к добродетели») и получил свое развитие в комментариях Чжуан-цзы. Лао-цзы считал, что все теории об исправлении мира лишь делают его еще хуже, так как все они наставляют других людей, как тем следует действовать исходя из эгоистических побуждений. Все во вселенной, учил Лао-цзы, порождено космическим путем «Дао», являющемся источником гармонии и равновесия. Поэтому все в мире, от растений и животных до людей, прекрасно в своем естественном состоянии и должно оставаться таким. Извечный путь несравненно мудрее любого человека, поэтому мы всегда совершаем ошибку, пытаясь изменить окружающий мир. На самом же деле этим мы утверждаем наше собственное «я» и пытаемся подменить мудрость вселенной ограниченным знанием. «Де» – это образ действия и проявления Дао в том, что существует. Оно является природой вещей, и всякий должен положиться на эту природу не изменяя ее. Дао – это вечная реальность, непреходящий закон мироздания, абсолютное, божественное, творческое, оно постоянно и неизменно. Такой же постоянной и неизменной должна быть жизнь человека.

Смысл человеческой жизни заключается в познании Дао, следовании ему и слиянии с ним. Поток Дао охватывает и проникает весь мир и ощутить его трудно. Для этого необходимо отвлечься от мира форм и красок, от ненужных волнений мысли и духа, только тогда человек приобщится к Истине. У человека есть три добродетели, в которых Лао-цзы заключает главные нравственные принципы и посредством которых он должен жить в мире: любовь, умеренность и смирение, – следуя им, человек сможет ощутить в себе Дао. Ведь человеческое сердце сродни Дао и потому он должен направлять свой взор во внутрь, а не во вне. При этом Лао-цзы не имеет в виду полное отрешение от мира, человек не должен лишь зацикливаться на внешнем мире.

Принцип Дао утверждает все сущее единым. Даже противоположные явления, такие как – добро и зло, свет и тьма – суть различные стороны единого принципа. В природе происходит бесконечный конфликт между противоположностями Ян и Инь, который выражается символом «Тай-цзы», но, в конечном счете, при взаимной проникновенности они в точности уравновешивают друг друга. Таким образом, «все наблюдаемые явления относительны, а не абсолютны, все исходит из Дао и возвращается в Дао»[51].

Лао-цзы очень скупо говорит о богах и ритуалах, однако «ему присуще глубокое ощущение тайны и могущества вселенского Дао, пребывающего всюду для знающих, как его искать»[52]. Такое понимание Дао стало источником «китайского космического мистицизма, в основе которого лежит самоотождествление с основными силами вселенной»[53], который, с течением времени, выродился в грубую народную религию. Даосские жрецы претендовали на власть над всей природой, продавали амулеты и колдовством врачевали недуги. «Современный даосизм – это религия, полная предрассудков, заклинаний и колдовства, поклонению множеству богов, – причем основным побуждением молящихся является страх перед злыми духами и бесоодержимостью»[54]. Чистая же философия Дао стала достоянием небольшой кучки элиты.

История показывает, – как бы не было прекрасно этическое учение Конфуция и представление о Великом Дао Лао-цзы, они, все же, не могут дать человеку практического бессмертия, то чего жаждет природа человека. Народные поиски чудесных эликсиров жизни, прошедших с особенной остротой во времена Цзинской и Ханской династий( 255 г. до Р.Х. по 25 г. по Р.Х.), тому доказательство.

Китаец всегда всеми своими помыслами устремлен не в будущее, а в прошлое – эта иная, чем у европейца, ориентированность китайской культуры во времени складывалась буквально во всем. Китайцы понимали историю как «древность – современность» (гу-цзинь) и, в общем-то, не замечали разницы между мифом и тем, что мы называем реальной историей[55]. Несмотря на некоторые величайшие мировые изобретения и открытия: шелк, чай, порох, – отношение к техническим новшествам в Китае, всегда было отрицательным. Концепция, рожденная даосизмом, приводила китайцев к мнению, что тот, кто занимается механическими ухищрениями, обретает механическое сердце, то есть, нарушает постоянную связь с вечно пульсирующим духовным океаном Дао. Человек есть часть природы, а потому и должен жить с ней в гармонии, не нарушая принципа «у вей». Такое мышление, конечно же, противоречит поступательному развитию человеческого прогресса, как это мыслит Европа, мысль которой всегда нацелена в будущее, и не может, в таком случае, к нему привести.

Однако китайское мировоззрение так и не отвечает на наш главный вопрос: зачем все это; ради чего существует все, что существует? Загадкой остается и появление разумной человеческой личности из безличного начала Дао. Китайская философия – плод человеческого разума, его духовных усилий и борений. Гуманизм Конфуция и Лао-цзы еще раз подтверждают существование в человеке нравственного закона – совести, который способен вести человека к Богу по пути нравственной чистоты; однако с другой стороны, еще одно подтверждение слов Спасителя: «…яко без Мене не можете творити ничесоже» (Ев. от Ин. 15;5).

ГЛАВА 3. ВЕРА ПРАВОСЛАВНАЯ – ПУТЬ, ИСТИНА И ЖИЗНЬ.

Важнейшие устои любой культуры – это представление человека о самом себе и окружающем его мире, это представление человека об истоках и целях своего бытия и его понятия об отношениях с Богом. Вот именно в этом базовом опыте самопознания христианство и произвело наиболее значительные сдвиги.

Выше изложенные религии показывают тот трудный путь, которым человек шел к христианству. Порабощенный первоначально хаотическому миру демонов, он ограждает себя от их власти жертвами, заклинаниями, магией. Колдуны и шаманы получили даже власть над демонами; того же достигают индусские аскеты, побеждающие богов своим подвигом. Но освобожденный от демонов человек сознает себя все же слабым, смертным, греховным и полным противоречий. Таким же представляется ему и мир, который полон страданий и бессмыслицы. Единственный выход из круговорота бессмыслицы был найден в нирване, которая уничтожает реальность человеческого бытия. В то же время тот же человек все же жаждет бессмертия и божественности, как для себя, так и для мира. Это драматическое противоречие между ограниченностью мира и человека и его абсолютными желаниями разрешается двумя главными идеями, внесенными в мир христианством: Бог есть любовь; человек есть образ и подобие Бога.

3.1. БОГ ЕСТЬ ЛЮБОВЬ

Первая истина раскрывает перед нами основы мироздания, нам становится понятно: Кто наш создатель, почему существует мир, человек и все живое и для какой цели все это существует. «Бог любы есть» (1 Ин. 4; 8), – благовествует нам Святое Евангелие, а потому и все сущее создано для любви и прославления этой Любви. «Аз есмь … живот» (Ев. От Ин. 14;6), – говорит Господь, из этого следует, что жизнь – это любовь, а не страдание. Первые страницы Библии раскрывают перед нами акт творения реального мира Богом из ничего, Бог творит мир для жизни, а не для страдания. «И совершишася небо и земля, и все украшение их (Быт. 2;1)… И виде Бог вся, елико сотвори: и се добра зело» (Быт. 1;31).

Однако сразу же напрашивается вопрос: если Бог есть любовь и все сущее сотворено для любви, то откуда же тогда смерть и все эти страдания, от которых так стремится убежать человек?

На этот вопрос Библия дает совершенно конкретный ответ, который проясняет существующее положение мира. Акт грехопадения, описанный в 3-й главе книги Бытия, повествует нам о том, как человек отвратился от любви Божией, которая до этого была стержнем его жизни, и во главу своей жизни поставил служение своему «Я», удовлетворение своих страстей. «Роковое отделение мира от Бога, – вот в чем основная неправда его существования; эта неправда выражается в присущем каждой твари эгоизме, в стремлении поставить свою жизнь и свою волю как высшее и безусловное. Иначе говоря, основное проявление неправды в мире есть его практическое безбожие; но в этом же заключается и первоисточник смерти: тварь оторванная от первоисточника жизни, тем самым обречена на дурную бесконечность взаимного истребления и смерти»[56]. Эти слова князя Е. Трубецкого как нельзя более точно выражают сущность грехопадения человека. Ведь, если Бог есть жизнь, то смерть, царящая в этом мире, возможна лишь как последствие отчуждения мира от Бога. Умирает все то, что оторвано от Бога, все то, что ищет отдельно от Него жизни. «Падение первого человека привнесло в его природу порчу, которая отразилась на всех свойствах и способностях души, нарушило гармонию, отравило и расстроило все существо. Извратились все познавательные силы и способности.… Таким образом, «зло неисцельно заразило душу со всеми ее силами». В душе появился другой закон, противоборствующий закону ума. Ум человека, ранее входивший в общение с Богом, стал слеп, помрачился и уже не способен различать добра и зла»[57]. По словам апостола Павла: «Вем бо, яко не живет во мне, сиречь в плоти моей, доброе: еже бо хотети, прилежит ми: а еже содеяти доброе, не обретаю. Не еже бо хощу доброе, творю: но еже не хощу злое, сие содеваю» (Рим. 7;18-19). Именно от этого помрачения и проистекают все страдания человека, полагающего, «что наша последняя цель на земле»[58], где все «непрестанно претекает и ни на минуту не стоит на месте»[59].

У буддистов есть повествование, в котором говорится, как некий человек задал Будде несколько отвлеченных вопросов, касающихся мироздания. Будда же ответил на них «благородным молчанием». Потом своим ученикам он сказал, что этот человек был подобен раненому отравленной стрелой, который, прежде чем позволить другим приступить к его лечению, стал спрашивать о том, как звали человека, выпустившего стрелу, из какой он был деревни, касты, семьи[60]. Смысл этого ответа состоит в том, что вопросы раненого, как философствование о жизни вообще, отвлекают внимание от главного: существует страдание; у него есть причина; от него можно избавиться. Однако на вопросы раненого можно посмотреть и по-другому. По ответам на эти вопросы он может судить, кто перед ним стоит врач, который видит истинную причину твоих страданий, хочет спасти тебя от них, и знает, как это сделать, или же это уже могильщик, который тоже знает, почему ты страдаешь и у него тоже есть метод избавления. Буддизм как раз и является таким могильщиком. Он правильно определил, что все сущее «стенает и мучается» и главная причина этому эгоистическая воля человека, которая жаждет и жаждет. Однако вместо того, чтобы определить, почему же человек имеет такую эгоистическую волю и желания, он просто закапывает его еще живым в холодную пустоту нирваны, которая намного страшнее могилы. «В христианской «медицине», болезнь человечества мыслится, как происшедшее на заре его истории искажение начально здорового состояния, которое восстанавливается Богочеловеческой синергией и завершается обожением человеческой личности, тогда как в буддистской – болезнь мыслится безначальной, а исцеление предполагается быть достижимым через демонтирование самого личностного самосознания индивида, иными словами – через ликвидацию самого пациента»[61]. В этом и заключается весь трагизм религии Востока, который не понимает, откуда появился человек и какова его цель существования в этом мире. Из этого неведения проистекают и остальные заблуждения, касающиеся причин страдания, избавления от него, а значит и смысла человеческого существования. Вся его философия и практическая часть предназначена для решения насущных земных проблем, в преодолении нескончаемых страданий.