Свобода как основа нравственного поведения

Концепция «плюрализма», предлагаемая Греем интереснее, при помощи нее он подчеркивает то, что либерализм, часто сам того не понимая, создает ограничения на определенный образ жизни, который связан с представлениями о благе, и несовместим с либеральным.

Грей полагает, что британская толерантность –это продукт консервативной культуры, а не либеральной. Плюрализм можно увидеть и в недемократических и нелиберальных обществах таких как, Древний Рим, Османская империя и современная Малайзия. Попытки силой навязать стране политическую, либерально-демократическую систему западного образца зачастую меняют ситуацию к худшему - не вызывает сомнения, но чаще всего ценности либералов формируются внутри не западных обществ, тогда оценка политических нелиберальных режимов сквозь призму розовых очков (как иногда делает автор) может только послужить предлогом для подавления этими режимами либеральных устремлений их собственных граждан, которые добиваются защиты и освобождения от реально лишающих их угнетающих политических или социальных институтов.

Можно согласиться с утверждением автора о том, что необходимо вместо навязывания общей просвещенческой или либеральной системы оценки разных жизненных планов имеет смысл заняться осмыслением тех реальных методов, при помощи которых люди в разных обществах обеспечивают свое мирное существование, несмотря на расхождения в мировоззрении. Но сам автор все равно продолжает заниматься формированием (пусть плюралистических) этических норм, в споре с другими учеными.

Информацию об сообществах, которые отличны от британского и американского, Грейберет из третьих или четвертых источников. Иначе не объяснишь его тезис о том, что СССР сгубил русский национализм или что с воссоединением Германии развитие во времени Европейского союза как политического сообщества обречено на провал? В итоге автор сам становится жертвой той самой отчужденности от реального мира, в которой он обвиняет своих коллег-ученых. 

Грей в своих очерках дискутирует с авторами: от Роджера Скрутона до Джосефа Раза и Джоэля Файнберга, фамилии которых известны в России немногим философам. Тогда как сам автор предполагает, что тексты и концепции его оппонентов общеизвестны или по меньшей мере общедоступны и зачастую лишь обращает внимание на их взгляды или описывает их в самых общих чертах.

Публикации последнего времени на тему политики самоосознания начинаются обычно с того, что отмечается, насколько удивительно ошибочной и банальной оказалась евро-американская теория национального государства в ее объяснениях этого феномена. Взрывная живучесть этнического и национального сознания опрокинула все самонадеянные исторические предсказания, делавшиеся слева, справа и из центра, об отмирании культурного плюрализма в конце XX столетия. Нам говорили, что всем «исконным» культурным привязанностям придется окончательно исчезнуть под влиянием «современности», возмужания национального государства и глобализации индустриального капитализма» .

Нежелание западных философов, особенно либерального направления, оторваться от установок методологического индивидуализма, представляющего человека «свободным атомом», делает обществоведение, а за ним и общественное сознание, неспособными принять вызовы реальности. Это само по себе становится опасным фактором углубления общего кризиса цивилизации. Отказ от научного подхода к познанию и пониманию быстротекущих процессов загоняет мысль часто в наихудший коридор из всех возможных. Если учесть, какую силу набрал Запад, то его фундаментализм надо считать угрозой самому существованию человечества.

Либеральный философ Дж. Грей в своей грустной книге «Поминки по Просвещению» называет эту «нерассуждающую склонность к индивидуализму современной англо-американской политической философии» метафорой из антиутопии Борхеса — «политическое мышление в духе страны Тлен». Речь в этой антиутопии идет об интеллектуальном сообществе, которое целиком было погружено в изучение несуществующей страны Тлен.

Грей пишет: «Фактическое доминирование в современной политической философии лишенных исторического видения и культурно ограниченных вариантов либерализма приводит в случае столкновения теории с самыми влиятельными политическими силами нашего столетия к бессилию либеральной мысли. Гегемония либерального дискурса и идеалов, приводит к тому, что эти силы, например, этничность и национализм (подобно сексуальности в викторианские времена) предаются интеллектуальному забвению, откуда они периодически появляются вновь как свидетельства живучести человеческой иррациональности, чтобы боязливо обсуждаться на ущербном «новоязе» в терминах «различия и инаковости» или просто отбрасываться как с трудом доступное пониманию отклонение от основного интеллектуального русла. Выдержанное в подобном духе понимание господствующих сил столетия как прискорбного атавизма или отклонения от требований внутренней непротиворечивости теории не предвещает ничего хорошего современной политической философии или либерализму» .

Насколько несостоятельными оказались представления и либерализма, и марксизма о человеке и об этничности, показывает то, как непредсказуемо вывернулась наизнанку проблема межэтнических отношений в США. Политическая философия, уходящая корнями в Просвещение, предвидела ход событий как обретение угнетенными национальными меньшинствами равных прав с господствующим большинством. Либералы видели этот процесс в рамках расширения прав человека и развития гражданского общества, левые искали способы борьбы за равные права. Это были два вполне рациональных проекта, они осмысливались в интеллектуальных концепциях, для них накапливались ресурсы. Но развитие пошло по совсем иному пути, который породил ряд порочных кругов и, можно сказать, загнал американское общество в ловушку.

Таким образом, само явление этничности как одного из наиболее мощных видов человеческой солидарности целиком выпало из сферы внимания европейской культуры. Этничность стала рассматриваться как экстравагантная и архаичная особенность «диких», почти мифических народов, живущих где-то в сельве или тайге.

Дж. Грей пишет: «Позитивисты полагали, что все общества постепенно отбросят традиционную приверженность сверхъестественным силам из-за потребности в рациональных, научных и экспериментальных методах мышления, предполагаемых современной индустриальной экономикой. Согласно старому доброму убеждению, широко распространенному в XIX веке, произойдет постепенная конвергенция ценностей на основе «наших ценностей, либеральных».

Всемирно-исторический провал проекта Просвещения, выразившийся в политическом отношении в крахе и разрушении в конце XX века порожденных этим проектом светских, рационалистических и универсалистских политических движений — и либеральных, и марксистских — и преобладание в политической жизни этнических, националистских и фундаменталистских сил наводят на мысль об ошибочности философской антропологии, на которой зиждился проект Просвещения. В этой философской антропологии различие культур рассматривалось как эфемерная, и даже эпифеноменальная случайность в человеческой жизни и истории.

Опровержение данной точки зрения историческим опытом представляет собой явление, исследование которого традиционное либеральное мышление, считающее различие культур формой атавизма… сочло слишком опасным. С альтернативной точки зрения, которую я хочу развить, предрасположенность к различиям между культурами — изначальное свойство рода человеческого; человеческая идентичность плюралистична и разнообразна по своей природе — как многочисленны и разнообразны естественные языки» .

Провал проекта Просвещения на деле есть провал той рациональности, которую оно выработало. Мышление, проникнутое этой рациональностью, отказывается от исследования («считает его слишком опасным») феномена, которого, казалось бы, нельзя не видеть, которым проникнута вся жизнь любого общества.

3. Свобода как основа нравственного поведения по книги Грея Поминки по просвещению

Книга «Enlightenment'sWake» Джона Грея, британского политолога, опубликована в 1995 году. Она включает10 очерков, 9 из которых публиковались в разных изданиях начиная с 1991 года и лишь десятый, одноименный книге, был написан специально для этого издания. Доводы автора могут быть корректно воспроизведены только в хронологическом порядке, так как за 2-3 года взгляды автора изменялись (это касается, в частности, отношения к «агональному либерализму»).

Грей подвергает критике современную англо-американскую политическую философию в очерке «Против нового либерализма», которая представляет собой своего рода комментарий к «Теории справедливости» Джона Ролза. Автор считает теорию Ролза «кантианством в одной, отдельно взятой стране» и показывает, что она очень далека от политической реальности.

Грей пишет, что это «некая нулевая величина, лишенная истории и национальности, не имеющая каких-либо привязанностей, того, что в реальном мире определяет нашу идентичность» - рассматривая главную категорию неолиберальной интеллектуальной традиции, категорию индивида. В действительности люди думают о себе не как об индивидах, которые связанны разнообразными, не обусловленными отношениями и привязанностями, а как о лицах, которые формируются их личными судьбами и их обществом». На самом деле люди определяют себя не как представители рода человеческого или индивиды, получившие историческое наследие в силу случая, а через принадлежность к исторически сложившимся общностям, обладающим памятью, передаваемой из поколения в поколение.

В эссе «Толерантность: постлиберальная перспектива»автор акцентирует внимание на том, что идея толерантности не соответствует неолиберальному духу эпохи так как толерантный подход базируется на прочных моральных убеждениях, на догме.  Грей пишет, что «справедливость, избитый лозунг ревизионистского либерализма, требует от правительства соблюдения политической нейтральности, а не толерантности по отношению к конкурирующим концепциям благой жизни» для новых либералов .

Политика толерантности предполагает, что есть неправильный образ жизни, который не подвергаются судебному запрету или преследованию, но которым правительство старается противодействовать какими-то другими способами и есть правильный образ жизни, который поддерживается любым путем.

Государственная политика нейтральности по отношению к любому образу жизни в действительности ведет к «обратной дискриминации» (когда большая часть людей ущемляется в правах) и признанию групповых или коллективных прав. Грей противопоставляет идею общей культуры негативному воплощению политики «мультикультурализма» так как нейтральность создает «меньшинства» и «образы жизни».

Так, в Великобритании «смутные, но все еще сильны представления о честной игре, о необходимости компромиссов и недопустимости навязывания личных убеждений другим, о взаимных уступках, и они пока еще сохраняются как части общей культуры, которые играют очень существенную роль в деле выживания гражданского либерального общества в Великобритании».

Затем, автор называет утопией либеральную идею изжития предрассудков и достижения полной прозрачности сознания и общества. «Проект ухода от предрассудков очень близок плану Маркса по достижению прозрачности социальной жизни через преодоление отчуждения».

Концепция толерантности готова обуздать их очевидные губительные последствия, но в то же время признает неизбежность предрассудков и подчеркивает их пользу. Для тех, кто вообще не признает определенные предрассудки и образ жизни (пример гомосексуализма у Грея) из сферы нравов и полагает, что это дело вкуса и предпочтений, адекватным отношением к этим явлениям будет не толерантность как таковая, а ее решительная противоположность - безразличие.

Автор говорит, что сокрушающий удар по советскому коммунизму был нанесен русским национализмом и предостерегает: «если политика Запада будет ориентирована против утверждения русского национального государства, это будет ее главной ошибкой, так как русский национализм в большинстве своих современных форм представляет движение, которое стремится порвать с имперским прошлым России» - это мнение отражено в небольшом очерке «Иллюзии Просвещения и падение Советского государства».

 Запад, который находился в плену иллюзий просвещения, не смог понять, что перестройка, как реформаторский проект советской системы, искусственной и рационалистической конструкции, был лишь эфемерной надеждой, иллюзией рационализма, и что в действительности режим просвещения пережил катастрофу глобального масштаба – это главный урок распада СССР.

Попыткам моделирования сценариев этого самого периода посвящен очерк «Бывшие коммунистические общества в переходный период».Автор подробно анализирует «утопическую модель рыночного либерализма» («демократический капитализм» в теории Ф.Фукуямы), так называемую «шведскую модель», которая потерпела крах в 1991 году, боливийский сценарий «шоковой терапии», сочетание «ордолиберализма» и католической социальной доктрины - «германскую модель», «японскую модель»-экономический рост на фоне демилитаризации, всестороннее участие государства во всех областях экономической жизни, политика ограждения внутреннего рынка и «китайскую модель».

Основной итог состоит в том, что сама идея модели ошибочна. Дело не просто в том, что Россия отличается, допустим, от той же Японии, как считает Грей, опыт которой российские политики должны изучить наиболее детально (так как она отличается от нее в первую очередь отсутствием прочной социальной структуры, честной и компетентной бюрократии, культурной и этнической неоднородностью,  и сплоченной правящей элиты). Дело в том, что суть модели базируется на «абстрактном и слишком общем представлении о рыночных институтах, которая игнорирует разнообразие их структур и различие истории, которая отрывает их от опорных культурных матриц, из представления, неявно и неоправданно обращающегося только к одной из моделей – «демократическому капитализму», заменяя ею все остальные. Такое сомнительное понятие о рыночных институтах, которое рассматривает их через призму приближения к одному идеальному типу, пытается опровергнуть идея построения социально ориентированной рыночной экономики».