Философия Шопенгауэра

Врожденность характера  влечет за собой эгоизм, который  служит источником всех поступков, коренится  в индивидуальных свойствах отдельной  личности. Речь идет не только об эгоизме, связанном с собственным благом, но и о злобном эгоизме, который  хочет чужого горя, когда иной человек  был бы в состоянии убить другого  только для того, чтобы его жиром  смазать себе сапоги. Эгоизм, достигший  величайшей степени, и обусловленная  им борьба в человечестве выступают  самым ужасным образом "в жизни  знаменитых тиранов и злодеев  и в опустошительных войнах".

Но сокрытое в мотиве и  действии воли более глубокое, чем  непосредственно данное бытие, дает возможность человеку обнаружить масштаб, превосходящий его личный индивидуализм  и рабское служение воле. Воля, хотя и ведет себя, как всадник, пришпоривающий коня, способствует выработке того настроения духа, которое может привести к истинной свободе и даже к  святости. Воля Шопенгауэра выступает, с одной стороны, как источник беспредельного эгоизма человека, а  с другой, - в качестве изначальной  свободы: когда она свободно сама себя отменяет, она является фундаментом  моральной деятельности. Эта свобода  отрицания воли к жизни по своему содержанию имеет важное значение: в точке отрицания раскрывается и соединительная грань великой  противоположности - свободы и необходимости.

Но, как правило, от взора, погруженного в познание, которое  следует принципу индивидуации, т. е. собственному Я, сокрыто вечное правосудие. Человек не может понять, что его  стремление к счастью или его  благополучная жизнь среди страданий  бесчисленных других - не более чем "сон нищего, в котором он видит  себя королем". Он должен проснуться и понять, что лишь мимолетная греза освободила его от страданий. Как возможно подобное пробуждение?

Шопенгауэр вводит и в  этику понятие "чистого, свободного от воли познания как единственно чистого счастья", которое имеет здесь значение не столько для познания сущности мира, сколько для анализа человеческого поведения, в конечном счете, для осознания смысла человеческой жизни. Исследователи творчества мыслителя обычно не обращают внимания на это положение (оно высказано как бы походя, вскользь, в контексте иной мысли, позже мыслитель будет к нему возвращаться), обнаруживающее связь его этики с эстетикой. Поэтому, как правило, его этика рассматривается рядоположенно с эстетикой и независимо от нее.

Шопенгауэр подчеркивает, что только возвышение над рассудочным  познанием, следующим закону достаточного основания и привязанным к  отдельным вещам, только это возвышенное  познание, которое способно постичь  прекрасное и истинное, может понять и истинную сущность добродетели. Тогда  станет ясно, что злоба и зло  поражают одно и то же существо, что  различие между тем, кто причиняет  страдание, и тем, кто вынужден его  переносить, только феноменально и  не касается живущей в них обоих  воли. "Мучитель и мученик - одно". Первый заблуждается, что не причастен  к муке, второй - полагая, что не причастен  к вине, но они заблуждаются не до конца: их все же не покидает смутное  чувство о вечном правосудии, выражаемом в единстве и тождестве воли во всех ее проявлениях. Чтобы это чувство  стало явным, нужно отказаться от собственного индивидуализма и ближних  интересов, понять другого как самого себя. Тогда не потребуется возмездие, о чем свидетельствует "христианская этика, запрещающая воздаяние злом за зло и предоставляющая действовать  вечному правосудию ("Мне отмщение, Я воздам, - говорит Господь". Римл. 12, 19).

В отличие от других существ, человек благодаря не только эмпирическому, но и ноуменальному характеру, придающему направленность и даже самоотрицание  воле и обеспечивающему высокий  уровень познания и самопознания, высшим выражением которого является искусство, может быть свободным. Но его физический путь на земле - всегда только линия, а не площадь: желая  приобрести одно, мы должны бесчисленное другое оставлять направо и налево, отказываясь от него.

Неукротимый эгоизм, влекущий человека к счастью, имеет отрицательный  характер, как и само это мнимое счастье, поскольку его предпосылками  являются нужда, недостатки, страдание. Именно эти последние первичны, неудовлетворенность  непреодолима, как неутолимая жажда, а наслаждение и счастье мимолетны. Чем сильнее воля, тем сильнее страдание. Сама человеческая жизнь неспособна к истинному счастью. Судьба человека - лишения, горе, мука и смерть. Уход от страдания возможен лишь через отрицание воли к жизни, через "квиетив", как выражается Шопенгауэр, воли. Только здесь человек делает свободный выбор, здесь коренится его свобода и его истинное, хотя и скоротечное, счастье. Счастье для Шопенгауэра - не познанная необходимость, не разумный эгоизм, а спонтанное восприятие идей, отменяющих самую волю. Только в этом случае идея, или вещь сама по себе, проступающая и в представлении, делает человека свободным и на какое-то время счастливым.

Жизнь человека - история  его страданий; она, "если рассматривать  ее в целом и в общих чертах... в сущности, всегда трагедия; но если обозревать ее во всех единичных событиях, она носит характер комедии". Выделяя  три крайности человеческой жизни - могучее хотение, чистое познание (особенно в деятельности гения), величайшую летаргию воли (с пустыми стремлениями и оцепеняющей скукой), а также  четыре возраста жизни, подобные часовым  механизмам, которые заводятся и  идут, не зная зачем, Шопенгауэр утверждает, что только моральное действие, взывающее "к вечному правосудию, господствующему во Вселенной", не подвергается случайностям и ошибкам: каждое существо несет в себе ответственность за бытие и качество этого мира. Сам мир есть вечное правосудие - вывод философа.

Как осуществляется эта ответственность? В этике сострадания, гласит ответ, когда причинивший другому боль в свою очередь претерпевает ту же меру боли. Ведь перед лицом вечного  правосудия мучитель и мучимый - одно. Поэтому Шопенгауэр отвергает понятие  абсолютного добра как противоречивое, как постоянно временное, оставляя в качестве его признака самоуничтожение  и самоотрицание воли. Это состояние  возникает из непосредственного  интуитивного знания, которое нельзя отрефлексировать и даже сообщать; оно находит единственное адекватное выражение в поступках, в деяниях, в жизненном поприще человека. Этика сострадания - это познание чужого страдания, понятого непосредственно  из собственного и к нему приравненного, когда каждый при соприкосновении  с другим существом способен сказать  себе: "Это ты!"

Этика сострадания требует  соблюдения моральной границы между  справедливостью и несправедливостью, правом и неправотой; добро и человеколюбие  Шопенгауэр противопоставляет злу  и злобе. Выражение этики сострадания  Шопенгауэр видит также в чистой несвоекорыстной любви к другим. Только для того, кто творит дела любви, покров Майи становится прозрачным. И наконец, высший предел самоотречения в этике сострадания выражается в аскетизме, полностью отврашающемся от воли к жизни (это обуздание пола как наиболее мощного зова к жизни; бедность; умерщвление плоти, отказ от любого хотения). Шопенгауэр апеллирует в этой связи к буддийским мифологии и культам, усматривая в нирване высший уровень совершенства.

Ныне беспокойство за судьбы человечества в условиях губительного научно-технического прогресса заставляет ученых обращаться к этике Шопенгауэра. Его философия рассматривается  как предвосхищение крушения веры в  прогресс и в идеологию роста. В условиях жутких страданий, нарастающей  угрозы для самого существования  человечества этика спокойствия  представляется выходом к достойному существованию .

Пессимизм Шопенгауэра считается  главным недостатком его философии. И в самом деле, последние слова  его главного труда можно принять  за абсолютный пессимизм: то, "что  остается после полного устранения воли для всех тех, кто еще преисполнен  ею, - в самом деле ничто. Но и наоборот: для тех, чья воля обратилась и  пришла к отрицанию себя, этот наш  столь реальный мир со всеми его  солнцами и млечными путями - ничто". Не следует, однако, буквально относиться к этому утверждению: Шопенгауэр отвергает посюсторонний, сиюминутный пошлый мир страдания и скорби и ищет непростой путь к высокой духовности человека, руководящей его поступками.

Шопенгауэра упрекают также  в пассивности. Он действительно  был чужд мысли о революционном  активизме в преобразовании мира и человека, но он неоднократно в  резко критическом плане обращался  к теории и практике государства  и права. Однако общество в его  представлении внеисторично, это "человеческое общество" вообще, отличное от естественного  состояния. Да и существует оно лишь благодаря антагонизму ненависти  и страха. В его антропологии нет  места человеку как общественному  существу. Он отмечал отчужденность  человека от собственной самости (люди носят маски врача, адвоката и  т. п.) и прозревал грядущее массовое общество - "толпу людей". Тем  громче и значительнее звучит в его  философии этическое начало социальных проблем. Он не игнорирует плачевное  положение трудящихся, несправедливое общественное и имущественное неравенство, нищету, эксплуатацию детей и т. д.

Но даже если удастся усовершенствовать  общественные дела, люди, считает Шопенгауэр, будут воевать, страдать и причинять  страдания другим. Метафизический пессимизм  Шопенгауэра предполагает обостренный  социально-критический взгляд, хотя он и сосредоточен на всеобщем метафизическом характере страдания в мире. Поэтому тезис Шопенгауэра об обуздании слепой воли к жизни, выражающейся в эгоизме, не мог осуществиться без духовных усилий и, следовательно, требовал от индивида социальной по своему содержанию активности. Его призыв к практическому преодолению солипсизма и эгоизма на почве сострадания к людям имеет в этой связи особый смысл.

Шопенгауэр справедливо  указывал на близость своего учения христианству, этика которого ведет не только к  высшим ступеням человеколюбия, но и  к самоотречению. Однако он пессимистически  трактовал христианское вероучение, а учение церкви о благодати и возрождении дополняет мистическими учениями .

Ценность этики Шопенгауэра - в его моральной проповеди. Собственно, устами Шопенгауэра с нами говорит  житейская мудрость, о чем красноречиво свидетельствует его небольшой  труд "Афоризмы житейской мудрости" (1851). Это - не собрание разрозненных идей и афоризмов. Шопенгауэр дает здесь  картину своей практической философии  во всей ее конкретности и полноте, обращенную к опыту простого человека. Весьма характерна основная задача этой работы - выявить смысл житейской  мудрости как искусства, прожить  жизнь по возможности счастливо  и легко. Рассматривая основные категории, выражающие различия в судьбах людей, Шопенгауэр задается вопросом, что  такое человек, что человек имеет, что представляет он собой во мнении других. Особое значение он придает  духовным потребностям человека к самому себе и к другим, к мировым событиям и к собственной судьбе. Он раскрывает также характер отношений, которые  складываются в детстве, юности, зрелости и старости, к миру как представлению  и как воле, к выработке характера  поведения и идеала. В конце  концов, в этой работе Шопенгауэр совершенно сознательно идет на компромисс, стремясь найти именно в эмпирическом мире, т. е. в мире представлений, в общественной среде предпосылки и условия  для достойной жизни.

Шопенгауэр писал: "...бывают заслуги без славы и слава  без заслуг" [32]. Жизнь обошла его  славой. "Мое время и я не соответствуют друг другу - это ясно", - заключал он. Но его философия после  поражения революции 1848 г., когда  на первый план вышла задача объединения  Германии, когда бурными темпами  развивалась промышленность, рушились прежние социальные устои и сословные  феодальные общности, превращавшие их членов, по выражению Шопенгауэра, в "толпу людей" - одиноких людей, анонимных одиночек массового общества, когда быстро развивалось естественнонаучное знание, позиции религии были поколеблены, а в философии господствовали вульгарные концепции и укреплялись позиции позитивизма, философия Шопенгауэра получала все большее признание, и в конце XIX в. он стал самым читаемым в мире философом.

  Судьба учения

В конце 60 - в 70-е годы XIX века учение Шопенгауэра придало мощный импульс переменам в интеллектуальной жизни Германии. Рихард Вагнер изменил  Фейербаху и стал горячим приверженцем философии Шопенгауэра. Многие писатели нового поколения (Т. Фонтане, В. Раабе  и др.) находились под его влиянием. Эдуард Гартман вслед за Шопенгауэром разрабатывает последовательную пессимистическую концепцию, в которой сущее, образуемое единством воли и идеи, выступает  в сознании как орудие бессознательной  мировой воли, препятствующей как  земному, так и потустороннему счастью, не говоря о недостижимости счастья  человеческого рода в результате социального прогресса.

Наиболее известным восприемником  философии Шопенгауэра стал Фридрих  Ницше (1844-1900). В 1865 г. еще студентом  он случайно купил главную книгу  Шопенгауэра, заря славы которого едва разгоралась, и прочитал ее с большим  воодушевлением ("физиологическое  впечатление", отметит он позже). В 1874 г. в книге "Несвоевременные  размышления" Ницше посвятил Шопенгауэру  большой очерк ("Шопенгауэр как  воспитатель"), в котором четко  определил точки соприкосновения  с "учителем". Ницше отмечал, что  тот вызывает доверие естественностью  и личностным началом: необычным  стилем, резко отличающимся от дискурса его коллег; в его идеях угадывается  и личный опыт, и непосредственная обращенность к читателю. Шопенгауэр был не только прочитан, запечатлен в его жизни и судьбе. Ницше стал последователем Шопенгауэра и превзошел своего учителя в языке (и не только) своей философии: он стал философом-поэтом, эссеистом, творцом огромного количества афоризмов, соединяющих в себе пафос и сарказм, веселость и трагизм.

Но волю к мощи (у Шопенгауэра - воля к жизни), свойственную и человеку, Ницше понимает в полном противоречии с Шопенгауэром. У Шопенгауэра  воля подобна всаднику, пришпоривающему  коня (человека), у Ницше смысл  жизни реализуется путем влечения (воления) человека "к могуществу, способному исправить его неразумность" [36], т. е. человек ради самореализации свободен форсировать волю, стремясь к могуществу, а вовсе не гасить ее, как учил Шопенгауэр.

Ницше освоил критический  пафос Шопенгауэра и предпринял поход на мораль, объявив о необходимости "переоценки всех ценностей" прежней  истории, поскольку ее мораль, как  он считал, покоится на лжи. Он вел речь о необходимости саморазрушения твари в человеке ради самосозидания  творца (сверхчеловека); речь шла о  сильном человеке, способном сказать "нет" всему общеобязательному  и общезначимому, самолично определять меру и границы собственной самореализации.