Фридрих Ницше

Антикварная история охраняет и почитает все прошлое, ибо оно  освящено традициями. Она по своей  природе консервативна и отвергает  все, что не преклоняется перед прошлым, отметает все новое и устремленное в будущее. Когда современность  перестает одухотворять историю, антикварный  род вырождается в слепую страсть  к собиранию все большего и  большего числа фактов, погребающих  под собой настоящее.

Поэтому Ницше выше других ставил критическую историю, которая  привлекает прошлое на суд и выносит  ему приговор от имени самой жизни  как темной и влекущей за собой  силы. Но он сразу предупреждал, что  критическая история очень опасна, поскольку мы продукт прежних  поколений, их страстей, ошибок и даже преступлений. И оторваться от всего  этого невозможно.

Все виды истории имеют  свое несомненное право на существование. В зависимости от обстоятельств, целей и потребностей всякий человек  и всякий народ нуждаются в  известном знакомстве с каждым из этих видов. Важно лишь то, чтобы  история не заменяла собою жизнь, чтобы прошлое не затмевало настоящего и будущего. Поэтому слабых людей  история подавляет, вынести ее могут  только сильные личности. В этом Ницше видел как пользу, так  и вред истории для жизни.

Современную культуру Ницше  отвергал потому, что она, с его  точки зрения, не сознает своего назначения вырабатывать гениев. Низкие меркантильные интересы, холодный научный  рационализм, стремление государства  руководить культурой - все это ведет  ее к упадку и кризису. Между тем  путь к истинной культуре, определяемой Ницше как “единство художественного  стиля во всех проявлениях жизни  народа”, лежит через выработку  в нас и вне нас философа, художника и святого, идеальное  сочетание которых Ницше находил  в Шопенгауэре и Вагнере.

В период “Рождения трагедии”  и даже еще “Несвоевременных размышлений” союзниками были все еще Шопенгауэр и Вагнер, с которыми он готов  был к истреблению любых драконов. Тем невыносимее обернулось разочарование  и первое испытание одиночеством; реальный Вагнер в самом скором времени  стал диссонировать с желанным Вагнером – под маской нового Эсхила скрывался всего лишь заядлый театрал и неподражаемый дизайнер страсти, гениальный обольститель и минотавр юношеских порывов.

Панегирик Вагнеру в четвертом  “Несвоевременном” - это и отречение  от него, и прощание с ним, лебединая  песня “вагнерщины и героического германизма”. Разрыв этот открывал перспективу абсолютного одиночества, ибо, по словам самого Ницше, “у меня не было никого, кроме Рихарда Вагнера”. В сферу пересмотра втягивается и Шопенгауэр.

Наступил короткий период позитивистского перерождения Ницше, прилежание ремесленника стало выше природной одаренности, наука - выше искусства, целью культуры стало  уже не сотворение художественного  гения, а познание истины.

Период этот совпал со столь  резким ухудшением здоровья, что Ницше  в октябре 1876 г. получил годичный отпуск для лечения и отдыха, во время которого он урывками работал  над новой книгой, составленной в  форме афоризмов, ставшей обычной  для его последующих сочинений. Дело здесь в оригинальном образе мышления Ницше, чуждом традиционной систематики, свободном и музыкальном. Он не фиксирует  строго очерченную мысль, а скорее, нюансирует все, что приходит на ум, предлагает не жесткую формулу, а  широкое поле для осторожного  обдумывания всего предполагаемого. По словам принстонского профессора В. Кауфмана, “в одном и том же разделе Ницше нередко занят этикой, эстетикой, философией истории, теорией ценностей, психологией и, быть может, еще полудюжиной других областей, Поэтому усилия издателей Ницше систематизировать его записи должны были потерпеть неудачу”.

Новое философское мировоззрение  и разрыв с прошлым

В мае 1878 г. была опубликована новая книга Ницше “Человеческое, слишком человеческое” с подзаголовком “Книга для свободных умов”, вышла с вызывающим посвящением – “Памяти Вольтера”. Эта книга, в сущности, обзаведение новой компанией: вместо Шопенгауэра и Вагнера – Ларошфуко, Лабрюйер, Фонтенель, Вольтер, Шамфор, испытанные пятновыводители по части всяческой романтики, героики, морального прекраснодушия. В ней автор публично и без особых церемоний порвал с прошлым и его ценностями: эллинством, христианством, Шопенгауэром, Вагнером.

Одна из версий случившегося усматривает причину поворота в  воздействии на Ницше его “злого демона” - философа и психолога Пауля Рэ (1849 - 1901), с которым Ницше тесно сдружился, живя в Сорренто.

Несомненно, дружба с Рэ сыграла известную роль в переломе ницшевского мировоззрения, но Ницше уже до этого знакомства явно охладел к вагнерианству и метафизике немецкого идеализма. В Пауле Рэ он нашел не вдохновителя, а единомышленника.

Новый, 1879 г. принес Ницше  неимоверные физические страдания: почти каждодневные приступы болезни, резкое ухудшение зрения. Продолжать преподавание он был не в силах, и  в июне Ницше получит по его  прошению отставку с назначением  ежегодной пенсии в 3 тыс. франков. Он уехал из Базеля в Сильс-Марию, в долину Верхнего Энгадина.

В этом, 1879 году он создал новые  книги: “Пестрые мысли и изречения”, “Странник и его тень”. А в  следующем, 1880 году появилась “Утренняя  заря”, где сформулировано одно из краеугольных понятий ницшеанской  этики - “нравственность нравов”.

Вначале Ницше проанализировал  связь падения нравственности с  ростом свободы человека. Он полагал, что свободный человек “хочет во всем зависеть от самого себя, а не от какой-либо традиции”. Последнюю он считал “высшим авторитетом, которому повинуются не оттого, что он велит нам полезное, а оттого, что он вообще велит”. А отсюда следовало еще пока не высказанное, но уже прочерченное отношение к морали как к чему-то относительному, так как поступок, нарушающий сложившуюся традицию, всегда выглядит безнравственным, даже и в том случае, если в его основе лежат мотивы, “сами положившие начало традиции”.

Зимой 1881-1882 г. Ницше написал  “Веселую науку”, выходившую позже  несколькими изданиями с дополнениями.

С этого сочинения началось новое измерение мысли Ницше, невиданное никогда прежде отношение  к тысячелетний европейской истории, культуре и морали как к личной своей проблеме: “Я вобрал в себя дух Европы - теперь я хочу нанести контрудар”. Но столь интимная сопереживаемость с историей не могла обернуться ни чем иным, как “отравлением стрелой познания” и “ясновидением”, а сам Ницше - “полем битвы”. Легко пожать плечами при этом признании, полагая, что оно было высказано человеком, страдающим манией величия. Труднее признать как непреложную данность поразительнейший дар Ницше жить в возвышенном мире и не воспринимать это как “нечто фальшивое и жуткое”.

Дюринг высказал мысль, что  Вселенную в принципе можно было бы представить в любой момент в виде комбинации элементарных частиц. Тогда мировой процесс будет  калейдоскопом их различных комбинаций, число которых имеет предел. А  это означает, что после завершения последней комбинации может вновь  складываться первая. Следовательно, мировой  процесс - не что иное, как циклическое  повторение однажды уже бывшего. Дюринг как позитивист отвергал такую гипотезу, считая количество комбинаций уходящим в “дурную бесконечность” (выражение Гегеля). Однако эта идея глубоко поразила Ницше. Ницше вслед за Дюрингом исходит из того, что в основе бытия лежит некое определенное количество квантов силы, понимаемых не физически, а биологически. Кванты эти, подобно объективациям воли в философии Шопенгауэра, находятся в постоянной борьбе друг с другом, образуя при этом отдельные сочетания. А так как число квантов постоянно, то периодически должны складываться комбинации, уже бывшие когда-то прежде: “Все становление имеет место только в рамках вечного круговращения и постоянного количества силы”. Таким образом, бытие в том виде, в каком оно существует, не имеет цели и смысла, оно неумолимо вновь и вновь повторяется, никогда не переходя в небытие - неизбежный вечный круговорот и вечное возвращение. Но, следовательно, повторяется и человек, а значит, никакой потусторонней небесной жизни в природе не существует и каждое мгновение вечно, поскольку неизбежно возвращается.

Концепция сверхчеловека

Мысль о вечном возвращении  настолько глубоко захватила  Ницше, что он создал величественную дифирамбическую поэму “Так говорил  Заратустра”. Он писал ее в феврале  и в конце июня - начале июля 1883 г. в Рапалло и в феврале 1884 г. в Сильсе. Через год Ницше создал четвертую часть поэмы, столь лично-интимную, что вышла она всего в 40 экземплярах за счет автора для близких друзей.

“По утрам я взбирался  по южной красивой гористой дороге, по направлению к Зоагли. Здесь мне пришло в голову все начало Заратустры, даже больше того - Заратустра сам, как тип, явился мне...”

В десять недель он оканчивает свою поэму. Это было новое и, если следовать генезису его мысли, - захватывающее  произведение; без сомнения, им было задумано священное лирическое произведение, основная часть которого должна была дать идею “Вечного возврата”. В первой части Заратустры мысль о “Вечном  возврате” еще не попадается; в  ней Ницше преследует совершенно другую мысль, мысль о Сверхчеловеке, символе настоящего, определяющего  все явления прогресса, обещании возможного освобождения от случая и  рока.

Заратустра является предзнаменованием  Сверхчеловека; это пророк благой вести. В своем одиночестве он открыл обещание счастья и несет это  обещание людям; с благодетельной и  мягкой силой он предсказывает людям  великое будущее в награду  за великий труд; в другое время  Ницше заставит его держать более  суровые речи. Читая эту первую часть книги, не надо смешивать его  с теми, которые появятся потом: тогда  только можно оценить всю здравость  книги и всю мягкость его языка. Отчего Ницше оставил мысли о  “Вечном возврате”? Он понял всю  невозможность сознательного и  разумного настроения своей гипотезы. Но это нисколько не уменьшало  ее лирической ценности, для которой  через год он сделал хорошее применение; но это, конечно, не может объяснить  появление совершенно противоположной  идеи. В глубине самого себя он не переставал ощущать всю силу своих  прежних мыслей, но, не будучи в состоянии  переносить всю жестокость своего символа, он не мог вполне искренно предложить его людям и заменил его  другим - Сверхчеловеком.

“Человек - это канат, протянутый между животным и сверхчеловеком, это канат над пропастью.”

“Я не хочу начинать жизнь  сначала. Откуда нашлись бы у меня силы вынести это? Создавая Сверхчеловека  и устремляя на него свои взоры, слыша, как он говорит “Да” жизни, я, увы, сам пробовал сказать да!”

Он хочет верить и ему  удается уверовать в Сверхчеловека. Ему хочется утвердиться в  этой надежде; она очень подходит к смыслу его произведения. Ницше  хочет в своей книге показать человечество, пробужденное к новой  жизни прославлением своего собственного существа, добродетелями добровольного  избранного меньшинства, которое очищает  и обновляет свою кровь. Исчерпывается  ли на этом вся его задача? Конечно, нет. Корни мыслей у Ницше всегда имеют важное и отдаленное происхождение. Последняя его воля заключается  в том, что он хочет определить и направить деятельность людей: он хочет основать новые нравы, указать подчиненным их обязанности, сильным их долг и объем власти и вести все человечество к высшему будущему.

Его больше не удовлетворяет  мысль о “Вечном возврате”; он не хочет жить пленником слепой природы, его, наоборот, покоряет идея о Сверхчеловеке; в нем он видит принцип действия, надежду спасения.

В чем заключается смысл  этой идеи? Это символ или реальная действительность? Иллюзия или надежда? Трудно ответить на эти вопросы. У  Ницше чрезвычайно подвижный  и восприимчивый ум; мощный порыв  его вдохновения не дает ему ни времени, ни силы доводить свою мысль  до конца; и он иногда не может ясно осмыслить волнующих его идей, и сам толкует их по разному. Иногда Сверхчеловек представляется ему вполне возможной действительностью, но иногда кажется, что он пренебрегает всяким точным изложением своей мысли и его идея делается тогда только лирической фантазией, которою он забавляется для того, чтобы возбудить низшие слои человечества. Но это иллюзия и иллюзия полезная, благотворная. Он тогда любил часто повторять изречения Шиллера: “Имей смелость мечтать и лгать”. Нам кажется, что, главным образом, Сверхчеловек мечтательная ложь поэта - лирика. Каждый существующий вид имеет свои границы, которых он не может переступить; Ницше знает это и пишет именно об этом.

Работа очень тяжелая; Ницше мало был приспособлен к  восприятию какой-нибудь определенной надежды, и часто душа его возмущалась  тою задачей, которую он себе ставил. Под впечатлением тоски и озлобления он писал страницы, которые потом  ему приходилось внимательно  перечитывать, исправлять или совсем вычеркивать. Он ненавидел эти часы, когда злоба доводила его до головокружения и затемняла в его сознании лучшие его мысли. Тогда он призывал своего героя, Заратустру, этого всегда ясного, благородного пророка и искал  около него поддержки и помощи. На многих страницах его книги  видны следы этих припадков отчаяния. Заратустра говорил ему:

“Да, я знаю, какая опасность грозит тебе, но заклинаю тебя моею любовью и моею надеждой - не теряй твоей любви и твоей надежды! Моею любовью и моею надеждой я заклинаю тебя: не уничтожай того героя, который живет в твоей душе! Верь в святость твоей высокой надежды!”

Борьба с самим собой  была по-прежнему жестокой, но Ницше  ни на минуту не оставлял своей работы. Он кончает поэму, которая является только началом другой, более обширной поэмы. Вернувшись в родные горы, Заратустра ушел от людей, два раза ему надо еще спуститься к ним и продиктовать им скрижаль своего закона, но его слов было достаточно для того, чтобы  можно было предвидеть основные формы  человечества, покорного своим избранникам. Человечество разделяется на три  касты: нижнюю из них составлял простой народ, которому оставляется его жалкая вера, над ним стоит каста начальников, организаторов и воинов, еще выше стоит священная каста поэтов, творцов иллюзий и определяющих ценности.