Творчество Л.Н. Андреева

Лекция 5. Творчество Л.Н. Андреева (1871 – 1919)

Родился в Орле, в семье  служащего. Старший сын. Благополучное  детство (достаток, пока отец был жив (умер в 1889 г.), обожание матери, с которой  на всю жизнь сохранилась самая  нежная привязанность). Но этот «детский рай» в зрелости А. оценивал как скорее отрицательный опыт: «Из меня всеми  возможными способами готовили барича, удовлетворяя мои самые вздорные желания и отнимая всякий повод  к самостоятельному достижению чего бы там ни было. Мой характер проявлялся в капризах. И теперь капризы заменяют характер. Не встречая никогда отпора в своих желаниях, я при первом же мало-мальски серьезном препятствии, не имея ни малейшей подготовки к нему, должен был позорно сложить оружие, которым оделила меня природа. … Выйдя из детства и вступив в жизнь совершенно не подготовленным к той борьбе, которая составляет самое ядро, самую квинтэссенцию жизни, я на первых же порах должен был упасть духом, не имея силы для преодоления самого паршивого препятствия, а вместе с тем обладая привычкой к скорейшему и обязательному исполнению всех своих желаний». Эти испытания начались после смерти отца: семья оказалась в нужде, нередко ставившей на грань голода. Было распродано все вплоть до книг и икон; А., еще учась в гимназии, подрабатывал уроками и рисованием на заказ, спал по 4-5 часов, но при этом не оставлял творческие занятия, мечтая о славе и уже определив в 19-летнем возрасте главный вектор своего художественного мировидения: «Я хочу на основании тысячелетнего опыта человечества, на основании самосознания, на основании науки показать человеку, что ни он сам, ни жизнь его – ничего не стоит. Я хочу показать, что на свете нет истины, нет счастья, основанного на истине, нет свободы, нет равенства, - нет и не будет. Я хочу показать, что вся жизнь человека – с начала до конца – есть один сплошной бессмысленный самообман, нечто чудовищное, понять которое – значит убить себя. … Я хочу показать всю несостоятельность тех фикций, которыми человечество до сих пор поддерживало себя: Бога, нравственность, загробная жизнь, бессмертие души, общечеловеческое счастье и т.д.». Влияние Гартмана и Шопенгауэра.

Первая любовь к Зинаиде  Сибилевой – отсутствие эмоциональной гармонии, драматизм, физиологическая доминанта в отношениях. Первые поползновения к самоубийству (в 18-летнем возрасте однажды, гуляя с товарищами возле железной дороги, лег между рельсами под проходящий поезд с мыслью: «если останусь жив, - значит, есть смысл в моей жизни, если же поезд раздавит меня, стало быть, в этом воля Провидения». Через год после этого, вспоминая свое «лежание под поездом», пишет в дневнике: «Много раз приходилось жалеть о том, что я непрактично лег: вместо того, чтобы поперек – вдоль рельс, т.е. даром потратил и решимость, и свое отчаяние…»). В эти же годы – первые симптомы алкогольной зависимости, с которой до конца жизни А. будет бороться с переменным успехом.

1891 г. – отъезд в  Петербург, поступление на юридический  ф-т в СПб. университет. Продолжаются ссоры и тяготы жизни с Зинаидой, в апреле 1892 – попытка самоубийства, пьянство – «мерзостная жизнь». Тогда же – первые попытки писать рассказы – больше от голода, чем от творческих амбиций. Но главная литературная школа в этот период – это дневник: «Когда я начинал его, я с трудом и неточно мог выражать самую простую мысль – теперь я господин слова. Я распоряжаюсь им, как хочу; нет такого оттенка в мысли и чувстве, которого я не смог бы передать» (конец 1892 г.). Перевод в Москву, продолжение невзгод и пьянства, 1894 г. – новая попытка самоубийства («стрелялся», но пуля скользнула по пуговице). Выход из кризиса – новая любовь (Надежда Антонова, еще гимназистка в то время), которой посвящен автобиографический рассказ «Он, она и водка» («Орловский вестник», 9 сентября 1895 г.) и в котором дан и точный автопортрет, и портрет любимой, которую писатель воспринимает как «черта немножко, и немножко ангела, и нельзя было разобрать, где кончался один и начинался другой». С осени 1894 г. вся семья переезжает в Москву. Продолжение материальных лишений в соединении со студенческими кутежами. Отражение этого опыта в позднейших рассказах А.: «Дни нашей жизни», «Рассказ о Сергее Петровиче», «Старый студент», «Иностранец» и др. Эмоционально жизнь наполнена тоской неразделенной любви и жаждой любви: «Как для одних необходима слава, как для других необходим труд или борьба, так для меня необходима любовь. Как воздух, как еда, как сон – любовь составляет необходимое условие моего человеческого существования. … Любя – я становлюсь живым человеком, любя, я могу удовлетворять все другие потребности, упражнять все иные способности. Но только любя – и будучи любимым». На этом фоне – встреча с гимназисткой Шурочкой Велигорской, будущей женой А., в 1896 г.

1897 г. – окончание ун-тета, начало службы в должности помощника присяжного поверенного, успехи в роли защитника на судебных процессах. Параллельно – служба корреспондентом в газ. «Московский вестник». Он пишет судебные очерки, и этот первоначальный опыт формирует в его творчестве акцент на мотивах обвинения и защиты человека уже в экзистенциальном ключе, и этот акцент сохранится в большинстве лучших произведений А. Его судебные отчеты отличаются художественной яркостью, и его приглашают уже и в газ. «Курьер», стремительно набиравшую популярность благодаря тому, что в ней публикуются Горький, Бунин, Вересаев, Серафимович и др. В «Курьере» состоялась и первая серьезная художественная публикация – к Пасхе 1898 г. напечатали р-з «Баргамот и Гараська», с момента публикации которого А. отсчитывал свою писательскую карьеру. Дебют прошел удачно, критика сравнивала молодого А. с Чеховым. Дальше А. публикуется все активнее, основываясь в ранних рассказах на пережитом опыте и придерживаясь принципов реализма («Я не могу «сочинять» ничего такого, чего бы я не видел в жизни»). Но стремление к изображению человека в экстремальных состояниях уже проявляется в сюжетах и психологических коллизиях даже этих ранних произведений А. Реалистичность и художественная сила прозы А. вызывает восторг Горького. Знакомство писателей происходит в 1900-м г. и перерастает в дружбу, далекую, однако, от идиллии (несовпадения характеров, а затем и творческих установок будут постоянно почвой для болезненных столкновений А. с Горьким, так что в целом их отношения будут развиваться как «дружба-вражда»).

В последние месяцы жизни  Ницше А. пишет «Рассказ о Сергее Петровиче», который считает самым  существенным из всего написанного им до сих пор («Мое личное мнение – едва ли я напишу лучше. Громче, ярче, доступнее идиотам – я напишу. Но «героя нашего времени» - я создал…»). Смысл рассказа А. определял так: «Это рассказ о человеке, типичном для нашего времени, признавшем, что он имеет право на все, что имеют другие, и восставшего – против природы, которая создала его ничтожным, и против людей, которые лишают его последней возможности на счастье. Кончает он самоубийством – «свободной смертью», по Нитцше, под влиянием которого и рождается у моего героя дух возмущения».

Уже с 1901 г. – проявления проблем с сердцем и нервами, бессонницы от хронического переутомления, лечение в клинике по внутренним болезням на Девичьем поле в январе 1901 г. Осенью 1901 г. выходит первый сборник рассказов А. – в «Знании» у Горького. Тираж 4000 экз. А. был благодарен Горькому за эту книгу, посвятил ее ему, а в письме Горькому писал, что его рука вывела А. на литературную дорогу и восторженно говорил о «благородном духе» и «прекрасном сердце» нового друга, выражая желание «всегда сохранить за собою» его любовь. Горький в это время тоже восторженно аттестует А. как писателя: «Большущий талант..! Даже теперь, когда его начинка – одно голое настроение, он уже звучит колоколом…» (в письме Е. Чирикову). Благосклонно отзывается о рассказах А. и Лев Толстой, но среди похвал в разговоре с Горьким Толстой высказывает ставшую знаменитой критику экспрессивной стилистики Андреева (Горький сообщает это в письме Андрееву): «Есть анекдот о мальчике, который так рассказывал сказку товарищу своему: «Была темная ночь – боишься? В лесу выл волк – боишься? Вдруг за окошком – боишься?» Вот и Андреев так же: пишет и все как бы спрашивает меня: «Боишься? Боишься?» А я – не боюсь». В то же время Толстой «много говорил похвального о чистоте языка и силе изображения» в этих рассказах А.

С начала 1902 г. А. становится заведующим литературным отделом «Курьера», пригласив к сотрудничеству тогда  еще только начинающих Б. Зайцева, А. Серафимовича, А. Ремизова, который  затем называл А. своим «крестным  отцом» в литературе. 10 февраля 1902 г. происходит и долгожданное счастливое событие – А. женится на Шурочке Велигорской, которая вскоре стала главным помощником во всех литературных делах, собеседником и другом А., несмотря на 10-летнюю разницу в возрасте. Начинается зрелый период творчества А.

Новый этап открывается рассказами «Стена», «Бездна», «В тумане», «Мысль» (1902 г.) вызвавшими бурную полемику в критике. Аллегоризм, экспрессивность образности, бескомпромиссность идеологическая и нравственная, сосредоточенность на изображении кризисных, катастрофических состояний – все это отличает А. от и реалистов, и символистов, способствуя и его громкой читательской популярности, и сложному положению в литературе, где его и «тянут» в свои ряды, и беспощадно ругают за несоответствие программным принципам как реалисты, так и символисты: «Кто я? Для благороднорожденных декадентов – презренный реалист; для наследственных реалистов – подозрительный символист». А. становится в позицию писателя, не вписывающегося в доктринальные рамки ни одного из существующих течений, поскольку исповедует полную свободу выбора эстетических средств в целях максимальной выразительности создаваемой картины: «Когда символисты потребуют от меня, чтобы я даже сморкался символически, я пошлю их к черту; и когда реализм будет требовать от меня, чтобы даже сны мои строились по рецепту купринских рассказов. Я откажусь от реализма». На этой почве – отчуждение с Горьким и расхождение со «Знанием».

Позднейшие исследователи  связывают своеобразный стиль А. с экспрессионизмом, находя с ним  сходство и в поэтике, и в мировоззренческих  основаниях: 1) тяготение к обобщенности образов, связанное со стремлением  писателя говорить в своих произведениях  об общезначимых явлениях, а не о  частностях; 2) катастрофизм восприятия и переживаемой эпохи, и бытия  в целом (отсюда – катастрофичность как исторического процесса, так и на метафизическом уровне мировосприятия); 3) восприятие человеческого «я» как одинокого, лишенного свободы, беспомощного перед лицом фатальных внешних сил, роковых обстоятельств. Андрей Белый писал, что А. – это «единственно верный изобразитель неоформленного хаоса жизни». В 1904 г. по поводу рассказа «Красный смех» А. определит свое кредо так: «Моя тема: безумие и ужас».

К зрелой поэтике А. приходит в едва ли не самую счастливую пору жизни: в семье гармония, 25 декабря 1902 г. рождается первый сын Вадим, А. очень глубоко погружается  в счастливые переживания отцовства, ведет регулярные записи о сыне и  много времени с ним проводит, а между тем пишет одну из самых  экзистенциально катастрофичных своих вещей - «Жизнь Василия Фивейского» (опубликована в «знаньевском» сборнике за 1903 г.). Иррациональный ужас жизни здесь спроецирован на проблему веры. Непостижамая и злая сила, определяющая человеческую жизнь, воплощена в «тяжелом и загадочном роке» отца Василия (отсюда – проекция героя на царя Эдипа, эксплицированная в его фамилии – Фивейский (Эдип  царь Фиванский, чья судьба стала символом непреодолимости рока)). Силе рока противостоит сила веры в Бога и в некий высший справедливый закон (отсюда – проекция героя на Иова, во всех своих несчастьях не отказавшегося от Бога и вознагражденного за веру сторицей). Судьба героя демонстрирует крушение религиозных упований, отрицание высшей справедливости. Выход из экзистенциального тупика, символически обозначенного безумием героя, - это бунт (финал повести, в которой герой, по словам А., «сломлен, но не побежден»). «ЖВФ» - это и скептический ответ на религиозное брожение рубежа веков.

Бескомпромиссность его  критики религии (продолжение «разоблачения» христианских идей любви, искупления и  т.д. – в «Иуде Искариоте» и  «Елеазаре») и максимализм в постановке самых болезненных вопросов смысла человеческой жизни снискали А. прозвище «Иван Карамазов русской литературы», и этот трагический максимализм мировоззрения в сочетании с гротескно-экспрессивной манерой далее реализуется во всех лучших произведениях А. Следующим его громко прозвучавшим рассказом стал «Красный смех» (1904), отразивший в форме кошмарного гротеска андреевское отношение к войне. Ближайшей аналогией для своего рассказа А. видел офорты Гойи «Ужасы войны». В ответ на предложение Горького перед публикацией «оздоровить» текст, А. писал: «Оздоровить – значит уничтожить рассказ, его основную идею. Здоровая война – достояние прошлого; война сумасшедших с сумасшедшими – достояние отчасти настоящего, отчасти близкого будущего. Моя тема: безумие и ужас».

Сочувственное отношение  к социал-демократам и дружба с преследуемым за революционную деятельность Горьким стали причиной ареста А. в 1905 г. (выкуплен из тюрьмы Саввой Морозовым) и его отъезда за границу, где в 1906 г. умирает жена (болезнь после рождения сына Даниила). Тяжелая депрессия А. длится много месяцев, отражение его состояния – «Елеазар» (1906), в котором А. видел самого себя – носителя разрушительной силы, «живого мертвеца», умерщвляющего вокруг себя все живое.

Но в эти же годы –  расцвет драматургических опытов А. («К звездам», «Жизнь Человека», «Царь  Голод», «Анатэма» - все написано в промежутке между 1906 и 1909 гг.). Особенности драматургии А. – условность, аллегорические персонификации абстракций (Царь-Голод, Время-Звонарь, Некто в сером), тяга к обобщениям, невозможным в реалистической драме: «…настало время широких обобщений… назрела потребность в итогах пережитого, передуманного и перечувствованного за последние 10-летия. Нужен синтез. А эти-то широкие обобщения в бытовой драме немыслимы. Она всегда освещает… частность». О «Жизни Человека»: «Если в Чехове и даже Метерлинке сцена должна дать жизнь, то здесь – в этом представлении сцена должна дать только отражение жизни. Ни на одну минуту зритель не должен забывать, что он находится в театре и перед ним актеры»; «и горе, и радость должны быть только представлены», причем как можно «холоднее и отвлеченнее». Это – интеллектуальный театр «представления», а не сопереживания, с условно-обобщенной поэтикой и намеренно схематичными персонажами, нередко даже безымянными. Один из основных приемов – преувеличение: «В связи с тем, что здесь не жизнь, а только отражение жизни… в известных местах должны быть подчеркивания, преувеличения, доведение определенного типа, свойства до крайнего его развития. Нет положительной, спокойной степени, а только превосходная… Резкие контрасты». Все эти условности направлены на сугубо внеэмоциональное, рациональное восприятие пьесы зрителем, который должен не столько чувствовать, сколько размышлять и анализировать смысл представленного в такой драме. Типологически этот условный театр А. близок интеллектуальной драме ХХ в. (театр абсурда, эпический театр Б. Брехта).

Но выходящая далеко за рамки реализма философски-экзистенциальная основа развивается и в прозе  А. Время в ней, воссоздавая дух  современной автору эпохи, лишено конкретно-исторических черт, поэтому главную задачу свою видит А. не в том, чтобы создать  «портрет» своего времени, а в  том, чтобы раскрыть вечные, вневременные проблемы бытия человека, погруженного в «безумие и ужас» в любые  времена. А. считает, что история в сущности уже кончилась, так что выход из экзистенциального ужаса и несвободы может быть найден только в рамках каждой индивидуальной жизни. Поэтому часто сюжет произведений А. укладывается в рамки одной человеческой жизни, и в них (без опоры на предков и без иллюзий относительно потомков) ищется выход (в «Жизни Человека» это даже подчеркнуто смертью сына Человека). Часто завершением такого поиска становится смерть героев (в том числе и «философское самоубийство», как в романах Достоевского). С другой стороны, апелляция к отдельному человеку связана с проблемой одиночества как центральной в творчестве А. Одиночество человека – и социальное, среди людей, и «космическое», в самом мироздании – это главный показатель глобального неблагополучия. Именно свое одиночество человек пытается преодолеть в бунте (прежде всего, бунте против миропорядка – и здесь явно предвосхищается проблематика экзистенциализма), и свобода, право «бунтовать, пока бунтуется», предстают в мире А. единственной непоколебленной ценностью. В письме к Горькому (1903): «…ты для меня дух свободы, а этому святому духу так или иначе хочу я служить. Не правде – ее я не знаю и никогда не узнаю; не людям – я не знаю, люблю я их или нет, а если и люблю, то слишком абстрактно. Свобода же – это единственное, что я непосредственно люблю, и знаю, и понимаю».