Перевод каламбуров относится к области узкоспециальных переводческих вопросов, однако изучение этой проблемы, по справедливому замечанию А. В. Федорова, представляет принципиальный интерес «в практической плоскости по особой трудности задачи, а н плоскости теоретической — по чрезвычайной яркости соотношения между формальной категорией (омонимическое тождество или близость слова) и ее смысловым, в конечном счете образным использованием в контексте»¹⁰.

      Переводчик, воссоздающий каламбур, подчиняется  сверхзадаче, которую хорошо определил  Н. Любимов: «Если каламбур имеет совершенно определенный социально-политический адрес, если он имеет идейное значение, переводчику надлежит напрячь все усилия и передать его с художественной точностью. Там, где присутствует чисто звуковая игра, переводчик вправе отступить от буквы оригинала, если иначе ему не создать того самого комического эффекта, которого добивался автор»¹¹.

      Известно, что игра слов (каламбуры) создаются благодаря умелому использованию в целях достижения комического эффекта различных созвучий, полных и частичных омонимов, паронимов и таких языковых феноменов, как полисемия и видоизменение устойчивых лексических оборотов. Каламбуры обычно состоят из двух компонентов, каждый из. которых может быть словом или словосочетанием. Первый компонент такого двучленного образования является своеобразным лексическим основанием каламбура, опорным элементом, стимулятором начинающей игры слов, ведущей иногда к индивидуальному словотворчеству. Опорный компонент (стимулятор, основание) можно также рассматривать в качестве лексического эталона «игровой инструкции», который соответствует существующим орфографическим, орфоэпическим и словоупотребительным нормам языка.

      Второй  член конструкции — слово (или  словосочетание)- «перевертыш», результирующий компонент или результанта, представляющая собой как бы вершину каламбура. Лишь после реализации в речи второго компонента и мысленного соотнесения его со словом-эталоном возникает комический эффект, игра слов. Результанта может быть взята из лексических пластов, как составляющих литературную норму языка, так и находящихся за ее пределами, или вообще относится к фактам индивидуальной речи.

      Чтобы яснее представить себе, что мы понимаем под опорным и результирующим компонентами каламбура, обратимся к простейшему примеру. В известном афоризме Козьмы Пруткова «Приятно поласкать дитя или собаку, а всего необходимее полоскать рот» каламбурно обыгрываются два глагольных омонима. Первый из них поласкать мы рассматриваем как стимулятор, позволивший начать игру словом, а глагол полоскать считаем результатной, завершающей каламбур.

      Следует предупредить, что опорный компонент (стимулятор) каламбура необязательно  находится в непосредственной близости от результирующего компонента. Он может появляться в более широком контексте, занимать постпозицию по отношению к результанте или подразумеваться.

      Когда основанием каламбура является имя собственное, называющее одного из действующих лиц переводимого произведения, историческую личность, мифологический или литературный персонаж, географическое название и т. п., у переводчика, передающего такой каламбур, возникает зависимость не только от функционально – смыслового содержания игры слов, но и от формы, от созвучия опорного компонента, который уже задан и который в большинстве случаев изменить нельзя. В русском каламбуре место стимулятора оказывается заранее замещенным именем собственным иностранного происхождения или транскрибированным именем, очень часто появляющимся в русском написании впервые именно в данном переводном произведении. Второй компонент игровой конструкции перевода, естественно, оказывается в парадоксальной зависимости от чужеродной, иноязычной формы, что, конечно, делает решение переводческой задачи особенно трудным. Именно как зависимость от иноязычной формы опорного компонента и следует понимать формальную обусловленность перевода подобной игры слов, а не как зависимость от формы стимулятора вообще.

      Рассматриваемый вид каламбуров начинается с имени собственного, и результирующий компонент часто (но, конечно, не всегда) бывает созвучным ему именем собственным, которое найдено или придумано автором с таким расчетом, чтобы внутренняя форма этого слова содержала комический намек на сущность, облик, положение или поступок названного опорным компонентом персонажа.

      В данной связи наиболее часто упоминается  перевод фрагмента из «Дон Кихота»  Сервантеса, где одна из героинь  романа говорит, вспоминая имя Дон Кихота; «...si mal no me acuerdo, don Azote о don Gigote», что в русском издании 1949 года передано так: «…а звать его будут, если только я хорошо помню, дон Асот или дон Хигот». Но Санчо Панса поправляет ее, называя настоящее имя странствующего рыцаря. В подлиннике «говорящее имя» Quijote (круп лошади, попона, неисправимый идеалист, гордец, спесивец) дает повод для звуковой вариации, реализуемой в также «значимых именах» Azote (плеть, кнут, бич) и Gigote (жаркое, мелко рубленое мясо). В приведенном примере формально отражено только созвучие, но нет даже попытки приоткрыть тайну «значимых имен»¹². 

      Переводчик  оказывается в прямой формальной зависимости от звучания имени знаменитого  идальго, но может и должен в подобных случаях обрести свободу семантического выбора, т. е. отказаться от точной передачи смыслового содержания результирующих компонентов испанского каламбура и подобрать лексические единицы, рифмующиеся словом Кихот и создающие комический эффект благодаря скрытому в них намеку на любые достойные осмеяния черты характера и личности Рыцаря Печального Образа.

      Итак, простейший переводческий прием сводится к нахождению нарицательного слова, отвечающего указанным выше требованиям, на роль значимого имени. Такое слово не должно слишком походить на русское имя или фамилию. Обычно это достигается без особого труда, так как опорный компонент, с которым рифмуется результанта, является иностранным словом. Но вернемся к нашему примеру. Переводчик «Дон Кихота» исключительно удачно подыскал в русском лексическом фонде соответствующие по форме, смыслу и функции слова-«перевертыши»: «... (а зовут его), если память мне не изменяет, не то Дон Колоброд, не то Дон Сумасброд.

      Окказиональные  слова в роли результанты каламбура могут создаваться не только по модели «значимая (смысловая) основа + формант, рифмующийся с опорным компонентом». Но и по другим схемам. Можно, например, брать лишь основу какого-либо слова и использовать ее в качестве результанты.

      Наконец, еще одним источником подобного  словообразования являются сочетания  слов (устойчивые и переменные), которые превращаются переводчиком в сложные имена собственные.

      Однако  независимо от трудолюбия и находчивости переводчика поиски нужного слова  не всегда могут увенчаться успехом. В таких случаях приходится прибегать  к более сложному, хотя и весьма распространенному, приему: к словотворчеству, созданию переводческого неологизма.

      Перейдем  теперь к рассмотрению формально  необусловленного перевода каламбура  в созвучии. Парадоксальная зависимость  от иноязычной формы опорного компонента, как правило, исчезает при переводе каламбуров, не связанных с именами собственными. Результирующий компонент по- прежнему созвучен опорному, но игра слов конструируется переводчиком с помощью только нарицательных слов родного языка. Как в оригинале, так и в переводе такие каламбуры обычно основываются на омонимии, ошибках словоупотребления, «ложной» этимологизации, комических сопоставлениях созвучных слов и выражений. При формальном обусловленном переводе опорный компонент авторского каламбура оставался в русском тексте по существу неизменным. Зато результанта чаще всего придумывалась переводчиком без прямой смысловой связи с соотносительной лексической единицей оригинала. В переводном каламбуре сохранялась лишь общая семантическая направленность первоначальной словесной игры. Теперь же появляется возможность отступать от смыслового содержания, присущего в оригинале не только результанте, но и стимулятору. Однако предоставляемая свобода приводит к смысловому сближению авторского и переводческого каламбуров и не вызываёт таких значительных отступлений от буквального смысла исходного каламбура, какие наблюдаются в игре с именами собственными. Это происходит потому, что переводчик получает право выбирать опорный компонент из одного или нескольких синонимичных рядов, что соответственно расширяет и выбор результанты. Следует особо подчеркнуть общую тенденцию, характерную для перевода каламбуров-созвучий. Суть ее в том, что опорный компонент переводного каламбура обнаруживает, как правило, семантическое равенство или близость соответствующему слову оригинала, а результанта отклоняется от смысловой эквивалентности с сопоставляемой иноязычной единицей (степень отклонения выше в игре с именем собственным и ниже с нарицательными именами).

      Переводческий прием, с которого целесообразно начать описание, сводится к поиску двух созвучных слов или выражений общенародного языка, могущих стать компонентами каламбура. Одно из них, претендующее на роль стимулятора, подбирается как семантический эквивалент опорному компоненту иноязычного каламбура. Другое, выступающее в качестве результанты, подыскивается по созвучию первому и употребляется в несвойственном себе смысле, в непривычном контексте. Иначе говоря, результанта представляет собой обычное слово, значение которого комично искажено. Результирующий компонент русского каламбура, как уже говорилось, может не являться смысловым эквивалентом соответствующего слова оригинала. Конечно, только аналитические цели, стоящие перед нами, позволяют расчленять подбор стимулятора и результанты. В сознании переводчика оба действия происходят одновременно, Взаимообусловлено, опираясь на сложные, связанные между собой ассоциации.

      Наличие в русском языке слов иностранного происхождения позволяют порой почти с буквальной точностью воспроизводить иноязычные каламбуры.

      Составные и сложные слова также обладают большими потенциальными возможностями для воссоздания каламбуров.

      "Ошибки" в употреблении устойчивых словосочетаний  являются источником каламбуров-созвучий  в языках оригинала и перевода. Один из фразеологизмов замещается созвучным ему словом, комично искажающим значение всей устойчивой лексической единицы.

      Неизменным  спутником переводчика, воссоздающего  каламбуры рассматриваемого вида, остается словотворчества, формы которого достаточно разнообразны.

      Рассмотрим  теперь перевод каламбуров, основанных на полисемии.

      У каламбуров созвучий опорный компонент  и результанта всегда имеют фонетическое сходство друг с другом. Игра же, основанная на полисемии, не связана с такой  зависимостью. Как известно, суть ее в ином. Она возникает благодаря  тому, что одна и та же звуковая словесная  форма может иметь различное  смысловое содержание. В речи обычно реализуется одно значение слова, благодаря  чему достигается коммуникабельность, возможность воспринимать чужие  мысли и высказывать свои. Но каждое слово многозначно и у него нередко бывают двойники-омонимы. И  вот если в определенной речевой  ситуации реализуются, например, сразу два значения, присущих одной языковой форме, то в итоге может возникнуть каламбур. Контекстуальные различия нарушают устанавливающееся в речи единство формы и содержания лексической единицы, обнаруживая ее семантическую неоднородность или противоречивость. В новой игровой конструкции результанта совсем непохожа на то, что мы видели в каламбурах-созвучиях. Она обладает собственными своеобразными характеристиками. По форме это либо то же самое опорное слово (в той же или иной лексико-морфологической форме) или словосочетание, употребленные в новом контексте и в новом значении, либо омонимичное слово или выражение. Стимулятор, и результанта могут совмещаться в одном звуковом комплексе, употребленном единожды, и реализоваться поочередно благодаря меняющемуся контексту. В таких случаях роль контекста огромна. Именно он обязывает воспринимать слово или оборот в двух значениях, апеллируя к их полисемантичности, раскрывая двоякое содержание единой словесной формы.

      Естественно, что язык лишь предоставляет возможность для каламбурных шуток, а осуществляется она в зависимости от конкретной ситуации. Теоретически любая многозначная лексическая единица, любая омонимическая пара пригодны для каламбура, но «обыгрываются» они ради комического эффекта сообразно конкретным речевым условиям и функционально-стилистическим целям.

      Различия  в объеме и характере значений соотносительных слов языка подлинника и языка перевода, иные омонимические  связи и разная образная основа фразеологизмов — все это редко позволяет  переводчику сохранять буквальную словарную точность при переводе таких каламбуров. Но сходство в европейских языках самих этих лингвистических феноменов — полисемия, омонимия, фразеология — дают переводчику возможность, отказавшись от передачи словарных соответствий между компонентами оригинального и переводческого каламбура, сохранить главное — саму игру как таковую, как стилистический прием автора, и ее общий смысл. Предположим, в оригинале писатель высмеивает с помощью каламбура какой-то отрицательный поступок персонажа. В переводе каламбур сохраняется, и обращен он против того же поступка, но насмешка может  возникнуть на основе иного образа, иных слов, смысл которых в отдельности не равен смыслу соответствующих лексических единиц оригинала.

      Как пишет В. В. Виноградов: «Смелая субституция  и отказ от сохранения буквального  смысла словесной игры подлинника (причем эта субституция и отказ могут  быть более или менее частичными либо полными) — вот что приносит успех переводчику, столкнувшемуся, казалось, с самыми «непереводимыми» пассажами…¹³. Перевод игры слов — это творчество, и поэтому вряд ли можно указать приемы воссоздания каламбуров, пригодные на все случаи жизни. Наша задача заключается не в том, чтобы установить незыблемые правила их перевода и разложить возможные способы воссоздания каламбуров по полочкам научной классификаций».

3. Способы перевода иронии, как одного из видов юмора

      Один  из видов юмора – это ирония. Ирония заключается в подразумевании противоположного во внешне положительных характеристиках. Иногда подразумеваемое выражается в языковых единицах, которые сами по себе представляют трудность для перевода, но гораздо чаще проблема заключается в несоответствии традиционно применяемых способов выражения иронии в разных культурах. Выражение иронии, насмешки осуществляется различными способами, которые могут различаться по форме, содержанию и функциях в разных языках и речевых традициях. Трудности перевода иронии в художественном тексте подробно обсуждаются в книге Т. А. Казаковой «Практические основы перевода».