Культура древнего Египта

Так как в отличие от кратковременной земной жизни искусство считалось носителем жизни вечной, то оно освобождалось от всего мгновенного, изменчивого, неустойчивого. Египетское искусство выработало язык, отвечающий идее постоянства, — язык экономного графического знака, строгой и ясной линии, чёткого контура, компактных предельно обобщенных объёмов.

В Древнем царстве сложились строго определённые типы статуй: стоящей — фигура напряжённо выпрямлена, фронта льна, голова высоко поднята, левая нога делает шаг вперёд, руки опущены и прижаты к телу; сидящей — руки симметрично положены на колени или одна рука согнута в локте, торс также выпрямлен, взор устремлён вдаль. Эти типы статуй появились потом и в Среднем и в Новом царстве, и в поздний Саисский период египетской истории. В рельефах Древнего царства утвердилась традиция своеобразного распластывания фигуры на плоскости. Голова и ноги изображались в профиль, а торс развёрнутым; вся фигура обрисована упругой единой линией. Принцип рисунка сохранялся всегда. Случаи, когда человеческая голова располагалась в фас, были редкими и появлялись в эпоху Нового царства. В эпоху Древнего царства Египет переживал свой первый военно-политический и культурный подъём. Искусство Древнего царства — это египетская классика; оно монументально, спокойно и торжественно, в нём особенно ощутима та размеренность, ритмичность, которая так характерна для египетского искусства вообще. Изобразительные каноны в Древнем царстве хотя и соблюдались особенно строго, но ещё не покрылись лоском тысячелетних традиций и были ближе к жизненным первоистокам.

Портретный деревянный рельеф «Зодчий Хесира» создан в начале 3-го тыс. до нашей эры  — 50 веков тому назад! Мускулистое, стройное тело живёт: чувствуется мерный ритм пружинящей поступни, орлиный профиль прекрасен. Египетские рисовальщики оценили значение плечевого пояса как конструктивной основы туловища и раз навсегда выделили эту выразительную горизонталь, пренебрегая тем, что она скрадывается при профильном положении фигуры. Они отображали из фасного и профильного положения самые чёткие, ясно читаемые аспекты, помещая их в двухмерную плоскость. Умение или неумение, правильность или неправильность проявляются лишь в пределах исторически сложившейся художественной концепции. В пределах египетской концепции мы водим в «Зодчем Хесира» высокий реализм и безупречное мастерство.

Все сомнения в способности египетских художников чувствовать и передавать объёмную форму  отпадут, когда мы посмотрим на скульптуру мужской головы того времени из собрания Сальт, ныне хранящихся в Лувре. Она высечена из известняка, сравнительно мягкого камня, который часто использовали в скульптуре, наряду с более твёрдыми породами — базальтом и диоритом. Это молодое лицо, с чертами чёткими, но не утратившими юношеской мягкости, вылеплено обобщённо, но замечательно живо.

Среди шедевров круглой скульптуры Древнего царства нужно назвать раскрашенное изваяние супружеской четы Рахотепа и Нофрет. Парные статуи мужа и жены, помещаемые в гробницах, постоянно встречаются в истории египетского искусства, в их трактовке сложились свои устойчивые каноны поз, положения рук. Группа Рахотепа и Нофрет принадлежит к древнейшим скульптурам этого иконографического типа. Помимо портретной жизненности лиц, статуи отличаются особенным благородством пластики: в фигурах мужчины и женщины ощущается целостный каменный блок, из которого они изваяны, — а вместе с тем как мягко моделированы объёмы тела, грудь и руки женщины под белой одеждой. Гармонична раскраска — сочетание белого и смугло-золотистого, оживляемое цветными полукружиями ожерелья Нофрет и столбцами иероглифов на спинках кресел. Устойчивый композиционный принцип в рельефах Древнего царства утвердился мотив шествия, процессия, где фигуры движутся одна за другой по фризу, через одинаковые интервалы, часто с ритмическими повторами жестов.

Классический пример такой композиции — рельеф из гробницы в Саккара. Слуги усопшего ведут быков, выступающих с царственной важностью. В нижнем поясе этого фриза шествуют стайками гуси и журавли. Движения слуг довольно не принуждённы — они нагибаются, оглядываются назад, поглаживают быков по спине (такая вольная трактовка допускалась при изображении слуг, но никогда — при изображении хозяев). Однако равномерная повторяемость фигур, их движений и поз лишает сцену оттенка жанровости и придаёт ей нечто ритуально-торжественное: это не скотный двор — это вереницы живых существ движущихся в вечность. Среди иероглифических знаков, идущих по верху фриза и заполняющих пустоты между фигурами, встречаются и фигурки гусей и быка — такие же, только маленькие; они чередуются с неизобразительными знаками, и все, вместе с основным изображением, создаёт впечатление одухотворённого узора. Нигде больше, даже в Китае, изображения и надписи не образуют такого прочного художественного синтеза, как в Египте. Связь обусловленная мировоззрением египтян и их пониманием искусства. Пиктография — это картинное письмо, была общей первоначальной основой и письменности и искусства Египта. Изображение для египтян это — знак, не просто знак в нашем понимании, а знак-образ, обладающий животворной силой. Создать изобразительный знак предмета — значило сберечь и увековечить его жизненную силу. Но и надпись — тоже знак. Письменность, как и искусство, была частью религии, делом жрецов; писцы считались служителями бога Тота, возносили ему молитвы и приносили жертвы.

Один из самых древних египетских рельефов — шиферная таблетка фараона Нармела (восходящая ещё к 4-му тысячелетию до нашей эры) не сопровождается надписью, но сам рельеф представляет собой надпись — пиктограмму. Изображение расшифровали как фраза: «Царь вывел 6 тысяч пленных из равнинной страны», а на обратной стороне: «Царь разрушает крепости, уничтожает врага». Здесь изображение и письмо тождественны. В дальнейшем пути их расходятся, но всё же остаются очень близкими: искусство — это отчасти письмо, а письмо — отчасти искусство. Их союз обусловлен общностью цели — закрепить и сохранить в знаке жизнь.

Письменность проделывала свою обычную эволюцию — от пиктографии к идеографии (где рисунок обозначает слова или понятие), а затем к слоговому и алфавитному письму. Как всегда, изобразительные значки при этом упрощались, схематизировались и, в конце концов, теряли сходство с предметом. В Египте рано возникло алфавитно-слоговое письмо. Когда учёные в 19 веке взялись за его расшифровку, их сбивало с толку то обстоятельство, что среди схематических «букв» то и дело встречались изображения не схематические — людей, животных, птиц, различных предметов очень тонко и точно нарисованные, очень похожие на те, которые встречаются в самих изобразительных композициях. Это символические письмена-рисунки. После расшифровке их Шампольоном, оказалось, что изображения лишь присоединены к слоговому письму в качестве «детерминативных знаков», определителей. Если писалось слово со значением «плыть», то перед ним помещали рисунок корабля; если речь шла о плясках — помещали изображение танцовщицы, и т.д. Сохраняя знак-образ, письменность сохраняла родство с искусством. Искусство же в свою очередь сохраняло свою родственность с пиктограммой. Выходит вереницы сцен в усыпальницах так называемая «опись» богатств и деяний вельмож. Иногда указывались точные цифры рабов и голов скота.

Встречается три типа рельефов: слегка выпуклый, слегка углубленный по отношению к фону, рельеф находящийся на одном уровне с плоскостью, но контуры глубоко вырезаны. На плите Хени  фигура вельможи дана в выпуклом рельефе, маленькая человеческая фигура — углубленном (как обратная сторона выпуклости), прочие иероглифы — некоторые тоже углубленны в фоне, некоторые вырезаны по контурам. При боковом освещении контуры сочно подчёркиваются тенями — в выпуклых рельефах тень ложится со стороны, удалённой от источника света, а во впалых — с противоположной. Плоскость живёт и дышит. Это артистическое мастерство обработки камня оттачивалось многими столетиями.

Градация размеров — от больших к средним и малым, — которая постоянно встречается в рельефах и придаёт им такое декоративное очарование, для египтян была, прежде всего, градацией ценностей. Чем значительнее предмет, тем он больше. Самым большим изображался хозяин гробницы, его родственники меньше, рабы или пленники — ещё меньше. Фараон, почитавшийся богом, мог быть в набедренной повязке, как его подданные, — на царственное происхождение указывает только головной убор, а главное  — большой масштаб фигуры. Никакой крикливости, никакой мишуры — только внушительность масштабов, ритмов, повторов. Сдержанной была и раскраска. Преобладали сочетания желтых и коричневых с голубым и зелёным — тона земли и безоблачного неба Египта.

После долгого периода смуты и распада Египта на отдельные номы (области) государство в 21 веке до нашей эры снова объединилось под властью фиванских правителей — этим знаменуется начало Среднего царства. Теперь централизация уже была не столь абсолютной, как прежде. Местные правители, номархи, стали богаче и самостоятельнее. Они постепенно присваивали привилегии царя — высокие титулы, религиозные церемонии, уподоблений Осирису и Гору. Теперь гробницы вельмож располагались не у подножия царских пирамид, а отдельно, на территории номов. Пирамиды стали скромнее, меньше размерами. В это время происходила эволюция стиля в искусстве. С одной стороны — снижается пафос монументальности: поскольку заупокойные культы становятся делом  повсеместным, то и в искусстве местных школ, появляется оттенок сниженности, обиходности. Происходит усиление жанровой вольности в трактовки сюжетов, в композиции. В портрете усиливаются черты индивидуальной характерности.

С другой стороны — каноны все-таки преобладают и, имея за собой слишком уж большую давность, поневоле сбиваются на шаблоны и схему. Когда древние скульпторы высекали из скалы первого Великого Сфинкса, их благоговение и тайный ужас запечатлелись в этом громоздком, но истинно величавом стороже пустыни.

Когда же в Среднем царстве искусные, понаторевшие мастера изготовляют неизвестно какую по счёту, ставшую привычной фигуру льва с лицом фараона, — они отдают дань традиции. Танисский сфинкс исполнен куда более «виртуозно», чем его древний предок, — уверенно изваяно львиное туловище, безукоризненно портретно волевое лицо Аменемхета 3, превосходна лепка лица — и всё же это произведение выглядит официально-холодным.

Много непосредственности, наивности в мелкой пластике Среднего царства — деревянных и фаянсовых статуэтках слуг, пахарей, носильщиков, лодочников, прачек, пастухов. Часто они комбинировались в группы, в целые жанровые сценки. С нашей точки зрения это детские игрушки. НО это не игрушки, а предмету заупокойного культа: все статуэтки найдены в гробницах номархов, где им полагалось делать то же, что и при жизни, — обслужить своего хозяина. В Древнем царстве стены усыпальниц расписывались редко, преобладали раскрашенные рельефы. Теперь их всё чаще заменяли живописью темперой, это менее трудоёмкая работа, да и не всякий камень годился для этого. Росписи имели и свои художественные преимущества, допуская большую гибкость рисунка и богатство цвета. Прекрасные циклы росписей 20века до нашей эры обнаружены в скальных гробницах Антилопьего нома близ селения Бени-Хасан, хозяином его был номарх Хнумхотеп. В вереницах цветных рисунков, расположенных на оштукатуренной стене поясами, показано, как Хнумхотеп охотился на птиц в речных зарослях, а в пустыне на диких зверей, как величественно взирает он на свои стада, которых гонят пастухи. Больше всего места отведено сельскохозяйственным трудам рабов Хнумхотепа, — тут ничего не пропущено, последовательно описывается и пахота, и жатва, и уборка зерна в амбары. Много сцен с домашними животными, причём отношение к животным уважительное: хотя их и заставляют работать под палящим солнцем, но обращаются к ним не с бранью, а с увещаниями:

Молотите для себя, молотите для себя!                                   О, быки, молотите для себя!                                        Молотите себе на корм солому,                                               А зерно для ваших господ.                                                        Не останавливайтесь,                                                               Ведь сегодня прохладно.

Эта песня молотильщиков начертана иероглифами над изображением быков, топчущих колосья.

Замечательно живо изображены белые черноглазые антилопы, давшие имя ному Хнумхотепа. Молодой работник, присев на корточки, кормит лежащую антилопу из рук: сразу видно какое это кроткое животное. Как выразительно передана хищная грация дикой пятнистой кошки, притаившейся в зарослях. Птицы все узнаваемы: удод с хохолком и оранжевым оперением, сидячий на ветке акации, это сорокопут. Они нарисованы с почти японским изяществом. Египтяне рисовали зверей, птиц и растения лаконично, скупыми линиями, но удивительно точно. У них было особенное понимание животного и растительного мира, утраченное позднейшими цивилизациями.

Рисование с натуры египтяне никогда не занимались. И при высекании рельефов. И при создании росписей они руководились каноническими предписаниями — как строить фигуру, как располагать изображение на плоскости (плоскость предварительно расчерчивалась на клеточки). Однако для успешного исполнения этих работ художник должен был не только уметь  действовать резцом, но и знать предметы, которые изображает. Знать, как выглядит кошка, подстерегающая добычу, знать характерные позы и движения охотника, воина, пекаря, танцора, ткача, сапожника. Тут нужны наблюдательность и практика. Египетские художники тренировались, рисуя по памяти на обломках камня, на свитках папируса или на глиняных черепках — остраконах. Это заготовки. 

Новое царство.

Новое царство — эпоха третьего, и последнего, подъёма египетского государства, наступившая после победы над азиатскими племенами гиксонов. Она была плодотворной и для художественной культуры, особенно в период   18-й династии, царившей в течение двух веков — от середины 16 до середины 14 века до нашей эры.

Искусство Нового царства импозантно и величественно, но в нём пробивается пламя земного чувства, размышлений, тревог. Традиционные формы как бы изнутри освещаются этим новым светом. Расцветает архитектура храмов. Жрецы стали самостоятельной политической силой, конкурирующей даже с властью царя. Поэтому не только заупокойные храмы царей, а главным образом храмы-святилища, посвященные Амону, определяли архитектурный облик Египта.

В течение нескольких веков строились и достраивались знаменитые храмы Амона-Ра — современные Карнакский и Луксорский. Если пирамида уподоблялась горе, то эти храмы напоминают дремучий лес, где можно затеряться. От Луксора до Карнаку вела длинная, почти два километра, прямая магистраль — аллея сфинксов. У входа во двор храма высились обелиски (один из обелисков стоит на площади Согласия в Париже), мощные пилоны образовали портал, возле пилонов стояли скульптурные колоссы. Из открытого солнцу двора, обнесённого колоннадой, путь вёл в сумрачный гипостильный зал, а затем в полутёмное святилище. Здесь-то и был настоящий лес: чаща колонн (в одном только зале Карнака их было 144), папирусообразных, лотосовидных, пальмовидных; иные из них таковы, что ствол колонны не могли обхватить бы, и пять человек. Ниже части стен украшались растительным узором, а потолок расписывался золотыми звёздами на темно-синем фоне, — видимо, храм символически изображал нильские заросли звёздной ночью. Все эти архитектурные формы в отдельности, в том числе колонны, подражающие нильским растениям и деревьям, имеют свои прототипы и в Среднем и в Древнем царстве, но никогда они прежде не соединялись в таком внушительном, пространственно-сложном ансамбле. Памятником фиванской культуры 18-й династии является храм царицы Хатшепсут в долине Деир-эль-Бахри. Хатшепсут, царствовавшая в конце 16 — начале 15 века до нашей эры, была единственной в истории Египта женщиной-фараоном. Ей воздавались все подобавшие фараонам божеские почести, её изображали, как полагалось, с атрибутами Осириса, с привязанной под подбородком бородой. Она не очень занималась завоевательными походами, зато ревниво заботилась о делах внутренних, о пышном и масштабном строительстве. Свой заупокойный храм она поместила рядом с усыпальницей фараона Ментухотепа, родоначальника фиванских царей, желая подчеркнуть своё с ним родство и приемлемость. Но её храм грациознее и роскошнее скромного храмика  Ментухотепа, увенчанного маленькой пирамидой.