Бердяев о рабстве и свободе человека (персонализм Бердяева)

 

Но что  все-таки представляет собой эта  Личность, если она свободна и от социума, и от времени? Здесь не годится  идущий еще от греков принцип монадности. Личность не есть часть какого-либо целого и потому не есть монада, ибо она не входит в иерархию монад, ей соподчиненных, как монада Лейбница – замкнутая субстанция, часть более сложных образований. Личность открыта в бесконечность, но не в фаустовском смысле, а как микрокосм, потенциальное все – Вселенная, воплощенная в индивидуальной форме. Личность воплощает единое именно своей уникальностью. Не личность есть часть универсума, а "универсум есть часть личности" ее качество" [118]. Человек есть Личность "не по природе, а по духу. По природе он лишь индивидуум... Личность есть микрокосм, целый универсум" – "потенциальная вселенная в индивидуальной форме".

 

Преодоление метафизического мышления, извечного  раздвоения, противопоставления одного другому и позволило философу снять главное противоречие между  Единым и Единичным, сущностью и  существованием, субъектом и объектом: Единичное и есть Единое, единое существует лишь в форме единичного, – они недвойственны. Вместо принципа "или то, или это" сознание следует закону самого Бытия – "и то, и это".

 

Когда Бердяев  называет Личность "экзистенциальным центром" мира, то это не имеет  ничего общего с антропоцентризмом, при котором человек, возомнивший  себя центром Вселенной, господином, отчуждал от себя мир и относился  к нему как к объекту, к "чужому", приноравливая к своим потребностям. Тем самым разрушал мир, а за ним  и себя – "право власти не принадлежит  никому". Бердяев имеет в виду не столько "право" быть центром, сколько "обязанность" (хотя его  слова другого порядка). Впрочем, сам Бердяев говорит: "Свобода  личности есть долг, исполнение призвания". Личность ощущает свою причастность миру и ответственность за него. Никто другой не может выполнить  ее назначение: каждый уникален, и так  же уникальна его задача. Личность не имеет права на отстраненность, ибо несет "ответственность за судьбу всех, всей природы, всех живых  существ, всех народов". Нет того, чему бы она не хотела помочь – в  природе и в обществе, – ибо, ощутив себя Личностью, она уже отвечает за судьбу людей и за судьбу всего  космоса.

 

"С экзистенциальной  точки зрения общество есть  часть личности, ее социальная  сторона, как и космос есть  часть личности, ее космическая  сторона. Она противится всякой  детерминации извне, она есть  детерминация изнутри".

 

Это и позволяет  Личности быть "абсолютным экзистенциальным центром", определяемым изнутри, из Свободы. В этом смысле Свобода и  есть "долг", который невозможно нарушить, и путь ее труден: "Свобода  трудна, рабство же легко". Нет  Личности, если нет готовности к  участию. Потому Истинная Свобода сопряжена  с болью и страданием – "существование  личности болезненно". Именно Личности глубоко присуще состояние "ужаса и тоски. Ужаса перед неизвестностью".

 

Что, в общем, и ставит Личность между двумя  мирами (скажем, в отличие от бодхисаттвы, которому свойственно Сострадание – каруна, но не страдание, которое изживается). Для Бердяева Личность – "точка пересечения двух миров. Личность характеризуется отношением творчества, свободы и любви, а. не детерминации". Личность есть Свобод в человеке, но свобода, предполагающая любовь к другому: "Свобода, не знающая жалости, становится демонической".

 

Различие  двух миров, которые пересекаются в  Личности, не в разнице субстанций, а в модусе существования: "Человек  переходит от рабства к свободе, от раздробленности к целостности, от безличности к личности, от пассивности  к творчеству, т.е. переходит к  духовности". В самом человеке душа и тело становятся едины, изживается старый дуализм духа и тела; "Душевная жизнь проникает всю жизнь  тела, как и телесная жизнь воздействует на жизнь души".

 

Всякий дуализм  ведет к порабощению одного другим, к дихотомии средства и цели.

 

"В результате  долгого духовного и умственного  пути я с особенной остротой  осознал, что всякая человеческая  личность, личность последнего из  людей, несущая в себе образ  высшего бытия, не может быть  средством ни для чего, в себе  имеет экзистенциальный центр  и имеет право не только  на жизнь, отрицаемое современной  цивилизацией, но и на обладание  универсальным содержанием жизни"

 

(вот мы  и вернулись к тому, с чего  начали: "Великая тайна скрыта  в том, что "средство важнее  цели").

 

Поискам претворения  Человечности Бердяев и посвятил свой труд.

 

"Цивилизация  возникла как средство, но была  превращена в цель. Культура есть  средство для духовного восхождения  человека, но она превратилась  в самоцель, подавляющую творческую  свободу человека. Это есть неотвратимый  результат объективации, которая  всегда разрывает средства и  цели".

 

Отсюда ощущение трещины, угрожающей жизни, раздвоенное, "несчастное сознание", ибо сознание имеет экзистенциальный центр только в Личности, а Личностей мало. И Бердяев напоминает еще раз: "Именно средства, путь свидетельствуют о духе, которым проникнуты люди". Это касается и формы борьбы за свободу человека, которая

 

"есть  прежде всего изменение структуры  сознания... Это внутренняя глубинная  революция, совершающаяся в экзистенциальном, а не историческом времени... Подчинение  Истине, которая вместе с тем  есть путь и жизнь. Истина  дается лишь Свободе".

 

Можно говорить о безмерной мере ответственности  Свободно-то человека, Человека будущего, которого выстрадало человечество, сначала  в лице своих мучеников и провидцев, потом – миллионов невинно  павших. Человеческая личность есть потенциальное  все, освободившееся от рабства, падшести. "Эта падшесть имеет свою структуру сознания, она побеждается не только покаянием и искуплением греха, но и активностью всех творческих сил человека". Предчувствие дня сегодняшнего.

 

Как Бердяев  понимал будущее человека, что  имел в виду под "концом света", в приходе которого не сомневался, признав в буржуа эсхатологическую фигуру, конец мировой Истории? Буржуа не укоренен в Бытии, живет в конечном и боится бесконечного, ему чужда  идея Личности. (Удивительным образом "человек массы" унаследовал  эти черты.) Он – существо групповое, "создавая мир фиктивный, порабощающий человека, разлагает мир подлинных  ценностей.

 

Будущее мира зависит от Личности, рождение которой  подготовлено всей Историей. В этом смысле История свою функцию выполнила. Дело за Человеком. Настало время  выбора между рабством и Свободой. И это, в самом деле, зависит  от сознательного и волевого усилия самого человека, конечно, если в нем  не утрачен инстинкт жизни. Время  свидетельствует, что не утрачен (Бердяев  предвидел рождение Личности, как  Вернадский предвидел рождение Ноосферы, пришествие разума – одно в другом).

 

Бердяев возлагает  надежды на тот самый "конец  света", который ввергал в ужас умы, затуманенные страхом на протяжении веков, на Западе и Востоке. Бердяев  избавляет от этого страха: "конец  мира" есть "конец объективизации, и понадобится творческая активность человека", чтобы "творить себя творческими личностями" [119]. В  этом смысл его философии. Прошедшие  тысячелетия несводимы к веренице исторических событий, поворачивающих многогранник судеб людей и народов. Помимо видимого идет подспудный процесс  духовного накопления человеческих эманаций, еще не изученных наукой. Но мало ли что ею еще не изучено, но продолжает воздействовать на человека, открываясь лишь проницательным умам. Вспомним:

 

"Выявление  человеческой духовной силы, в  разной степени и разными способами  совершающееся в продолжении  тысячелетий на пространстве  земного круга, есть высшая  цель всего движения духа... возвышение или расширение внутреннего бытия – вот то единственное, что-отдельная личность, насколько она к этому причастна, вправе считать своим нетленным приобретением, а нация – верным залогом будущего развития новых великих индивидуальностей" [120].

 

Конфуций  говорил: "Не Путь может расширить  человека, а человек может расширить  Путь".

 

Целостному  уму Бердяева открыто Целое: "Метаистория  прорывается в историю, и все  значительное в истории связано  с этим прорывом [121]. До сих пор  наука не может объяснить природу  откровения, нисхождения знания –  озарения, интуиции, прорыва творчества, которым человечество обязано всем, что имеет, от техники до культуры, – что питает его человечность и формирует Личность. Не случайно в центре современной философии  оказалась проблема Времени как  модуса существования (Бергсон, Хайдеггер). Бердяев различает три типа Времени: космическое, историческое и экзистенциальное, и на каждого из людей все эти  три времени воздействуют, или  каждый человек живет в этих трех формах времени.

 

Символ космического, природного времени – круг, оно  связано с. круговым движением земли  вокруг солнца, со сменой дней, месяцев, годов, часов. Символ исторического  времени – прямая линия, устремленная вперед, оно конституируется памятью  и традицией, одновременно революционно и консервативно, но оно не касается глубин существования. Символ экзистенциального  времени – Точка (не атом времени, а атом вечности – по Кьеркегору); оно выходит за рамки времени. То, что переживается в глубине  экзистенциального мгновения, остается навечно, будучи глубинной духовной реальностью.

 

Действительно, все великие шедевры не зависят  от времена и несводимы, к нему. Благодаря "прерывности" в космическом  и историческом времени происходит явление вечности [122]. Бесконечность  экзистенциального времени есть бесконечность качественная, не количественная, это время – внутреннее, не исчисляемое. Все в этом времени совершается  по вертикали. На горизонтальной линии  это лишь точка, в которой происходит прорыв из глубины на поверхность: всякий творческий акт, совершающийся во времени  экзистенциальном, лишь проецируется во времени историческом. Все великое  в истории, продолжает Бердяев, есть прорыв в экзистенциальном плане, поэтому  над историей существует Метаистория, которая не есть продукт исторической эволюции.

 

Такой взгляд позволяет надеяться, что История  завершится Царством свободы духа, и потому эсхатологический конец  не путает его, а воспринимается как  освобождение человека от рабства истории. "Конец истории есть победа экзистенциального  времени над историческим, творчества над объективацией, личности над  универсально-общим, экзистенциального  над обществом объективированным". И это убеждение – от веры в  Человека: "Личность есть победа духа над природой, свободы над необходимостью. Форма человеческого тела есть уже победа духа над природным хаосом".

 

Ценность  Личности определяется нравственно-разумной природой, духовной реальностью, которая  индивидуальна и универсальна. Отсюда вера в бессмертие Личности: она  есть единственное бессмертное, ибо  творится для вечности. "Победа не только над страхом смерти, но и  над самою смертью, есть реализация личности... Реализация личности невозможна в конечном, она предполагает бесконечность, не количественную, а качественную бесконечность, т.е. вечность. Индивидуум умирает, так как не рождается  в родовом процессе". К этому  подводит сама История или испытание  через Историю: "Конец истории  есть освобождение от власти конечного  и раскрытие перспективы качественной бесконечности, т.е. вечности" (интересная проблема для психологов: у определенной категории людей сама идея бессмертия вызывает животный страх, хотя все живое  должно бы стремиться к бессмертию, продолжению жизни. Осознание того, что не все конечно, не все кончается  с физической смертью, в корне  изменило бы психологию человека и, стало  быть, путь человечества, каждый бы начал  думать прежде, чем делать).

 

Пусть разные философы называют этот исход по-разному, но кто из достойнейших не думал  о переходе из Царства необходимости  в Царство свободы и не видел  в этом конечную цель человеческого  пути? Если Бердяев называет завершение "богочеловечностью", то вся русская философия держалась этой надеждой: "Образ человеческий, но и образ Божий. В этом скрыты все загадки и тайны человека. Свобода и независимость личности от объективного мира и есть ее богочеловечность". Ведь Бог для философа – тот, кто перестал быть рабом, узнав себя, пробудился. "Бог не существует как находящаяся надо мною объектная реальность... Он существует как экзистенциальная встреча, как трансцендирование, и в этой встрече Бог есть личность... Поразительно, что всякое учение, унижающее человека, унижает и Бога". Что и говорить! (Мне лично близко понимание Бога как Совести, которая "не может иметь своего центра в каком-либо универсальном единстве, она не подлежит отчуждению, она остается в глубине личности" [123]. Значит Совесть так же бессмертна, определяет дальнейшую судьбу каждого, и суд ее беспристрастен.)

 

Лао-цзы говорил: "Кто знает меру, не знает позора. Кто умеет вовремя остановиться, не подвергнется опасности" ("Даодэцзин", §44). Что делать, если нет спасения от вечных вопросов!

 

Пока жив  человек, он будет думать об этом. Что  есть жизнь и смерть и для чего они даны человеку, что есть сам  человек и для чего явился в  этот мир. Размышляя, человек восходит к самому себе, избавляется от "первородного греха", противопоставившего одно другому: смерть – жизни, жизнь –  смерти. Все во власти человека: "Душа угаснуть не может, если не будет отделена от разума. Отделиться же... она не может. Следовательно, она не может и  умереть" (Августин. О бессмертии души, 4, 2, 6). Все бессмертные свидетельствуют  о том же: "Человек, (умирая) в  ночи, сам себе огонь зажигает: хотя его глаза померкли, жив он"; "Людей после смерти то ожидает, на что они не надеются и чего себе не представляют" (Гераклит, В 21, В 26).