«Дело врачей». Медленное начало следствия

Первые решения  о характере раздела власти принимались, очевидно, ночью 2 марта, когда Хрущев и Булганин приехали на дачу Сталина  в дежурное помещение охраны МГБ. Другой цели для этого визита нельзя представить. В то время даже близкие  соратники Сталина не вели конфиденциальных разговоров у себя в квартирах, предполагая, возможно не без основания, что эти  разговоры прослушиваются. Весьма вероятно, что на даче Сталина в это время  находился и Игнатьев. После рапорта  Старостина о болезни Сталина  он, по здравому смыслу, должен был немедленно отправиться на дачу, более важного  дела, чем это, у него не могло  быть. Приоритетным был, безусловно, вопрос об исполнении обязанностей главы правительства и о том, чтобы этот пост не достался Берии. Кроме Берии, кандидатами на этот пост могли быть Булганин, Маленков и Молотов. Но рекомендация Молотова слишком резко шла бы вразрез с достаточно ясно выраженной волей Сталина. Булганина не мог бы поддержать Маленков. В то же время следовало демонстрировать полное единство верхов в распределении власти. Маленков был компромиссной кандидатурой. Если бы решения о власти первыми в это же время принимали Маленков и Берия, то пост премьера мог бы достаться Берии. Маленков, не имевший диктаторских черт и сверхчестолюбия, мог удовлетвориться ролью первого заместителя, с одновременным руководством партийным аппаратом, что было для него более привычно. В этом случае Хрущев и Булганин, оставаясь на своих прежних постах, попадали бы в прямую зависимость от Маленкова и Берии, что их явно не устраивало. Игнатьев был готов покинуть МГБ, но с условием получения высокой должности в партийной иерархии, обеспечивавшей ему полный юридический иммунитет. Эти решения означали конец типичной для СССР диктатуры и переход к системе «коллективного» руководства. Для полной гарантии, что эти предварительные решения не будут нарушены, председательство на возможном формальном заседании ЦК КПСС или другого органа для распределения полномочий возлагалось на Хрущева. Хрущев, таким образом, брал под свой прямой контроль партию, а Булганин — армию. Секретариат ЦК КПСС сокращался с десяти до пяти секретарей. Поскольку Суслов, расширявший в Секретариате свои полномочия, был склонен в большей степени поддерживать Хрущева, а не Маленкова, Хрущев обеспечивал себе роль фактического «первого» секретаря. Все случайные фигуры вроде Михайлова, Брежнева или Николая Пегова были удалены из Секретариата. Пятым секретарем, очевидно уже по рекомендации Суслова, предполагалось назначить Петра Поспелова, человека крайне догматических и консервативных взглядов, обеспечивающего преемственность сталинизма. Поспелов был одним из авторов «Краткого курса истории ВКП(б)» и «Краткой биографии И.В. Сталина». После возвращения Маленкова и Берии с дачи Сталина около 4 утра 2 марта в Кремле, по всей видимости, состоялось заседание «четверки», на котором произошло предварительное распределение «портфелей». Здесь же было, очевидно, решено о ликвидации расширенного Президиума ЦК КПСС и возвращении прежнего Политбюро, но уже без этого привычного названия. Существование именно Президиума ЦК было предусмотрено новым уставом КПСС. Для Игнатьева и Суслова потеря членства в расширенном Президиуме не имела большого значения, так как это компенсировалось их возросшими полномочиями в Секретариате ЦК. Только после завершения этих ночных решений министр здравоохранения получил задание о вызове врачей. Поскольку все последующие бюллетени «О состоянии здоровья И.В. Сталина» подписывались десятью медиками исключительно с русскими фамилиями, можно предположить, что министр здравоохранения А.Ф. Третьяков получил и на этот счет директивное указание. Для временного руководства страной «дело врачей» еще не было закончено. Между 9 и 10 часами утра четверка лидеров находилась на даче Сталина вместе с прибывшими врачами. Но уже в 10.40 в Кремле в кабинете Сталина было назначено заседание реорганизованного Президиума ЦК КПСС. Первым в кабинет Сталина вошел Берия. Рассаживались вдоль стола, как обычно, оставив стул Сталина свободным. Официального председателя не было. На заседании присутствовали все члены Бюро Президиума и члены бывшего Политбюро Молотов, Микоян и Н.М. Шверник, которых Сталин не включил в состав узкого руководства. Был приглашен также М.Ф. Шкирятов, председатель Центральной контрольной комиссии КПСС. Заседание продолжалось всего 20 минут, и повестка его неизвестна. Можно предположить, что решался лишь один вопрос — самоутверждение. Вечером того же дня новый орган власти собрался снова. На этот раз заседания длилось ровно час, с 20.25 до 21.25[220]. Решались, по-видимому, несколько проблем: ликвидация созданного на XIX съезде КПСС расширенного Президиума ЦК, реорганизация правительства и созыв Пленума ЦК КПСС. На заседании присутствовали министр здравоохранения Третьяков и новый начальник Лечсанупра Кремля И.И. Куперин, которые дали прогноз болезни Сталина, безусловно неблагоприятный.

На следующий  день, 3 марта, консилиум врачей сделал формальное заключение о том, что  жизнь Сталина продлится лишь несколько дней, без возвращения  сознания. После этого было решено от имени Бюро Президиума ЦК КПСС вызвать в Москву на экстренное заседание всех членов ЦК КПСС и других органов высшего руководства. Сообщение о болезни Сталина было объявлено по радио только утром 4 марта 1953 года. Проблемы «престолонаследия» были к этому времени полностью согласованы.

Заседание руководства  КПСС началось в 20 часов 5 марта 1953 года, и это не было связано с конкретным состоянием Сталина. В этот день его  состояние было тяжелым и ухудшалось, но в 8 часов вечера он был еще жив. Однако для реорганизаций руководства страной был созван не Пленум ЦК КПСС, где могли возникнуть проблемы с объяснениями по поводу ликвидации созданного на XIX съезде КПСС именно по инициативе Сталина расширенного Президиума ЦК КПСС, а более обширное заседание Пленума Центрального Комитета КПСС, Совета Министров СССР и Президиума Верховного Совета СССР. На этом заседании присутствовало около 300 партийных и государственных работников. Заседание происходило в Свердловском зале Кремля. Почти все вызванные на это историческое заседание пришли за 30—40 минут до его начала, но сидели молча. Никто между собой не переговаривался. Никто не знал точной повестки дня. Почти никто не знал о том, что Сталин находится на даче в Кунцево, а не здесь рядом, в Кремле, на своей квартире, как сообщалось в первом бюллетене о его болезни, опубликованном накануне, 4 марта. Ровно в 20 часов из задних дверей Свердловского зала вошли и сели за стол не 25 человек, выбранных в Президиум при Сталине, а только те, кто вошел при Сталине в Бюро Президиума, и Молотов и Микоян. Константин Симонов, бывший тогда кандидатом в члены ЦК КПСС, так формулировал свое впечатление: «...вышло и село за стол прежнее Политбюро, к которому добавились Первухин и Сабуров»[221]. Один из более поздних комментаторов этого заседания, историк Н. Барсуков, первым ознакомившийся в 1989 году в секретных архивах с протоколом этого заседания, так комментирует его работу:

«Он (Сталин) альтернативу своей власти мог видеть в коллективности руководства, тем самым пытаясь  предупредить и возможные узурпаторские  попытки кого-либо из «соратников». Отсюда и 36 членов и кандидатов в  члены Президиума ЦК, из которых  «старая гвардия» составляла явное  меньшинство, не более трети.

Однако с XIX съезда КПСС до кончины Сталина прошло слишком  мало времени, чтобы новый состав партийного руководства мог сплотиться и укрепиться. И потому так легко  и быстро, прямо в день смерти Сталина, его ближайшие соратники  восстановили свое господство в руководстве  партией и страной. Это свидетельствует, что они тщательно готовились к такому повороту событий. Вывести  в одночасье 22 человека из Президиума без предварительного сговора невозможно. Провести акцию надо было немедленно, воспользовавшись шоковым состоянием. В качестве оправдания такой меры ссылались на чрезвычайные обстоятельства, необходимость высокой оперативности, укрепления авторитета власти. Расчет был точным. У гроба «великого  вождя» никто из новых членов партийного руководства, естественно, не решился  вступить в борьбу за власть. Не было у них и никакой возможности  обменяться мнениями по этому вопросу. «Операция» прошла без осложнений»[222].

Заседание продолжалось всего 40 минут, но его решения считались  окончательными и для партийных, и для государственных инстанций. Председательствовал на заседании  Хрущев, инициатива основных перемен  с памятного дня 1 марта принадлежала именно ему.

Сначала собравшиеся  заслушали, краткое сообщение министра здравоохранения Третьякова, чтобы  не было сомнений в неизбежности исхода болезни. Вторым с краткой речью  выступил Маленков, который напомнил собравшимся о необходимости  сплоченности руководства». Затем Хрущев предоставил слово Берии о  кандидатуре Председателя Совета Министров  СССР. От имени Бюро Президиума Берия  предложил на этот пост Г.М. Маленкова. На отдельное голосование это  предложение не ставилось — его  утвердили возгласами с мест: «Правильно! Утвердить». Затем уже Маленков предложил  собравшимся обширную программу реорганизаций, состоявшую из 17 пунктов. Главным из них было сокращение Президиума ЦК КПСС (для большей оперативности в руководстве) до 11 членов. Сталин был еще жив, и он был поэтому включен в состав нового Президиума. Первыми заместителями Председателя Совета Министров СССР назначались Берия, Молотов, Булганин и Каганович. Ворошилов сменил Шверника на посту Председателя Президиума Верховного Совета СССР. МГБ и МВД объединялись в одно общее министерство, во главе которого встал Л.П. Берия.

Положение самого Хрущева  в этой реорганизации не выглядело  как «повышение». Он сохранил пост секретаря  ЦК КПСС, но потерял пост первого  секретаря Московского комитета КПСС. В списке членов нового Президиума ЦК КПСС, составленном, как было тогда  принято, не по алфавиту, а по рангу, Хрущев стоял шестым, после Сталина, Маленкова, Берии, Молотова и Ворошилова. Булганин был отодвинут на седьмое  место. Все члены нового Президиума ЦК КПСС, кроме Хрущева, вошли также  и, в особый орган — Президиум  Совета Министров СССР[223].

По характеру  реорганизаций было очевидно, что  центр власти в стране передвигается  из ЦК КПСС к Совету Министров. На заседаниях Президиума ЦК КПСС до конца 1953 года председательствовал  также Маленков, сохранивший свой пост секретаря ЦК КПСС.

Эти решения были восприняты вполне однозначно — новым  лидером страны, политическим наследником  Сталина стал Маленков. Возвращение  Берии к руководству и государственной  безопасностью, и всей военной и  полувоенной системой МВД было для  Хрущева и Булганина поражением. Но предотвратить этого они не смогли. Компенсацией этому было усиление Министерства обороны СССР. Пункт  шестой реорганизации подтверждал  назначение Маршала Советского Союза  тов. Булганина НА. военным министром СССР и первыми заместителями военного министра СССР — Маршала Советского Союза тов. Василевского А.М. и Маршала Советского Союза тов. Жукова Г.К.

Прений по предложениям не было. По свидетельству Симонова, на лицах членов президиума заседания  была не скорбь, а скорее облегчение. «Было такое ощущение, что вот  там, в президиуме, люди освободились от чего-то давившего на них, связывавшего их»[224].

В 20.40 Хрущев объявил  совместное заседание закрытым. Члены  вновь избранного Президиума ЦК КПСС заспешили на дачу в Кунцево. Они успели вовремя. Примерно через полчаса после их прибытия, в 21 час 50 минут, врачи констатировали смерть Сталина. Они вошли в комнату, где умирал Сталин, лишь после констатации смерти и простояли в молчании возле покойного вождя около 20 минут. Затем все уехали в Кремль, где, опять в кабинете Сталина, члены партийного и государственного руководства должны были решать срочные проблемы.

Вечернее заседание  нового руководства страной продолжалось очень долго и закончилось  только к утру. В этом заседании  участвовали Суслов, Поспелов, Игнатьев и Шепилов. Был вызван и маршал Василевский. Именно на этом совещании Хрущев был назначен председателем комиссии по похоронам И.В. Сталина. Суслов и Поспелов составили «Обращение к советскому народу», текст которого был утвержден. Оно было сдержанным и суховатым и вызвало некоторое удивление. МГБ на этом заседании представлял Рясной, который был назначен ответственным за соблюдение порядка в Москве во время траурных церемоний. Этот порядок, как известно, соблюсти не удалось, но расследованием причин похоронной трагедии, в которой погибли тысячи людей, никто не стал заниматься.

Конец «дела врачей»

Прекращение «дела врачей» и реабилитация арестованных медиков не были после смерти Сталина немедленным приоритетом нового руководства страной. Инициативу мог проявить лишь Берия, так как именно в его новое мощное ведомство перешел весь репрессивный аппарат бывшего МГБ, с его тюрьмами, следователями и заключенными. «Дело врачей» не было единственным, требовавшим срочной ревизии. Для самого Берии важно было остановить уже почти завершенный следственный процесс в Грузии и вернуть домой тысячи семей, выселенных по решениям ОСО из разных районов Грузии, в основном из Абхазии и Аджарии. Однако первый секретарь ЦК КП Грузии А.И. Мгеладзе уже и сам изменил политику в Тбилиси, сохранив этим свою жизнь. Его вскоре послали работать директором совхоза. Но с «делом врачей» нужно было разбираться в Москве. Пропаганды в прессе уже не было, но находившиеся под следствием врачи по-прежнему и после смерти Сталина проходили через допросы, причем с применением физических мер воздействия. Со многих не снимали даже наручники в течение двух недель после смены власти. Никто из арестованных не знал, что Сталин умер. Это говорило о растерянности нового руководства. Дело было не только в том, что Маленков, Берия или Гоглидзе и Игнатьев были лично тесно связаны с этим и другими делами. Об этом никто не знал, общая ответственность за все репрессии возлагалась бы в любом случае только на Сталина.

Быстрая дискредитация  Сталина не была, однако, в интересах  высшего партийного руководства, так  как сама легитимность новых вождей определялась в общественном сознании народа прежде всего тем, что они были близкими соратниками «великого Сталина».

Первым событием, подтолкнувшим Маленкова и Берию  в нужном направлении, была реабилитация Полины Жемчужины. О ней многие в  Кремле уже, наверное, забыли, кроме  самого Молотова. 9 марта 1953 года, в день похорон Сталина, у Молотова был  также и день рождения. Ему исполнилось 63 года. Молотов в этот день был  одним из трех лидеров, произнесших  траурные речи с Мавзолея Ленина и  Сталина, и его речь оказалась  более эмоциональной, чем речи Маленкова  и Берии. Когда члены Президиума ЦК КПСС спускались с трибуны Мавзолея, Маленков и Хрущев поздравили Молотова с днем рождения и спросили, что бы он хотел получить в подарок. «Верните Полину», — сухо ответил Молотов и прошел мимо[225]. Маленков тут же передал эту просьбу Берии, они оба понимали, что держать жену Молотова в заключении неразумно. Полина Жемчужина находилась в это время в Москве в Лефортовской тюрьме. В январе 1953 года ее, привезли в столицу из Кустанайской области, формально арестовали и подключили к общему «сионистскому заговору», частью которого было и «дело врачей». В феврале 1953 года в МГБ сформировалось также и деду о сионистском заговоре в Министерстве иностранных дел, явно направленное против Mолотова. По этому новому делу был арестован Иван Михайлович Майский (настоящая фамилия Ляховецкий) — бывший заместитель наркома иностранных дел и бывший посол СССР в Лондоне, который в 1953 году, став уже академиком, преподавал в Московском университете. Ему в это время было 70 лет. Были арестованы и другие бывшие коллеги Молотова и Максима Литвинова, посла СССР в США во время войны. Полину Жемчужину, последний раз вызвали на допрос 2 марта195З года[226]. После похорон Сталина, по русским традициям, в Кремле были поминки, продолжавшиеся, очевидно, очень долго. Уже поздно ночью, в 2.30, все восемь членов старого Политбюро пришли в последний раз в кремлевский кабинет Сталина и пробыли в нем сорок минут[227]. Им безусловно было что вспомнить. Приехав утром в свой кабинет на Лубянке, Берия отдал приказ об освобождении Полины Жемчужины. Рой Медведев в очерке о Молотове пишет, что Жемчужину вызвали в кабинет Берии прямо из тюремной камеры. Она еще не знала, что Сталин умер. «...Берия неожиданно вышел из-за стола, обнял свою гостью и воскликнул: «Полина! Ты честная коммунистка!!!» Жемчужина упала на пол, потеряв сознание. Но ее быстро привели в чувство, дали немного отдохнуть и отвезли к Молотову — весьма необычный подарок к уже прошедшему дню рождения»[228]. Еще через десять дней Жемчужину восстановили в членах КПСС специальным решением Президиума ЦК КПСС.