Екатерина II, как правительница и литератор

Литературная манера Екатерины 1769 г. и ее журнала целиком определяется поэтикой раннего русского классицизма, к тому же пропущенного через фильтр правительственной идеологии. Изложение  очерков журнала сухо, отвлеченно, лишено живых и конкретных красок. Язык журнала – казенно-бюрократический. Поучительный тон его, восходящий к  «Зрителю», однако. Внутренне отличается от тона английского журнала. Вместо манеры дружеской беседы и пафоса буржуазных добродетелей, во «Всякой  всячине» господствует либо начальственный окрик, либо доктринерство, бюрократическое  и авторитарное, опирающееся на догмы  феодального иерархического мышления.

Отпор правительственному журналу  со стороны Новикова и других журналистов 1769 г. быстро охладил пыл Екатерины-журналистки. В результате, к концу года она начала поход против журналов, возникших по её же инициативе или при её поощрении. Почти все журналы 1769 г. прекратили существование. Закончилось издание и «Всякой всячины». В 1770 г. были выпущены накопившиеся в портфеле редакции  за прошлый год и ещё не напечатанные статьи в виде сборников под названием «БарышекВсякия всячины», и на этом первый этап журнальной деятельности Екатерины прекратился.

В 1770 г. вышел в свет «Антидот»  Екатерины, а в 1772 г. появилась в  печати и на сцене первая серия  комедий императрицы. Ко времени, когда  Екатерина выступила на поприще  драматургии, русская комедия прошла уже, хотя и краткий, но обильный творческими  исканиями путь. Этот путь начался  в 1750 г. памфлетным и остро-сатирическими  пьесками Сумарокова.Чуждыми бытовизма, дающими галерею гротескных образов – карикатур  без стремления плотно связать их единством сюжета. За ними пошли комедии Хераскова («Безбожник», 1761) и А. Волкова, также удаленные от интереса к быту, условные по манере, строящие стиль русского классицизма на базе традиций старинного русского театра или народных фарсов. Одновременно развертывается драматургическая деятельность группы Елагина, пытавшейся насадить на русской сцене навыки новейшей комедии нравов и ранние веяния сентиментализма. В этом плане развивалась работа самого Елагина и юного Фонвизина («Корион»), перелагавших западные пьесы на русские нравы. Из того же течения родилась идея изображения на сцене русских национальных нравов, легшая в основу творчества Лукина, тесно связанного с Елагиным и его кружком. Наконец торжеством этого течения явился «Бригадир» Фонвизина, впервые закрепивший национально-самобытный тип комедии, давший реальные зарисовки быта и в то же время связанный с традицией ранних комедий Сумарокова своей композицией слабо сцепленного сюжета. Условно объединяющего ряд гротескных сцен и острых шаржированных портретов. Открытия фонвизинской бытовой живописи были подхвачены его современниками, в том числе Сумароковым в его поздних комедиях (1768 – 1772).

Из всех разнообразных  типов комедии. Накопленных русской  литературой к 1772 г., Екатерина в  своих пьесах этого года примыкает к наиболее раннему, к первым комедиям Сумарокова. Её образы условны, схематичны и карикатурны, сюжет либо играет малую роль, либо совсем отсутствует, заменяясь последовательной характеристикой гротескно-упрощённых типов-масок. Только в одном Екатерина воспользовалась опытом елагинской группы: она научилась у нее технике «склонения на наши нравы» иноземных пьес; её первая комедия «О время!» представляет собой переделку пьесы Геллерта «Богомолка» («DieBetschwester»), но действие в ней перенесено в Москву, и Екатерина попыталась придать тексту местный колорит. Дать некоторые черты московской современности.

В 1772 г. Екатерина выпустила  в свет, кроме комедии «О время!», еще «Именины госпожи Ворчалкиной», «Переднюю знатного боярина» и «Госпожу Вестникову с семьею»; по видимому, к тому же времени относится написание комедии «Вопроситель», по ошибке названной при публикации её в 1786 г  (в сборниках «Российский феатр») неверно – «Невеста-невидимка» и сохранившей это название при перепечатках XIX в. (правильное её название восстановлено лишь в 1901 г. в Академическом издании сочинений Екатерины под редакцией А.Н. Пыпина).

Основной нерв, главная  суть первых комедий Екатерины, как  и большинства её позднейших пьес, - е столько в изображении нравов или характеров, сколько в политике. Основу их составляют защита и пропаганда программы и политики правительства, осуждение всех недовольных режимом, установленным императрицей. Прежде всего в первых комедиях Екатерины  высмеяны общечеловеческие пороки: ханжество, любовь к сплетням, трусость, грубость, даже глупость и т.п. Екатерина хотела этой стороной своих  комедий указать  современной ей сатире путь в сторону  от острых социальных проблем, дать ей образцы мирной морализирующей направленности, в укор «злым» сатирикам-драматургам  вроде Фонвизина или позднего Сумарокова. Затем – и в этом Екатерина освобождала себя от морально-отвлеченного рецепта сатиры – она дает ряд персонажей. Диалогов, отдельных намеков на современность, явно направленных на поддержку правительственной политики. В комедии «О время!» московские старухи-сплетницы, невежественные, злобные, тупые, недовольны правительством, пророчат беды, брюзжат на все на свете, беспрестанно бранят нераспорядительность властей. Так, например, ханжа Ханжахина, жестоко обращаясь со своими крепостными слугами, не хочет женить их, так как скупа и жалеет приданое; при этом она говорит: «Надлежало бы правительству – та сделать такое учреждение, чтоб оно, вместо нас, людей-та бы наших при женитьбе снабжало. Правду сказать, вить оно обо всем в государстве-та печися должно, да полно, что ныне ничего не смотрят». Разумеется, на защиту правительства немедленно выступает идеальный резонер пьесы Непустов. В другом месте Ханжахина сетует: «Я не знаю, для чего правительство не запрещает таким бедным жениться. Да полно что! Нынече и ни в чем смотренья-та нет; да кому и смотреть». Сплетница Вестникова попрекает в том, что она ни за чем не смотрит, отчего и «улицы так склизки, так скверны, что ездить нельзя», а умная служанка Мавра объясняет публике: «А того не скажем, что лошади не кованы, у колес чек нет и что упряжка скверная». Но Вестникова обобщает: «Да и ни в чем смотренья нет. О. какие нынче времена! Что-та из етого будет». Вестникова распускает слухи, что в Петербурге наводнение потопило весь город, что люди таммрут от голода, «во всем недостаток, ни о чем ни правительство, ни полиция, и никто не думает. Я и еще кое-что знаю похуже етого; много оттуда вестей: хороших-та только нет; да не все сказывать надобно…» Она даже намекает на ожидание серьезных политических событий. Суеверная баба Чудихина недовольна обучением девушек в институте при Смольном монастыре и т.д. ¹⁶

Неслучайно при этом, что  в комедии изображена Москва, центр  оппозиции правительству и всяческого вольномыслия. Своих противников  Екатерина и представила в  виде брюзжащих баб, тогда как  честь правительства блюдут умные, идеальные люди.

В «Именинах госпожи Ворчалкиной» - та же тема, но она еще более заострена. Старая вздорщица Ворчалкина любит  все бранить и охулять, и в  её доме собираются люди того же того же толка, притомлюди. По мнению Екатерины, «праздношатающиеся». Характерен и  промотавшийся купец Некопейков, засыпающий правительство нелепыми проектами обогащения государства, проектами касательно транспорта, флота, ловли крыс и выработки из крысьих  хвостов канатов и т.д. Между  прочим, он заявляет: «Еще придумал я, как  поправить судебные места и господ судей», видимо, солидаризируясь с  Новиковым и его единомышленниками  в их нападках на подьячих. Он говорит: «До какого состояния дошло наше государство! Всякой сам управляется. Всякой думает древним правом мышц доставлять себе суд и расправу. Мне неотменно надобно сочинить проект к отвращению подобных непорядков». Характерен и грубый мужлан-дворянин Геркулов и гордящийся своим аристократизмом Спесов, распускающий дурацкую сплетню о замыслах правительства. Эта компания осуждает полиции, открытие воспитального дома. Налоги. Сама Ворчалкина говорит: «Казна только что грабит; я с ней никакого дела иметь не хочу».

Изображая в самом непривлекательном  виде всех этих людей, которые «хотят переделать весь свет», Екатерина не только издевалась над недовольными её правлением. Но как бы утверждала тем самым, что недовольны ею одни дураки, болтуны и негодяи, что  на самом деле её полиция хороша, что судебные места и судей  «поправлять» незачем, что все в  государстве обстоит благополучно. Прожектору Некопейкову устами умной  служанки Прасковьи Екатерина говорит: «Бедное бы состоянии наше было и несчастные б мы были люди, если б общее блаженство от твоей только безмозглой зависело головы, головы такой, которая и в ветошном ряду порядочного торгу производить не умела»¹⁷. Это было назидание подданным, осмелившимся соваться в политику, в дела правительства.

Между 1772 и 1785 гг. в комедийном творчестве Екатерины происходит перерыв. В это время Екатерина была увлечена своей «легисломанией», страстью сочинять законы. В начале 1780-х годов  она обратилась к истории, журналистике, педагогическим сочинениям. Самым крупным  трудом этого времени были «Записки касательно русской истории» - обширная и беспомощная как в научном, так и в литературном отношении  компиляция выписок из летописей. Впрочем, «Записки» небезразличны к вопросам политическим. Они пронизаны тенденцией прославления самодержавия как силы, всегда и неизменно спасавшей  русское государство, и единственно  возможного в России вида правления. «Записки» печатались по частям в  «Собеседнике любителей русского слова», ежемесячном журнале, выходившем в 1783-1784 гг. при Российской Академии, под  руководством кН. Е.Р. Дашковой и под  непосредственным наблюдением самой  Екатерины. Надо полагать, что екатерининские «Записки», занимавшие значительную часть  книжек журнала, и были одним из главных  оснований для издания «Собеседника».

Еще до издания «Собеседника»  Екатерина написала серию педагогических сочинений. К ним принадлежат, кроме  инструкции для воспитания её внуков Александра и Константина, построенной  на передовых, по тем временам, педагогических теориях, также «Гражданское начальное  учение», «Выборные российские пословицы» и две сказки для детей. Первая из этих работ – брошюра, состоящая из двухсот слишком максим, изречений и кратких положений, претендующих на сообщение ребенку основных сведений о нравственности, о жизни, о мире; наряду с исчислением месяцев, дней недели, времен года и т.п. здесь изрекается, например: «Добрые дела сами собою воздаяния приносят» или «В свете ничего совершенного нет» и т.д. «Российские пословицы» Екатерины не имеют ничего общего с фольклором; это составленные ею изречения, вроде: «Всегда новизна, да редко правизна», «С людьми браниться, никуда не годиться», «Деньги много могут, а правда царствует» и т.п. Внешняя имитация народных пословиц не может скрыть искусственности и тенденциозности императорского творчества; не меняет дела и то, что Екатерина вводит в свой сборничек несколько подлинных народных поговорок.

Две детские сказки, написанные Екатериной, «Сказка о царевиче Февее» и сказка «О царевиче Хлоре», замечательны уже тем, что это первый опыт печатного  литературного произведения в данном жанру для детей в России. Екатерина  и здесь учла и усвоила опыт передовой литературной мысли её эпохи, но опять-таки по своему. Её сказки, в духе времени построенные в  форме сказочной аллегории, были написаны для маленьких внуков автора, и это определяло характер заключавшегося в сказках нравоучения, адресованного, прежде всего царевичам. Тем самым новаторство Екатерины, усвоившей от своих западных учителей, что ребенок требует особого психологического подхода, следовательно, и особой по содержанию и стилю литературы, не только ограничивалось, но и приобретало специфический дворцовый характер: новые идеи воспитания и эстетики оказывались применимыми по преимуществу к царским детям. В сказке о Февее описывается образцовый отпрыск царской фамилии, принц, наделенный всеми добродетелями, которые приписываются в сказке и самим внукам Екатерины. В сказке о Хлоре аллегорически повествуется о том, как идеальный царевич искал с помощью Рассудка, Честности и Правды розу без шипов, т.е. добродетель, преодолевая все встречавшиеся на пути соблазны, и как ему помогла в этом царевна Фелица. Образы этой сказки остались навсегда памятны в русской литературе благодаря тому, что их использовал в своей знаменитой оде к Фелице Державин.

В 1785 году Екатерина  возвращается к драматургии; за четыре года она  написала или начала писать до двух десятков пьес, не считая французских  пьесок – «провербов» (пословиц). При  этом театральное творчество Екатерины этой поры разнообразно по жанрам, по источникам воздействий и заимствований, по стилевым исканиям.

В 1785 г., когда Екатерина  вновь принялась за сочинение  пьес, русская комедия, как и русская  драматургия вообще, давно вышла  из младенческого состояния, окрепла, обрела свой собственный самобытный путь.

В 1787 г. императрица начала две пьесы, так и оставшиеся незавершенными, в которых она, в духе своих  комедий 1772 г., карикатурно изображает «сплетни», «слухи», «выдумки», распускаемые недовольными её режимом: «Врун» и «Баба  бредит, чорт ли ей верит» или «Рассказы» (вторая пьеса представляет собой, собственно, вариант первой). В прежней своей  манере Екатерина написала и три  свои антимассонские комедии, которым  она придавала большое политическое значение и которые усиленно пропагандировала не только в России, но даже за границей. Эти три комедии – «Обманщик» (1785), «Обольщенный» (1785) и «Шаман Сибирский» (1786) – безапелляционно изображают деятелей масонских организаций  жуликами и сознательно объединяют их с интернациональными авантюристами, вроде Калиостро. Масоны в изображении  Екатерины – это либо проходимцы, наживающиеся на легковерии богатых  дураков, либо богатые дураки, подчинившиеся  влиянию мистических бредней  проходимцев. Антимасонские пьесы  Екатерины злы и агрессивны. Не без оснований она видела в масонстве силу опасную для нее лично и для ее режима, и. прежде чем организовать поход против этой силы с помощью комедий, а может быть, и убедить некоторых масонов или хотя бы устрашить их.

Остальные комедии Екатерины, написанные в 1785-1788 гг., лишены острой политической направленности. Это чаще всего комедии  интриги и «безобидной» шутки. Екатерина  пыталась с их помощью насадить на русской сцене аполитичную «улыбательную» комедию в противовес сатирической и активной драматургии Фонвизина  или Княжнина. Она овладевает искусством сюжетного сцепления материала, строит пьесы на недоразумениях, недомолвках, стремится (правда, тщетно) построить  комедию на живом, бойком, остром диалоге  во французском духе, подражая не то Мариво, не то Бомарше. Тематика таких  пьес по преимуществу семейная, причем императрица стоит на страже добрых нравов, отчасти под влиянием западной буржуазно-сентиментальной литературы, а главным образом с целью  охраны домостроевских начал всяческой  старозаветности.

В 1786 г. Екатерина напечатала и поставила пьесу с таким  титулом: «Вольное, но слабое переложение  из Шекспира, комедия «Вот каково иметь  корзину и белье». Это переделка  «Виндздоровских кумушек»; Шекспир  в ней исчез; действие не только перенесено в Петербург, но и обужено и сглажено со всех сторон; вся пьеса сведена к нравоучительной истории наказания самовлюбленного нахала-селадона, традиционного петиметра русской комедии XVIII в.