Интеллектуалы средневековья

 

 

 

§ 2. Организация интеллектуальной деятельности

К счастью, эта сторона вопроса, пожалуй, наиболее полно предстаёт  перед нами в трудах историков. Но самое важное, из чего мы можем делать какие-либо выводы по этому поводу, это свидетельства самих интеллектуалов. В этом смысле хорошим источником может служить сочинение Петра Абеляра "История моих бедствий", в котором совершенно однозначно для историка показан процесс конкуренции в среде интеллектуалов и из которого следует, что интеллектуальный труд, как и любое ремесло в развитое Средневековье нуждалось в особой защите и  потому имел свою особую организацию.

Организация его – это фактически те же ремесленные цехи, которые существовали в любом другом виде ремесла. Ибо интеллектуальный труд мыслился прежде всего как ремесло. Вот что пишет по этому поводу Ле Гофф: "Интеллектуал являлся ремесленником. Школы – суть мастерских, откуда экспортируются идеи, наподобие прочих товаров"²³.

Перекликаются с этим утверждением и слова Ястребицкой "Этот социокультурный тип формируется на Западе в тот период, когда представление об учёности сменяется убеждением, что знание – такой же товар, как и прочие, и преподавание – один из видов городской специализации труда, подобно тому, как были организованы ведущие отрасли городского производства, возникает средневековый университет"²⁴.

Именно как корпорация, подобно  тому, как были устроены ведущие  отрасли городского производства, возникает и средневековый университет. Он – корпорация интеллектуалов, и это отражено в её атрибутике: наряду с печатью, уставом, органами управления – своя программа, своя система сдачи экзаменов, специфические правила социального возвышения: посредством жюри, конкурса, свой метод логического упражнения ума, своя практика научных дискуссий.

Вот что пишет об университетах  Рабинович: "Это были невиданные дотоле корпорации учителей-магистров  и учеников-школяров. Учёный цех (университетское учёное сословие) – аналог цеха средневековых ремесленников: школяр-ученик, бакалавр-подмастерье, магистр или доктор – мастер"²⁵. Говоря словами этого автора, "это именно учительско–ученическое, сбитое в корпорацию, учёное сословие. Но и наоборот – ученическо–учительское, потому что сегодняшний ученик – завтра учитель", причём учиться у него могли теперь уже его вчерашние учителя. На практике это происходило не так уж редко. Вспомним хотя бы Абеляра.

Рабинович очень ярко описывает  функции университетских корпораций: "Учёное сословие неукоснительно рассчитывает учебный процесс в собственном цехе – университете: оно раздельно учится и учит правильно учить и правильно учиться. А чтобы дела шли лучше, университетская корпорация свято хранит свою автономию, интернациональна, но не чужда покровительства светской власти, переезжает с места на место, уча и учась, потому что нища и не владеет никаким имуществом – даже зданием, свободна в главном – в собственной сфере: производстве и воспроизводстве учёности как таковой"²⁶.

Такой автор, как Уваров П.Ю. более  осторожен в высказываниях об университетской общности: "…не следует преувеличивать степени единства университетской культуры. В университетских стенах на некоторое время сходились выходцы из разных социальных слоёв (с абсолютным преобладанием выходцев из городских слоёв). В университетах боролись представители различных философских, политических, культурных направлений…И всё же некоторые черты приверженности к университетской культуре можно проследить не только в деятельности студентов и преподавателей, но и во взглядах и поведении многочисленных выпускников университетов, игравших в жизни Европы XIII – XV веков всё возрастающую роль"²⁷.

Причины, заставившие объединиться в корпорации учеников и учителей, хорошо описываются Липатниковой в вступительной статье к сборнику документоведов по истории университетов Европы: "Результатом стихийного паломничества во имя науки стало скопление вокруг некоторых школьных центров (Болонья, Париж, Оксфорд) молодёжи из сферы горожан, мелкого рыцарства, низшего духовенства. Отсутствие элементарной безопасности и общественных служб, враждебность городских властей и местной церкви заставили учителей и учеников объединиться".

Все эти мнения, безусловно, перекликаются  в данными документов, так или иначе отображающих внутреннюю жизнь и организационное устройство университетов той поры. Прежде всего это отражается в университетских статусах и присягах, которые обязаны были давать все без исключения члены университетского сообщества, которые отличались только лишь своим уровнем в зависимости от того, кто эту присягу давал – ректор или бакалавр, магистр или студент. В присягах заключены самые разнообразные требования – начиная с возраста преподавателей и их образования, предметов, которые они имели и не имели право читать, заканчивая тем, что они обязаны были все присутствовать на похоронах любого члена корпорации, и т.д. Интересы и ограничения в одежде: "Никто из магистров, обучающих свободным искусствам, не должен иметь больше одной мантии чёрного цвета и спускающейся до пят. Употребление паллия разрешается. Никто не может носить под мантией туфли с отделкой или удлинёнными носками"²⁸. В том же документе содержаться и ограничения по возрасту преподавателей, о которых я говорила выше: "Пусть никто не читает лекции по свободным искусствам, если не достиг 21 года и не прослушал в течении 6 лет всех основных книг"²⁹. Для теологов оговорено следующее: "В отношении теологов мы повелеваем, что никто в Париже не может обучать теологии, если он не достиг 35 лет, не обучался в течении 8 лет и не прослушал всех необходимых книг"³⁰.

Есть здесь и ограничения  по части учебного плана: "…должны  преподавать в обычных школах книги Аристотеля по старой и новой  диалектике. Они должны читать обоих Присцианов, того или другого. В праздничные дни они ничего не должны читать, кроме философии и риторики, квадривиума, "Барбаризмов", и, если пожелают, "Этики" а также четвёртой книги "Топики""³¹.

Безусловно, в таких документах предусматривались и определённые соглашения, которые могли заключить между собой магистры и их ученики, в случае нарушения которых нарушители подвергались штрафам. Соглашения касались следующих случаев: "… убийства или увечья студента, жестокого безнаказанного беззакония, в случае определения цен на квартиры и одежду, в случае похорон, установления цен за лекции и диспуты"³². Причём соглашения должны были составляться таким образом, что "университет не должен терпеть никакого ущерба"³³.

В самом конце присяги бакалавра  специально оговорено следующее: "…также ты должен оставаться вместе с живущими (в миру) магистрами всю свою жизнь и защищать их статус, постановления и привилегии в любом положении, в котором ты будешь находиться"³⁴. Для того, чтобы с полной ясностью представить, университетские корпорации были действительно одним целым организмом, важно, на мой взгляд, отметить следующие слова из той же присяги: "И, наконец, ты даёшь клятву, что в любом состоянии станешь специальные своды и благородные обычаи факультета свободных искусств и привилегии университета"³⁵.

"Организуясь по образцу римской и купеческой гильдий, эти ассоциации стремились добиться корпоративности, т.е. утверждённого внешней властью права иметь общую собственность, избираемых должностных лиц, свои статуи, печать"³⁶.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

§ 3. Приложение сил

"Город был не только центром,  где происходило формирование  нового интеллектуального потенциала средневекового общества, но и главным местом приложения его сил и реализации его возможностей"³⁷. Об этом свидетельствует возрастающий с 12–13 вв. процесс рационализации всей системы городского управления на основе письменности. Люди, владеющие ею, привлекались для работы в городской канцелярии для ведения городских книг, финансов, архива.

"Городские советы чувствовали  острую потребность в учебных,  юридически образованных людях"³⁸. Обусловлено это было следующим обстоятельством. Главную роль после бургомистра в городском совете был городской письмоводитель или как он ещё назывался, канцлер, нотариус. Исследовавшие эту проблему французские урбанисты отмечают стремительное увеличение слоя городских нотариев с конца 12–13 веках. Одной из важнейших обязанностей городского совета было производство суда. "Необходимо было, поэтому, иметь под рукой человека, знающего законы"³⁹. Канцлер должен был знать латинский язык, уметь составлять документы. Он посвящался в тайны городской политики. Ему случалось исполнять разные дипломатические поручения. Эта выдающаяся и нелёгкая должность оплачивалась очень хорошо – канцлер получал пожизненное жалование, не смотря на то, что мог уже не исполнять свои обязанности задолго до смерти. Нередко канцлер, пользуясь городским архивом, описывал современные ему события и оставлял, таким образом, "в назидание потомству городскую хронику"⁴⁰ .

В 1363 г. совет Нюрнберга учредил  должность городского секретаря-юриста. В соответствующий записи городской книги говорилось, что совет посылает в Падую "на свои средства" человека для обучения юриспруденции и обязует его, в свою очередь, собрать соответствующие юридические сочинения для библиотеки совета. "Стремление влиться в городскую систему управления было одним из побудительных мотивов и для бюргерских сыновей, стремившихся получить образование в университетах"⁴¹. Так, например, из 23-х фамилий членов городского совета в Люленбурге, в начале XV века более половины обучалось праву в Парижском университете.

А вот, например, в Венеции "…с половины XV века появляются семейные хроники и генеалогии потомственных  бюрократических фамилий которые  обзаводятся и собственной геральдикой, завершая таким образом, символами времени, оформление семейно-бытового и служебного ритуала"⁴².

"Знатоки  делопроизводства, и канцелярской  процедуры, составители и хранители бумаг, полномочные служащие, причастные к государственным тайнам, обладали в городе особым статусом и престижем, конструированными привилегиями и огромным влиянием, неизбежно возникающем у бюрократии"⁴³.

Несомненно, большим значением пользовались городские казначеи или камерарии. Они заведовали приёмом хранения и расходованием городских денег, в иных городах вели особую книгу, куда заносили все имущественные перемены. В Ульме их печатью скреплялись имущественные договоры и купчие.

Потребность в людях, владеющих юридической  профессией, остро ощущалось и на повседневном уровне городской жизни (особенно в крупных центрах): для торговых сделок, нотариальных актов, касающихся продажи недвижимости, её наследования, для выполнения секретарских и различных вспомогательных функций в судебных палатах.

"Зачастую  учителя добывали себе средства  к существованию, служа одновременно писцами в городских учреждениях или предлагая свои услуги в составлении деловых бумаг всем желающим в людных местах города"⁴⁴.

Естественным  было бы в этой главе рассмотреть  вопрос о благосостоянии людей, занятых  интеллектуальных трудом. Из всего  предыдущего видно, что образованный человек имел все возможности для достойного заработка, однако на деле всё обстояло не всегда благополучно. Получение образования само по себе ещё не служило его гарантией (заработка). Конечно, главным занятием интеллектуалов оставалось преподавание, и оно достойно ценилось в Средние века. Жалование, которое получали учителя было различным и целиком зависело от обстоятельств в данном конкретном случае: от величины и благосостоянии города, остроты конкуренции среди учителей, статуса школы и т.п. Содержание учителей городских школ ложилось на плечи городского совета.  Он брал на себя обязательство выплачивать учителю определённую годовую плату, обеспечивать его жильём, а также предоставлять ему в зимнее время дрова для отопления и свечи. Как правило, учитель освобождался от всех городских повинностей. Распространена была натуральная оплата труда педагогов: в некоторых городах она включала в себя рожь, сало, солод, иногда учитель получал и бесплатных стол, чаще всего в доме пастора.

Помимо жалованье магистра учитель  получал ещё и плату непосредственно  от учеников, которую они вручали  ему поквартально. Многочисленные документы  ограничивают пределы оплаты того или  иного курса лекций, а также  репетиторской деятельности. Главным утверждением является то, что "Студенты должны вносить плату магистрам, у которых они слушают лекции"⁴⁵. Связано это, прежде всего, с отношением к преподаванию как к любому другому труду в средние века. Подтверждает это такое предложение, всреченное мною в одном из документов болонского университета XV века. В нём говорится следующее: "Поскольку работник заслуживает вознаграждения, было вынесено решение, что доктора, обучающие философии по книгам, названным ниже… принимают плату со своих студентов в таких размерах…"⁴⁶. Далее идёт очень подробное перечисление тех книг, по которым должно читать философию, и той платы, которую слушатели должны вносить за лекции. Специально оговорено, что "Если читающий по упомянутым книгам или некоторым из них будет студентом или репетиром, он должен получать со слушателей половину вознаграждения"⁴⁷. В этом же документе оговаривается ещё один источник заработка преподавателей "так как магистры грамматики платят высокую ренту за свои жилища, каждый магистр грамматики… может и имеет право обязать любого студента, взрослого или юношу, проспавшего три ночи в его доме, заплатить полную сумму за всё время, даже если он перешёл к другому магистру или на другую квартиру"⁴⁸. Следовательно, речь здесь идёт об уровне профессионализма, соответственно с которым менялась и оплата за предоставляемые знания. Но при этом если учесть, что "большинство школ были частными, и заработок учителя ограничивался только платой учеников, то не приходится удивляться многочисленным жалобам преподавателей на недостаточную обеспеченность"⁴⁹. С этим связаны и стремления учителей иметь побочные заработки. И всё же именно преподавание являлось первым по своей значимости занятием в среде интеллектуалов.

Несколько слов о самих студентах. Судить об их благосостоянии я не могу на основании тех документов, которые имеются у меня в наличии, но очевидно, что, как и преподаватели, так и студенты не отличались большим достатком. Для особенно бедных студентов в университетских статусах предусматривались специальные льготы. Оговорено это в предложениях типа "…студенты должны вносить плату магистрам, у которых они слушают лекции, с тем условием, что те, кто не имеет на годовые расходы 12 флоринов, полностью освобождаются от платы, если только подтвердят свою бедность клятвой магистру либо ректору"⁵⁰. Здесь не только присутствует мысль о том, что среди студентов немало было и таких, которые не в состоянии были оплатить прослушиваемые ими лекции, что заставило советы университетов издать подобное положение. В этом пункте статуса перед нами в рабочем виде предстаёт система покровительства и защиты, предоставляемой университетом как корпорацией своим членам.