Интеллектуалы средневековья

Существует любопытный документ, который  мне хочется привести здесь в  качестве иллюстрации. Это грамота короля Кастилии Энрике II (дата её создания спорна, но большинство историков склоняются к 1370 году). В ней проявляется вполне оправданная забота об образовании со стороны королевской власти, тем более что в это время происходит рост и усиление влияния сословия городских чиновников–легистов.

Итак, по этой грамоте учителям предоставляется  широкий спектр льгот. Вот, например, во втором пункте её говорится следующее: "… мы желаем, чтобы во всех местах наших королевств, и владений ни власти, ни другие лица не противодействовали учителям в обучении, приказываем вам и повелеваем, чтобы дом, который выберет учитель для своих занятий, не отнимали у него и не позволяли отнимать, но лучше дайте ему (дом) и оставьте у него, давая и выплачивая то, что стоит его аренда, чтобы он существовал на общественных началах"⁵¹. Несмотря на то, что льготы предоставлялись только ограниченной группе учителей, прошедших своеобразный "государственный экзамен", нельзя не отметить, что власть шла на значительные уступки сословию учителей. Ещё одно место в документе, на которое мне бы хотелось обратить внимание, содержит следующее: "…чтобы наши учителя, которые нас учат, хорошо нам служили, жалуем как нынешним, так и тем, кто будет учить потом, (право) пользоваться, будучи не в состоянии преподавать, проучив 40 лет христианской доктрине, всеми милостями и привилегиями, которыми пользуются герцоги, маркизы и графы нашего дома. И пусть даётся им для их поддержания всего то, что требуется, каждый год, а в их праве просить ту сумму у нашего двора и дома, какую захотят, уведомив, что не пользуется своим искусством и преподаванием и не в состоянии делать это"⁵².

Грамота настолько изобилует различными штрафами за нарушение установленных правил, что это наводит на мысль, что на практике правила эти всегда действовали, и реальное положение учителей было совершенно иным. К сожалению, я не обладаю документами, чтобы делать какие-то более-менее обоснованные выводы по этому поводу.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Глава II. Научная и педагогическая

деятельность

 

§ 1. Интеллектуал как педагог и личность

Основным занятием интеллектуалов были занятия наукой и преподавание. Для данного периода не существует ни одного более-менее известного учёного, отделённого от преподавания и наоборот.

Прежде всего, следует отметить высокие требования к личности преподавателя и его занятиям. Во всех сочинениях педагогического характера, которые мне удалось прочитать, обязательно присутствуют отдельные слова или даже целые главы и принципах выбора учителя. Причём, оцениваются не только его умственные способности, но и образ жизни, который непременно должен подавать нравственный пример ученикам. Винсент из Бове, в своём трактате "О наставлении детей знатных граждан" (относится к концу XII – началу XIII) в главе, посвящённой выбору учителя говорит: "Для знатных мальчиков должен был выбран учитель как в науках, так во нравах"⁵³.

Вообще, образованный человек, педагог  ли он или нет, должен был неукоснительно соблюдать в своей жизни законы морали, христианской морали, прежде всего. Гуго Сен-Викторский, выдающийся педагог и мыслитель средневековья, пишет, что "добрые нравы украшают науку, и поэтому к правилам чтения и прибавляются и правила доброй жизни… Мало похвальна наука, запятнанная порочной жизнью. Так что тому, кто занимается наукой, следует особенно заботится о добрых нравах"⁵⁴.

Выше я уже упоминала о  том, с какой тщательностью в  средние века подходили к выбору учителя. В сочинениях говорится о пяти главных качествах педагогов: "…талантливый ум, честную жизнь, смиренные знания, естественное красноречие, опыт преподавания"⁵⁵. Выбор именно этих пяти качеств объясняется следующим образом: "Ум, говорю, талантливый, чтобы из многих (авторитетов), который могут преподаваться, умел бы выбрать лучших и не всё бы принимал из сказанного другими. Второе, что требуется от него – это честная жизнь или образ жизни… И действительно, добродетель и зрелость в жизни учителя добавляет ему авторитета и очень помогают слушающим. И действительно, хорошие примеры учителя наставляют учеников, плохие портят. Третье, что от него требуется – это смиренное знание. Именно знание, поскольку как сказал Овдий, "не может учить тот, кто неопытен сам". Четвёртое – это естественное красноречие, поскольку, как сказал Цицерон "мудрость без красноречия мало полезна". Кроме того, от учителя требуется, чтобы он имел опытность в преподавании или мастерство, а именно чтобы он имел метод обучения"⁵⁶. Такую строгость в требованиях можно с другой стороны объяснить и тем, что к этому времени число учителей стало очень велико, но уровень преподавания большинства из них оставался на очень низком уровне. С этой точки зрения вполне обоснованными являются требования, им предъявляемые.

В грамоте кастильского короля Энрике II (XIV век) специально оговаривается пункт об обязательном экзамене для учителей, желающих заниматься преподаванием. В случае, если экзамен не сдавался на территории того или иного учителя считалась незаконной и строжайшим образом наказывалась. Следить же за функционированием школ, дисциплинами, которые в них изучались, а также отдельно за нравами преподавателей должна была особая государственная инспекция.

Бродящие школяры постоянно  находились в поисках лучшей школы, лучшего преподавателя  и метода преподавания. За свою жизнь интеллектуалы обучались у множества преподавателей, находились в постоянном движении по всей Европе стремясь найти идеальное знание. При этом и здесь прослеживается достаточно низкий реальный уровень преподавателей, как с научной точки зрения, так и с нравственной. Многие из деятелей науки, оставившие воспоминания о годах обучения, часто довольно нелестно отзываются о своих бывших наставниках, ставя им в укор и недостаточное владение речью, и узость знаний, и неправедную жизнь. Крансоречивы в этом отношении отзывы Гвиберта Ножанского, уже упоминавшегося мной выше, о своём первом преподавателе: "… Он бил меня тем несправедливее, что, если бы у него действительно был талант к обучению, то я, как всякий другой ребёнок, понял бы легко каждое толковое объяснение. Но так как он выражался с трудом, то часто и сам не понимал того, что силился объяснить. Вращаясь в кругу тесных и простых понятий, он не отдавал себе отчёта и даже не понимал, что говорил, почему совершенно напрасно вдавался в рассуждения. Действительно, его ум был настолько ограничен, что если он дурно понял, учась в позднем возрасте, то ни за что не решался отказаться от своих прежних понятий, и если ему случалось высказать какую-нибудь глупость, то, считая себя непогрешимым, он поддерживал её и в случае надобности защищал кулаками"⁵⁷. Отсюда и способ преподавания: "…мой учитель был очень неискусен в чтении стихов и сочинении их по всем правилам. Между тем он осыпал меня почти каждый день градом пощёчин и пинков, чтобы заставить силою понять то, что он никак не мог растолковать сам"⁵⁸.

Вообще косноязычие было, судя по всему, главным недостатком средневековых педагогов. Иоанн Солсберийский упоминая об одном из своих учителей сетует: "…я стал учеником Ричарда, по прозванию Епископ, человека сведущего почти во всех науках. Но, к сожалению, на уме у него было больше, чем на языке, а знания превосходили умение их подать…"⁵⁹. Или, к примеру, совершенно обратный отзыв об Ансельме Ланском, известном богослове своего времени учившийся у него Пётр Абеляр: "… я пришёл к этому старцу, который был обязан славой совей долголетней преподавательской деятельности, чем уму или памяти. Если кто-нибудь приходил к нему с целью разрешить какие-нибудь свои недоумения, то уходил от него с ещё большим недоумением. Он изумительно владел речью, но она была крайне бедна содержанием, и лишена мысли. Он был похож на дерево с листвой, которое издали представлялось величественным, но вблизи и при внимательном рассмотрении оказывалось бесплодным"⁶⁰. Таким образом, ученики были не удовлетворены то плохой речью своих преподавателей, то их плохими знаниями, а чаще всего и тем, и другим, так что переходы из одной школы в другую, частая смена учителей отчасти объясняется этим обстоятельством. Другое обстоятельство заключалось в том, что каждый отдельный преподаватель мог обучить своих учеников только одной дисциплине, изредка двум (Пётр Абеляр преподавал в совей школе два предмета – богословие и философию, что принесло ему огромную славу и доходы от учеников более, чем скромные), и уж ещё реже – трём и более предметам. Разносторонне развитые деятели науки, за исключением единичных энциклопедистов изучаемой эпохи, появляются в Европе в более позднее время – это гуманисты, совершенно иной тип интеллектуалов. А пока учащимся приходилось довольствоваться лекциями по одному предмету, а при желании изучить больше, совершать целые путешествия по Европе. Иоанн Солсберийский был одним из таких людей, чья жажда знания заставляла его в течении многих лет обучаться у разных преподавателей. Вот история его обучения: "Когда я ещё, очень молодым, впервые приехал в Галлию учиться, я прежде всего отправился к перипатетику из Палле, всеми обожаемому прославленному учёному… Затем, после его отъезда, я стал учеником магистра Альберика, который выделялся своей блестящей репутацией среди других диалектиков. Так, за два года я имел наставниками в этой науке Альберика, а также магистра Роберта из Мелена. Вслед за тем я стал учеником Ричарда по прозвищу Епископ. Я повторил риторику вместе с другими предметами, у магистра Теодорика, позднее я учил её более полно с Петром Гелием… Потом я изучил начальные правила логики у Вильгельма Суассонского… Лишь три года спустя, вернувшись в Париж, я разыскал магистра Гильберта и стал его учеником в диалектике и теологии. Но очень скоро он нас покинул и сменил Роберт Пулл… А затем меня взял к себе в ученики Симон из Пуасси … Так, в занятиях разными науками промелькнуло у меня почти 12 лет…"⁶¹.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

§ 2. Научные занятия интеллектуалов

Немногие интеллектуалы Средневековья  были людьми образованными в самых разнообразных сферах науки: примером научного универсализма могут служить, как уже было отмечено мною выше, единицы. Одним из таких деятелей был Гуго Сен-Викторский, выдающийся мыслитель XII века. В своём главном труде "Дидаскалионе" он посвящает главы рассмотрению разнообразнейшего круга вопросов, что характеризует его, несомненно, как очень одарённого и знающего человека своей эпохи. Причём пишет он не только об отвлечённых философских понятиях, но и о методах и способах обучения, о свойствах человеческой души и разума, даёт краткие описания школьных предметов, и наряду с этим уделяет  внимание совершенно, казалось бы, бытовым вопросам, таким, например, как сукноделие. Вообще работы средневековых преподавателей представляют собой довольно интересные, хотя вовсе необоснованные научно, попытки анализа своей деятельности, вырабатываются целые педагогические школы. Педагоги производят скрупулезный анализ возрастов человека с целью выяснить, какой из них наиболее подходит для обучения разным наукам, дают целую систему упражнений для развития ума, речи, памяти, благонравия (и это особенно важно в их работе!). Несмотря ни на что, педагогические работы средневековья – первые ростки глубокого психологического анализа процесса обучения и познания истины в широком смысле этого слова. Можно с уверенностью сказать, что они представляют собой замечательный и очень увлекательный объект для научного анализа.

Помимо преподавания и писательства интеллектуалы занимались переводами античных авторов. И это имело особенно важное значение, потому что именно античные достижения в науке и философии становятся главными источниками учёности в средневековой Европе. В одном их главнейших центров медицинского знания в Европе в XI веке становится монастырь в Монте Кассино. Здесь в начале второй половины XI века обосновывается учёный врач Константин Африканец. Его значение для становившейся европейской науки состоит в том, что он одним из первых стал переводить медицинские произведения с арабского и греческого языков на латинский.

Переводы с арабского языка  на латинский, начавшиеся в XI веке, – отмечает Соколов В.В., – не ограничивались только медицинскими текстами. В испанском Толедо, где в середине XII века работал выдающийся переводчик и компилятор Доминик Гундисальви,  в итальянском Солерно и французском Шартре переводились и многие другие научные и философские тексты, как античные, так и арабские. Благодаря им произошло знакомство Европы с работами Аристотеля, что произвело подлинный переворот во взглядах средневековых людей.

Впрочем, вся система обучения строилась на изучении античных авторов. Поэтому сочинения средневековья пестрят ссылками на античных авторов. Средневековые учёные сравнивали себя с лилипутами, взобравшимися на головы о значении их в современной науке. Трактовка и анализ древних авторов становится основным занятием учёных.

И, конечно же, нельзя сказать о  значении книги в получении знаний. Чтению и его правилами, тому, что  читать и как, посвящено много  слов в средневековой педагогической литературе. В связи с этим мне хотелось бы привести несколько отрывков, характеризующих огромный интерес к книге и правильному чтению. Иоанн Солсберийский в сочинении, называющемся "Поликратик, или о забавах света и заветах философив" специально говорит о том, как надо правильно читать: "Читать, однако, надо всё так, чтобы некоторые вещи из прочтённого оставались без внимания, какие-то отвергать, другие походя принимать к сведению, чтобы не остаться совершенно в неизвестности. И прежде всего с высшим прилежанием надо останавливаться на вещах, которые либо служат устроению общественной жизни, будь то гражданское право или наставления нравственности, либо способствуют здоровью тела и души… Ведь от чтения всегда и требуется, чтобы человек непрестанно становился лучше самого себя"⁶². Или, например, в одном отрывке учёный пишет о книге как пище духовной и сравнивает её с пищей телесной. Следом он заключает: "… так из книг одни полезны всем, как не содержащие ничего, кроме наставлений веры и нравственности, другие пригодны для устоявшихся умов и не должны предоставляться для чтения менее искушённым людям, третьи таковы, что натура правильно устроенного ума их вообще не принимает, четвёртые усваиваются с пользой для нравов, пятые – для искусства слова"⁶³. Вот такая своеобразная и очень верная, на мой взгляд, классификация. И что самое главное, книга, по мнению средневековых авторов не являлась последней инстанцией истины и должны была давать только повод к собственным размышлениям – "читать, следовательно, надо так, чтобы авторитет писателя не мешал суждениям разума, потому что крапива жжёт всякую прикоснувшуюся к ней руку и тогда, когда названа розой"⁶⁴. Следовательно, для настоящего интеллектуала считалось главным сохранять независимость мышления и отстаивать свою точку зрения несмотря ни на что. Смена представлений могла обернуться плачевно для педагога – он мог полностью потерять авторитет и своих учеников, а, следовательно, и заработок. Нечто похожее случилось с Гильомом из Шампо, преподавателем Абеляра, который проиграл своему ученику в споре об универсалиях. "После того, как Гильом изменил и даже вынужден был отвергнуть прежнее учение, к его лекциям стали относится так пренебрежительно, что едва даже стали допускать его к преподаванию других разделов диалектики… лица, наиболее усердно поддерживавшие раньше моего вышеуказанного учителя, и особенно сильно нападавшие на моё учение, теперь перешли в мою школу"⁶⁵.