Автор работы: Пользователь скрыл имя, 01 Июня 2012 в 20:35, реферат
В пособии представлена картина эволюции исторического знания, формирования последнего как научной дисциплины. Читатели могут ознакомиться с различными формами познания и восприятия прошлого в их историческом развитии, войти в курс современной полемики по поводу места истории в обществе, сконцентрировать внимание на углубленном изучении ключевых проблем истории исторической мысли, особенностей различных форм историописания, возникновения, распространения и смены исследовательских установок, становления и развития истории как академической науки.
ПРЕДИСЛОВИЕ 5
ВВЕДЕНИЕ 6
Глава 1. ЧТО ТАКОЕ ИСТОРИЯ 10
Термины и проблемы 10
Историческое сознание и историческая память 12
Историческая память и забвение 13
Историческая память и истолкование прошлого 15
Историческая память и исторический факт 17
Историческое сознание и историческая наука 19
Объективность и достоверность исторического знания 20
История как наука об уникальных и единичных явлениях 26
История и социальная теория 29
Глава 2. КАК ПИШЕТСЯ ИСТОРИЯ 33
Исторический источник 33
Событие и факт 37
Хронология и периодизация 39
Всеобщая история 43
История и литература 46
Глава 3. АНТИЧНАЯ ИСТОРИОГРАФИЯ: РОЖДЕНИЕ ИСТОРИЧЕСКОГО ЗНАНИЯ 50
У истоков нового знания 50
Геродот – отец европейской истории 51
Фукидид: история как свидетельство очевидца 54
Греческая историография эпохи эллинизма 59
Греческое наследие в римских исторических сочинениях 62
Жанр всемирной истории 66
Историки Ранней империи 69
На закате античной традиции 71
Античное историческое сознание и историописание 73
Глава 4. СРЕДНЕВЕКОВАЯ ИСТОРИОГРАФИЯ 76
Христианская концепция истории 76
Средневековая концепция исторического времени 79
Предмет и методы работы средневекового историка 83
Средневековые историки и их аудитория 88
Гуманистическая историография эпохи Ренессанса 95
Античность в историческом сознании и историографии Ренессанса 96
Секуляризация исторического сознания и приемы исторической критики 100
Византийская историография 106
Древнерусские исторические сочинения (XI–XVII вв.) 115
Глава 5. ИСТОРИЧЕСКОЕ ЗНАНИЕ РАННЕГО НОВОГО ВРЕМЕНИ 121
Научная революция и историческое знание XVII в. 121
«Философская история» эпохи Просвещения 128
Теории прогресса и исторических циклов 135
«Философская история»: практики историописания 139
Глава 6. ИСТОРИКИ И ФИЛОСОФЫ XIX в.: ПРЕДСТАВЛЕНИЯ ОБ ИСТОРИЧЕСКОМ ПРОШЛОМ 149
Историческая культура романтизма 149
Направления романтической историографии 154
Интерпретация исторического процесса в философских системах первой половины XIX в. 160
Интерпретация исторического процесса в философских системах второй половины XIX в. 166
Глава 7. ИСТОРИЧЕСКАЯ МЫСЛЬ И ПРОФЕССИОНАЛЬНАЯ ИСТОРИОГРАФИЯ ВТОРОЙ ПОЛОВИНЫ XIX – НАЧАЛА XX В. 172
Позитивизм и научная история 173
Формирование историографических школ 177
Дискуссии о предмете и статусе истории 180
Российская историография и «русская историческая школа» 186
Критический метод и принципы научного исследования 194
Глава 8. ИСТОРИЯ В XX в.: КРИЗИСЫ И РЕВОЛЮЦИИ В ИСТОРИЧЕСКОМ ПОЗНАНИИ 199
Относительность исторического знания 200
Экономическая история 207
Цивилизационной и культурно-исторический подходы к изучению прошлого 210
«Служанка идеологии» 213
«Бои за историю». История как проблема 217
«Новая историческая наука» 220
Социальная история и историческая антропология 223
«Новая локальная история» и микроистория 230
Глава 9. НА РУБЕЖЕ ТЫСЯЧЕЛЕТИЙ: НОВЫЕ ПРОБЛЕМЫ И НОВЫЕ ПОДХОДЫ 234
От социальной истории к истории социокультурной 234
Что такое гендерная история 246
Историческая биография и «новая биографическая история» 254
Интеллектуальная история сегодня: проблемы и перспективы 259
ЗАКЛЮЧЕНИЕ 268
Речи, часто субъективные, – средство исторического осмысления событий, своеобразный психологический комментарий к ним. Иногда в речах излагается концепция автора, причём и здесь он верен своему принципу максимального самоустранения, высказывая собственное мнение от лица разных персонажей, чтобы осветить вопрос с противоположных точек зрения. В таких случаях позиция автора скрыта, его цель – лишь показать, что его персонажи могли или должны были сказать. Здесь важна историческая правда, а не точность изложения. В речах своих персонажей Фукидид даёт блестящие образцы политического красноречия.
Автор противопоставляет собственную версию истории, метод и тему трудам, темам и методу предшественников: Гомера, логографов и Геродота. Свой метод Фукидид определяет словом «описывать», а метод логографов и Геродота – словом «слагать». Он подчеркивает этим, что логографы чисто механически, без критической проверки «составляют вместе» добытые ими сведения, заботясь только о занимательности информации, а не о её надёжности. Фукидид заявляет, что не будет приукрашивать и преувеличивать события, и исключает из своего труда все мифическое и анекдотическое.
Фукидид считает события, отстоявшие от него всего лишь на одно поколение, отдалёнными, а сведения о них – не заслуживающими доверия. Ограничивая свою тему историей Пелопоннесской войны, современником и участником которой он был, автор отказывается от описания истории и этнографии варварских племен, чему посвятили свои труды Геродот и логографы. В сочинении Фукидида задача историка сводится главным образом к изучению недавнего прошлого в поиске причин событий настоящего.
Фукидид – родоначальник прагматической, научной историографии, основанной на рационалистических методах объяснения событий и тщательном отборе достоверных свидетельств.
56
Для неё характерны две особенности. Первая заключается в понимании истории как цепи событий, в которых отражена борьба индивидов за власть и государств – за преобладание и господство. В качестве общего провозглашался вывод: все люди, как в частной, так и в публичной жизни действуют из стремления к власти и почестям, к богатству, наконец, из страха. Иначе говоря, поскольку человеческая природа всегда равна себе, то и побудительные мотивы в политике неизменно будут тождественными. Второй чертой прагматической истории является «практическая полезность», заключённая в непреходящей ценности её уроков.
Поглощение внимания историков событийным уровнем имело для историографии, по крайней мере, три последствия:
превращение политической и военной истории в единственный объект изучения;
осмысление государства как единства двух неравнозначных частей: активного меньшинства (должностных лиц), определяющего исторические судьбы страны, и инертного большинства («народа»), выступавшего либо послушным инструментом, либо помехой на пути замыслов и дел первых;
объяснение исторического процесса психологическими мотивами действующих лиц.
Стремясь сделать понятным ход событий, Фукидид отказывается от биографических и политических подробностей. Психологические, моральные и социальные качества человеческой натуры являются для него последними причинами событий. Если враждующие партии в Элладе возлагали ответственность за начало войны друг на друга, то Фукидид ставит вопрос о возникновении войны иначе. Он различает причины и непосредственные поводы, из-за которых разразилась война (так, античная медицина различала «истинную причину» болезни, «внешнюю», возбуждающую её причину и простые симптомы). Как ученик Гиппократа, Фукидид устанавливает «диагноз» явления и даёт точную картину «болезни» полиса, имеющей свойство повторяться.
Объективная причина войны – это тайная борьба противоположных сил, приведших политическую жизнь Эллады к болезненному кризису. Познание этой причины поднимает историка над борьбой партий и снимает вопрос о виновниках войны. Отсюда возникают требования наибольшей точности в исследовании событий прошлого и современности, а также критической оценки показаний свидетелей. Последних нужно выбирать не случайно, но принимая во внимание их предубеждения и силу памяти во избежание ошибок и воздерживаясь от собственного мнения.
57
Фукидид заявляет, что его цель – «отыскание истины», но, несмотря на провозглашаемое стремление к точности и беспристрастности, он часто субъективен. Мы находим у него односторонний подбор событий, и даже намеренное замалчивание некоторых фактов (например, договоров афинян с персами). Духовное превосходство Афин даёт им право на гегемонию в Элладе – таково убеждение Фукидида, которое он хочет внушить читателю. Почему же всё-таки война была проиграла? Преемники Перикла не справились с поставленными перед ними задачами. Результатом длительной междоусобной войны стало, по словам Фукидида, вырождение человеческой натуры. Честолюбие, жадность, корыстолюбие наследников Перикла сделали Афины самым ненавистным из греческих государств: теперь вся Эллада единодушно желала уничтожения афинской мощи.
В неизменности свойств человеческой натуры Фукидид видит залог пользы от своего труда в будущем. Он ставит себе практическую задачу: сообщить государственным деятелям необходимые знания о психологии и поведении отдельных личностей и политических групп. Человеческая натура, независимо от племени, рода, пола и возраста её носителей, имеет некоторые общие черты: стремление к свободе, эгоизм, зависть, мстительность, жестокость, безрассудные надежды и стремления, желание властвовать над другими. Человеческая натура – неизменно эгоистична. Она развивается с возрастом и незаметно приспосабливается к обстоятельствам, под давлением которых либо изменяется в направлении к «зверству» и вырождению, либо облагораживается под влиянием стремления к свободе, как в перикловых Афинах. Свойство человеческой натуры угнетать окружающих (сильный всегда господствует над слабым) – вот психологический принцип истории, устанавливаемый Фукидидом.
В политической истории (так же как и в космосе) господствуют стихийные силы (непредвиденные стечения обстоятельств, землетрясения, эпидемии и т. д.), которые нарушают каузальные, или причинные, связи исторических событий. «Слепой случай» проявляется не только во внезапных ударах судьбы, но и в человеческом поведении. Он иррационален и не подчинен этическим нормам. Эта безличная сила оказывает решающее влияние на успех человеческих замыслов, она может вредить или помогать людям. Напротив, всё то, что в истории восходит к людским планам и решениям, историк выводит из законов человеческого мышления, расчётов и воли. События, представлявшиеся современникам трагическими несчастьями, он раскрывает как необходимые и неизбежные. Однако великие люди, выдающиеся государственные деятели могут, с точки зрения Фукидида, предвидеть ход исторических событий и влиять на них.
58
Если им на время удаётся обуздать «заносчивость» демоса и «раздражение» толпы, то наступает краткий период процветания. Но затем события вновь набирают силу, достигая кульминации во время войн и междоусобиц, за чем следуют возмездие и катастрофа.
Заслугой Фукидида как историка считается использование им документальных источников (текстов договоров, официальных постановлений и других документов), установление хронологии, а также применение открытого им метода реконструкции прошлого путём ретроспективных заключений, опирающихся на характеристику сохранившихся пережитков. Во введении к истории Пелопоннесской войны Фукидид подтверждает свои соображения о культурном состоянии Древней Эллады ссылками на обычаи наиболее отсталых племен, могильные находки, местоположение эллинских городов. Фукидид отказывается от традиционных представлений о древности, почерпнутых главным образом из эпоса, и смело ставит на их место собственные «обратные заключения», сделанные на основании определения роли Афин в эпоху греко-персидских войн. Истоки могущества Афин он видит в их исторической заслуге спасения Эллады при Марафоне и Саламине. Фукидид излагает историю соперничества Афин и Спарты и показывает, как усиление Афин привело к роковому конфликту двух держав. В знаменитой надгробной речи (эпитафии), посвященной Периклу, Фукидид рисует картину «золотого века» афинской демократии под руководством её великого вождя. Этот исторический момент – вершина духовной мощи Афин, с которой Фукидид обозревает весь ход войны, взгляд на светлое прошлое перед лицом грядущих трагических событий.
Если греческое историческое сознание классической эпохи было сосредоточено на осмыслении вражды между греками и варварами, то в эллинистический период оно направлено на понимание единства человеческого мира как исторического целого. В результате завоеваний Александра Великого вся основанная им огромная империя приобщилась к единой истории греческого мира. Знакомство с яркими картинами прошлого, созданными Геродотом и Фукидидом в V в. до н. э., существенно расширило горизонты исторической мысли всех последующих поколений, и это подготовило появление истории нового типа, идея которой воплотилась в знаменитом труде ПОЛИБИЯ (210–128 до н. э.) «Всеобщая история».
59
Полибий понимает историю не в первоначальном, геродотовском значении описания событий прошлого, а в современном смысле – и как исследование особого рода, посвященное делам человеческим, и как форму мысли, имеющую универсальную ценность для человеческого духа. По его мнению, познание прошлого более всего способно послужить на пользу людям.
Полибий происходил из знатного и богатого рода. Его отец был крупным политическим и военным деятелем Ахейского союза, четыре раза занимал высшую должность союзного стратега. Не удивительно, что и сам Полибий сделал блестящую военную и политическую карьеру. В 167 г. до н. э. он в числе тысячи других своих соотечественников был интернирован в Рим, где пробыл 17 лет до возвращения на родину. Военные знания Полибия высоко ценились в Риме, и он неоднократно выполнял роль военного эксперта. Известно, что он принимал участие в осаде Карфагена и присутствовал при завершающем штурме ненавистного римлянам города (146 до н. э.), а затем, после поражения Ахейского союза, способствовал умиротворению своих соотечественников. Известно также, что он прожил долгую жизнь и умер в возрасте 82 лет, хотя даты рождения и смерти Полибия восстанавливаются лишь гипотетически.
Основная часть «Всеобщей истории» посвящена периоду 220–146 гг. до н. э., а две первые книги представляют собой введение ко всему сочинению и охватывают 264–220 гг. до н. э. Таким образом, античный автор был свидетелем большей части изложенных им событий. При чтении сочинения Полибия не следует упускать из виду то, в какую эпоху он творил. Необходимо также помнить, что его главная цель – оправдать римские завоевания в глазах эллинов. Подчинение Риму эллинистического мира, свидетелем и участником которого стал сам Полибий, создавало, с одной стороны, новую, отличную от всего предшествовавшего, политическую и культурную реальность, а с другой – требовало иного подхода к осмыслению и изображению этой реальности. Мир вокруг Полибия постоянно менялся: на смену разрозненным и обособленным эллинистическим монархиям и союзным образованиям, которые постоянно враждовали между собой, пришла монолитная и стабильная политическая система римской государственности. Установление римского господства, безусловно, вело к подчинению свободолюбивых эллинов и оскорбляло их патриотические чувства, однако имело далеко идущие последствия. Происходило объединение прежде разрозненного мира, устранялись раздиравшие его противоречия, вызванные борьбой отдельных государств за политическое преобладание.
60
Множество отдельных земель всего за несколько десятилетий превратились в единое государство. Всё это, с одной стороны, отвечало симпатиям Полибия, воспитанного на объединительных принципах греческой федерации, с другой – приводило его к мысли о том, что методы, которыми пользовались его предшественники в изложении истории миниатюрных государств прежней Эллады, уже не соответствовали масштабам и внутренним закономерностям грандиозного объединения Средиземноморья.
Создавая во «Всеобщей истории» собственный канон написания исторического произведения, Полибий выдвигает следующее принципиальное требование: история должна иметь всеобщий характер, т. е. охватывать в своем изложении события, одновременно происходящие как на Западе, так и на Востоке. При этом изложение должно быть синхронным. Свидетель эпохи мирового господства Рима, Полибий создал новый тип исторического сочинения – всеобщую историю. И хотя предмет истории был ограничен для него военно-политической темой, в центре внимания находится уже не событийная история войны, а динамизм столкнувшихся в ней политических сил.
Так вырисовывался образ всемирной истории, «частями» которой были истории отдельных этнополитических организмов. Полибий видит смысл истории в так называемых естественных циклах. Государство в этом случае уподобляется индивиду: оно проходит последовательно через юность, зрелость, затем стареет, приходит в упадок и исчезает. Полибий близок к осознанию истории как науки, открывающей регулярные закономерности, которые управляют жизнью общества. И это позволяет ему уточнить и развить понимание предмета и цели историописания. Более того, Полибий впервые выразил идею круговорота в истории, ибо, опираясь на естественные циклы в жизни человека и проецируя их на историю государства, он предвидел, что за возвышением Рима когда-нибудь неизбежно последуют его закат и падение.
Полибий считал, что большинство как прежних, так и современных ему историков злоупотребляют драматическими эффектами и риторическими приёмами, в то время как историческое повествование имеет задачи, совершенно отличные от задач поэзии и риторики. Он видит цель историописания в пробуждении патриотизма и обучении искусству политики, в пользе, приносимой тем, кто стоит у кормила власти – ведь им особенно важно знать, по какой причине и из какого источника проистекает каждое событие.
Полибий развивает понятие деловой, прагматической, истории, которое связывает, прежде всего, с историей военной и политической.
61
Он требует, чтобы историк был современником, а ещё лучше – участником изображаемых событий. Государственный и военный опыт историка – очень важное условие полезности его труда. Лучше всего, если историю пишут сами государственные деятели. Важный признак прагматической истории – последовательное изложение событий с учётом каузальных связей. Только такая история отвечает на вопросы: что, почему и для чего происходит. События, считает Полибий, соединены между собой некой внутренней связью и взаимно обусловливают друг друга. При этом Полибий допускает лишь внутриисторическую причинность, коренящуюся в самих событиях. Подобные связи между событиями существовали всегда, но они были менее очевидны, и большинство историков их либо не замечали, либо оставляли без должного внимания. Полибий неоднократно отмечает, что в его время сцепление событий стало не только намного очевиднее, но и полностью определило характер исторического процесса сближения политических интересов римско-карфагенского Запада и греко-македонского Востока.