Нашествие монголо-татар на Русь. Куликовская победа
Автор работы: Пользователь скрыл имя, 19 Ноября 2014 в 22:35, реферат
Краткое описание
XIII—XIV столетия — это время ордынского владычества в Восточной Европе. Батыево разорение, набеги монголо-татар, утрата государственной независимости, разрыв традиционных хозяйственных связей — всё это негативно сказалось на развитии русских земель. Однако и под властью Золотой орды сохранялись некоторые привычные формы политической и церковной жизни, способствовавшие сохранению русского этноса как субъекта исторического процесса. Постепенно складывались предпосылки для противодействия иноземцам
Первенство Москвы, которому
начало положили братья Даниловичи, опиралось
главным образом на покровительство могущественного
хана. Иван Калита был силен между князьями
русскими и заставлял их слушаться себя
именно тем, что все знали об особенной
милости к нему хана и потому боялись его.
Он умел воспользоваться как нельзя лучше
таким положением.
При двух преемниках его условия были
всё те же. С 1341 до 1353 г. был великим князем
старший сын Калиты Симеон, а с 1353 по 1359 г.
— другой сын, Иван. Оба князя ничем важным
не ознаменовали себя в истории. Последний,
как по уму, так и по характеру, был личностью
совершенно ничтожной. Но значение Москвы
для прочих князей держалось в эти два
княжения временною милостью хана к московским
князьям.
По смерти Ивана Москва подвергалась большой
опасности потерять это значение. Преемником
Ивана был десятилетний Димитрий; тут-то
оказалось, что стремление к возвышению
Москвы не было делом одних князей, что
понятие и поступки московских князей
были выражением той среды, в которой они
жили и действовали. За малолетнего Димитрия
стояли московские бояре; большею частью
это были люди, по своему происхождению
не принадлежавшие Москве; отчасти они
сами, а отчасти их отцы и деды пришли с
разных сторон и нашли себе в Москве общее
отечество; они-то и ополчились дружно
за первенство Москвы над Русью.
То обстоятельство, что они приходили
в Москву с разных сторон и не имели между
собой иной политической связи, кроме
того, что всех их приютила Москва, способствовало
их взаимному содействию в интересах общего
для них нового отечества.
В это время в Орде произошел перелом,
с которого быстро началось ее окончательное
падение. Суздальский князь1, приехавши с ханским ярлыком,
сел на великокняжеском столе во Владимире,
и этому городу опять, по-видимому, предстояло
возвратить себе отнятое Москвою первенство.
Но покровитель суздальского князя Наврус
был убит. Было естественно новому повелителю
изменить распоряжения прежнего: он дал
ярлык на княжение Димитрию2. Таким образом, на этот раз
уже не лицо московского князя, неспособного
по малолетству управлять, а сама Москва,
как одна из земских единиц, приобретала
первенствующее значение среди других
земель и городов на Руси; прежде ее возвышало
то, что ее князь был по воле хана старейшим,
а теперь наоборот — малолетний князь
делался старейшим именно потому, что
был московским князем.
Уже во время несовершеннолетия Димитрия
бояре от его имени распоряжались судьбою
удельных князей. В 1363 г. они стеснили ростовского
князя и выгнали князей галицкого и стародубского
из их волостей. Гонимые и теснимые Москвою,
князья прибегали к суздальскому князю,
но после примирения с Москвою сам суздальский
князь признал над собою первенство московского.
В числе тогдашних руководителей делами
бесспорно занимал важное место митрополит
Алексий3, уважаемый не только Москвою,
но и в Орде, так как еще прежде он исцелил
жену Чанибека, Тайдулу, и на него смотрели
как на человека, обладающего высшею чудотворною
силою. Под его благословением составлен
был в 1364 г. договор между Димитрием Московским
и его двоюродным братом Владимиром Андреевичем4, получившим в удел Серпухов.
Этот договор может до известной степени
служить образчиком тогдашних отношений
зависимых князей к старейшему. Владимир
Андреевич имел право распоряжаться своею
волостью, как вотчинник, но обязан был
повиноваться Димитрию, давать ему дань,
следуемую хану, считать врагами врагов
великого князя, участвовать со своими
боярами и слугами во всех походах, предпринимаемых
Димитрием, получая от него во время походов
жалование.
Таким образом, в то время, когда Москва
возвышалась над прочими русскими землями
и распоряжалась их судьбою, в самой Московской
земле возникло удельное дробление, естественно
замедлявшее развитие единовластия, но
в то же время и принимались меры, чтобы
при дроблении сохранялась верховная
власть лица, княжившего в самой Москве.
Летопись великого князя Димитрия Донского
представляется по источникам неясною.
Мы видим, что в его отрочестве, когда он
никак не мог действовать самостоятельно,
бояре вели дела точно в таком же духе,
в каком бы их вел и совершеннолетний князь.
Летописи, уже описывая его кончину, говорят,
что он во всем советовался с боярами и
слушался их, что бояре были у него как
князья; так же завещал он поступать и
своим детям. От этого невозможно отделить,
что из его действий принадлежит собственно
ему и что его боярам; по некоторым чертам
можно даже допустить, что он был человек
малоспособный и потому руководимый другими;
и этим можно отчасти объяснить те противоречия
в его жизни, которые бросаются в глаза:
то смешение отваги с нерешительностью,
храбрости с трусостью, ума с бестактностью,
прямодушия с коварством, что выражается
во всей истории.
В августе 1375 г. Димитрий с союзниками вступил
в Тверскую землю, осадил Тверь. Он простоял
там четыре недели, а между тем его воины
жгли в Тверской области селения, травили
на полях хлеб, убивали людей или гнали
их в плен. Михаил5, не дождавшись ниоткуда помощи,
выслал владыку Евфимия6 к Димитрию просить мира. Казалось,
пришла самая благоприятная минута покончить
навсегда тяжелую и разорительную борьбу
с непримиримым врагом, уничтожить тверское
княжение, присоединить Тверскую землю
непосредственно к Москве и тем самым
обеспечить с этой стороны внутреннее
спокойствие Руси. Но Димитрий удовольствовался
вынужденным смирением врага, который
в крайней беде готов был согласиться
на какой угодно унизительный договор,
лишь бы осталась возможность его нарушить
в будущем...
Что всего важнее в этом договоре: постановлено
было по отношению к татарам, что если
решено будет жить с ними в мире и давать
им выход7, то и Михаил должен давать,
а если татары пойдут на Москву или Тверь,
то обеим сторонам быть заодно против
них; если же московский князь сам захочет
идти против татар, то и тверской должен
идти вместе с московским. Таким образом,
Москва, возвысившись прежде исключительно
татарскою силой, теперь уже имела настолько
собственной силы, что обязывала князей
других земель повиноваться ей и в войне
против самих татар.
Усмирение тверского князя раздражило
Ольгерда, но не против Димитрия, а против
смоленского князя — за то, что последний,
которого он уже считал своим подручником,
участвовал в войне против Михаила. Гораздо
сильнее раздражился за Тверь Мамай, и
притом на всех вообще русских князей.
Он видел явное пренебрежение к своей
власти; его последний ярлык, данный Михаилу,
был поставлен русскими ни во что. Он замыслил
проучить непокорных рабов, напомнить
им батыевщину, поставить Русь в такое
положение, чтоб она долго не посмела помышлять
об освобождении от власти ханов.
Мамай собрал всю силу волжской Орды, нанял
гивинцев, буртасов, ясов, вошел в союз
с генуэзцами, основавшими свои поселения
на Черном море, и заключил с литовским
князем Ягеллом договор заодно напасть
на московского князя8.
Когда Мамай, летом 1380 г. заложив свой стан
при устье реки Воронежа, назначил там
сборное место для своих полчищ и ждал
Ягелла, Димитрий собирал подручных князей
на общее дело защиты Руси. Желание разделаться
с поработителями настолько уже созрело
и овладело народными чувствами русского
народа, что московскому князю не предстояло
необходимости ждать ратных и понуждать
к скорейшему прибытию.
Митрополита Алексия уже не было в живых.
Он скончался в 1378 г. Этот архипастырь,
главнейший советник Димитрия, во все
времена своего первосвятительства употреблял
свою духовную власть для возвышения Москвы
и служил ее интересам. Московскому князю
не хотелось иметь в Москве иных первосвятителей,
кроме таких, каких само московское правительство
будет представлять патриарху для посвящения9. В то время, когда приходилось
Димитрию идти на войну, Москва оставалась
без митрополита, и это обстоятельство
лишало предпринимаемый поход обычного
первосвятительского благословения; но
Димитрий обратился за благословением
к преподобному Сергию, хотя и был с ним
в размолвке10.
Сергий пользовался всеобщим уважением.
Его молитвам приписывали большую силу;
за ним признавали дар пророчества. Сергий
не только ободрил Димитрия, но и предсказал
ему победу. Такое предсказание, сделавшись
известным, сильно возбудило в войске
отвагу и надежду на победу.
Димитрий выступил из Москвы в Коломну
в августе; русские силы отовсюду приставали
к нему. 26 и 27 августа русские перевезлись
через Оку и пошли по Рязанской земле к
Дону. На пути прискакал к Димитрию гонец
от преподобного Сергия с благословенною
грамотою: «Иди, господин, — писал Сергий,
— иди вперед. Бог и святая Троица поможет
тебе!»
6 сентября русские увидели Дон, а 8-го,
в субботу, на заре русские уже были на
другой стороне реки и при солнечном восходе
двигались стройно вперед к устью реки
Непрядвы.
День был пасмурный; густой туман расстилался
по полям, но часу в девятом стало ясно.
Около полудня показалось несметное татарское
полчище. Сторожевые (передовые) полки
русских и татар сцепились между собою...
По старинному прадедовскому обычаю следовало,
чтобы князь, как предводитель, собственным
примером возбуждал в воинах отвагу. Побившись
недолго с татарами, Димитрий вернулся
назад устраивать полки к битве. В первом
часу началась сеча, какой, по выражению
летописца, не бывало на Руси. В московской
рати было много небывалых в бою: на них
нашел страх, и пустились они в бегство.
Татары со страшным криком ринулись за
ними и били их наповал. Дело русских казалось
проигранным, но к трем часам пополудни
всё изменилось.
В дубраве на западной стороне поля стоял
избранный русский отряд, отъехавший туда
заранее для засады. Отряд стремительно
бросился на татар, которые никак не ожидали
нападения сзади.
Победа была совершенная, но зато много
князей, бояр и простых воинов пало на
поле битвы. Сам великий князь хотя не
был ранен, но доспех на нем был помят.
Похоронивши своих убитых, великий князь
со своим ополчением не преследовал более
разбитого врага, а вернулся с торжеством
в Москву.
Мамай, бежавши в свои степи, столкнулся
там с новым врагом: то был Тохтамыш, хан
Заяицкой Орды, потомок Батыя. Тохтамыш
разбил Мамая на берегах Калки и объявил
себя владетелем Волжской Орды. Мамай
бежал в Кафу (нынешняя Феодосия на восточном
берегу Крыма) и там был убит генуэзцами.
Тохтамыш, воцарившись в Сарае11, отправил дружелюбное посольство
к Димитрию — объявить, что общего врага
их нет более и что он, Тохтамыш, теперь
владыка Кипчакской Орды и всех подвластных
ей стран. Димитрий отпустил послов с большой
честью и дарами; но не изъявлял знаков
рабской покорности. Это показывает, что
в Москве считали дело с Ордою поконченным
и не боялись ее, но между тем там, по сокрушении
Мамая, не брали никаких мер ни к дальнейшему
истреблению, ни даже к собственной обороне.
В следующем 1382 г. Тохтамыш двинулся наказывать
Русь за попытку освободиться от татар.
Весть о походе Тохтамыша хотя и поздно,
но все-таки дошла к Димитрию — прежде,
чем татары приблизились к Москве.
Внезапность нашествия произвела такое
впечатление, что князья, воеводы и бояре
совсем потеряли голову. Между ними началась
рознь, взаимное недоверие, великий князь
убоялся идти навстречу хану и, покинувши
Москву на произвол судьбы, бежал в Переяславль,
оттуда в Ростов, а оттуда в Кострому.
Грозный враг не сегодня завтра должен
появиться, а в столице не было ни князя,
ни воевод. Одни кричали, что надобно затвориться
в Кремле, другие хотели бежать. Зазвонили
во все колокола на вече. Поднялся вопль.
Народ кричал: затворить ворота и не пускать
никого из города. Митрополит12 и бояре бросились первые из
города; их выпустили, но ограбили, а когда
за ними стали убегать другие, то ворота
затворили; одни стали у ворот с рогатинами
и обнаженными саблями, угрожали бить
бегущих, а другие метали на них камни
со стен.
23 августа подъехали передовые татарские
конники к кремлевским стенам. Москвичи
смотрели на них со стен: «Здесь ли великий
князь Димитрий?» — спрашивали татары.
Им отвечали: «Нет». Татары объехали кругом
Кремля, осмотрели рвы, стены, бойницы,
ворота. В городе благочестивые люди молились
Богу; наложили на себя пост, каялись в
грехах, причащались Святых Тайн, а удалые
молодцы вытаскивали из барских погребов
меды, доставали из боярских кладовых
дорогие сосуды и напивались из них для
бодрости.
Пьяные влезали на стены, кричали на татар,
плевали и всячески оскорбляли их и их
царя, а раздраженные татары махали на
них саблями, показывая вид, как будут
рубить их. Москвичи расхрабрились так,
думая, что татар всего столько и пришло,
сколько они их видели под стенами. Но
к вечеру появилась вся ордынская громада
с их царем, и тут многие храбрецы пришли
в ужас.
Тохтамыш сообразил, что не взять ему Кремля
силою; он порешил взять его коварством.
На четвертый день в полдень подъехали
к стенам знатнейшие мурзы и просили слова.
С ними стояли двое сыновей суздальского
князя, шурья великого князя. Мурзы сказали:
«Царь наш пришел показнить своего холопа
Димитрия, а он убежал; приказал вам царь
сказать, что он не пришел разорять своего
улуса, а хочет соблюсти его, и ничего от
вас не требует, — только выйдите к нему
с честью с дарами».
Москвичи отворили ворота и вышли, впереди
князь Остей13, потом шли духовные в облачении,
с иконами и крестами, за ними бояре и народ.
Татары, давши москвичам выйти из ворот,
бросились на них и начали рубить саблями
без разбора. Истребляя кого попало направо
и налево, ворвались они в середину Кремля.
По известию летописца, резня продолжалась
до тех пор, пока у татар не утомились плечи,
не иступились сабли. Все церковные сокровища,
великокняжеская казна, боярское имущество,
купеческие товары — всё было ограблено.
Наконец город был зажжен. Огонь истреблял
тех немногих, которые успели избежать
татарского меча. Так покаравши Москву,
татары отступили от нее.
Некому было ни отпевать мертвых, ни оплакивать
их, ни звонить по ним.
Татары рассеялись и по другим городам.
Повсюду татары убивали людей или гнали
их толпами в плен. Припомнились давно
забытые времена Батыя, с той разницею,
что в батыевщину русские князья умирали
со своим народом, а теперь глава Руси
сидел, запершись, в Костроме со своею
семьей; другие князья или также прятались,
или спешили раболепством получить пощаду
у разгневанного владыки.
Только один Владимир Андреевич не изменил
себе: выехавши из Волока14, ударил он на татарский отряд,
разбил его наголову и взял много пленников.
Этот подвиг так подействовал на хана,
что он начал отступать назад к Рязанской
земле, опасаясь, чтобы русские, собравшись
с силами, не ударили на него: вот доказательство,
что это нашествие не имело бы такого печального
исхода для Москвы и всей Руси, если бы
русские не были так оплошны и великий
князь своим постыдным бегством не предал
своего народа на растерзание варварам.
Димитрий вместе с Владимиром Андреевичем,
прибывши в Москву, тотчас занялся погребением
мертвых, чтобы предупредить заразу. Он
давал от восьмидесяти погребенных тел
по рублю, и пришлось ему заплатить 300 рублей.
Это счет показывает, что в Кремле погибло
от татарского меча 24 000 человек, не считая
сгоревших и утонувших. Потом мало-помалу
начали собираться остатки населения
и отстраивать сожженный город.
Тогда, за невозможностью мстить татарам,
Димитрий обратил мщение на Рязанскую
землю: московская рать вступила в эту
землю и вконец разорила ее без всякого
милосердия, хуже татар15.
Князья русские, напуганные страшною карою
над Москвою, один за другим ездили в Орду
кланяться хану. Надежда на свободу блеснула
для русских на короткое время и была уничтожена
малодушием Димитрия.
Михаил Александрович Тверской с сыном
Александром отправился в Орду окольною
дорогою, чтобы не попасться в руки Димитрия:
он надеялся вновь выпросить себе великое
княжение16. Но Димитрий весною отправил
к хану сына своего Василия17. Василий был удержан в Орде
заложником верности и 8000 рублей долга,
насчитанного на Димитрия. Московский
князь так усердно унижался тогда перед
ханом, что Тохтамыш объявил ему свою царскую
милость, но в наказание наложил на его
владения тяжелую дань.
Княжение Димитрия Донского принадлежит
к самым несчастным и печальным эпохам
истории многострадального русского народа.
Беспрестанные разорения и опустошения
то от внешних врагов, то от внутренних
усобиц следовали одни за другими в громадных
размерах. Московская земля, не считая
мелких разорений, была два раза опустошена
литовцами, а потом потерпела нашествие
Орды Тохтамыша; Рязанская страдала два
раза от москвичей и была приведена в крайнее
разорение; Тверскую несколько раз разоряли
москвичи; Смоленская терпела и от москвичей,
и от литовцев; Новгородская понесла разорение
от тверичей и москвичей.
К этому присоединялись физические бедствия.
Страшная зараза, от которой русская земля
страдала в сороковых и пятидесятых годах
XIV в. наравне со всею Европою18, повторялась и в княжение Димитрия
с большою силою в разных местах Руси.
К заразе присоединялись неоднократные
засухи, как, например, в 1365, 1371 и 1373 гг.,
которые влекли за собой голод и, наконец,
пожары — обычное явление на Руси.
Если мы примем во внимание эти бедствия,
соединявшиеся с частыми разорениями
жителей от войн, то должны представить
себе тогдашнюю Восточную Русь страною
малолюдною и обнищалою. Сам Димитрий
не был князем, способным мудростью правления
облегчить тяжелую судьбу народа; действовал
ли он от себя или по внушениям бояр своих,
— в его действиях виден ряд промахов.
Следуя задаче подчинить Москве русские
земли, он не только не умел достигать
своих целей, но даже упускал из рук то,
что ему доставили сами обстоятельства;
он не уничтожил силы и самостоятельности
Твери и Рязани, не умел и поладить с ними
так, чтоб они были заодно с Москвою для
общих русских целей; Димитрий только
раздражал их и подвергал напрасному разорению
ни в чем не повинных жителей этих земель;
раздражая Орду, он не воспользовался
ее временным разорением, не предпринял
мер к обороне против опасности; и последствием
всей его деятельности было то, что разоренная
Русь опять должна была ползать и унижаться
перед издыхающей Ордой.
Костомаров Н.И. Русская история в жизнеописаниях
ее главнейших деятелей.
М., 1989. Т. 1. С. 202—231.
Примечания
1 Нижегородско-суздальский
князь Дмитрий Константинович, получивший
в Орде в 1360 г. от хана Навруза ярлык на
великое княжение владимирское.
2 В это время
в Орде происходила «великая замятня»:
хан Навруз, убивший своего предшественника,
правил менее года и был убит в 1361 г. Хызром,
пришедшим из-за Урала. Тот вскоре был
убит своим сыном Тимур-Ходжой, которого
свергли и убили в 1362 г. Власть захватил
темник Мамай, но он не был потомком Чингисхана
и не мог занимать ханский трон; формально
правил его ставленник хан Абдаллах. Но
власть Мамая распространялась только
на западную часть Орды. На востоке, за
Волгой, к власти пришел хан Мюрид, у которого
были свои соперники. Боровшиеся между
собой правители разных частей Орды выдавали
ярлык то князю московскому, то князю суздальскому.
В 1365 г. Дмитрий Суздальский окончательно
отказался от полученного им в третий
раз ярлыка из Орды в пользу Москвы. В свою
очередь московские войска оказали ему
поддержку в борьбе с его братом Андреем
Константиновичем.
3 Алексий,
в миру Елевферий, принадлежал к знатному
боярскому роду; его отец Федор Бяконт
пришел на службу в Москву из Чернигова
в конце XIII в., а его крестным отцом был
сам Иван Калита. Принял монашество в Богоявленском
монастыре под именем Алексия, стал затем
владимирским епископом, а с 1353 г. до своей
кончины в 1378 г. был митрополитом, главой
русской Церкви.
В малолетство Дмитрия Донского Алексий
фактически возглавлял московское правительство.
Используя свой авторитет на Руси и в Орде,
много сделал для укрепления позиций Москвы.
Оказывал содействие монастырскому движению,
активно поддерживал Сергия Радонежского.
Основал Чудов монастырь (в честь чуда
Архангела Михаила) в Кремле на месте ордынского
двора, подаренного ему ханом Джанибеком
(Чанибеком) за исцеление Тайдулы.
4 Владимир
Андреевич Храбрый (1353—1410) — князь Серпуховский
(с 1358 г.). Его отец, Андрей Иванович, младший
сын Ивана Калиты, получил от отца по духовной
грамоте (завещанию) Серпухов с прилегающими
волостями к югу от Москвы.
5 Михаил Александрович
(1333—1399) — сын тверского князя Александра
Михайловича, внук Михаила Ярославича.
С 1368 г. утвердился на тверском княжении.
Как и его дед, попытался противостоять
растущему могуществу Москвы. Его союзником
был литовский князь Ольгерд. Благодаря
смуте в Орде и заинтересованности ее
представителей в раздорах между русскими
князьями Михаилу Александровичу удавалось
трижды (в 1370, 1371, 1375 гг.) получать от ханов
ярлык на великое княжение владимирское.
Но Дмитрий Московский уже не считался
с волей Орды, не признавал великого княжения
за Михаилом и в 1375 г. предпринял большой
поход на Тверь.
6 Евфимий
Вислень — тверской епископ с 1374 г. В 1390
г. лишен епархии, очевидно, из-за разногласий
с князем Михаилом. Был обвинен во вмешательстве
в мирские дела и даже в ереси.
7 Выход —
дань Орде.
8 Мамай удерживал
под своей властью часть Золотой орды
в Правобережье Волги и далее на запад.
Поэтому его иногда называют правителем
Волжской орды. В ее состав входило и Северное
Причерноморье с Крымом. На этом полуострове
располагались и богатые торговые города,
принадлежавшие тогда итальянской морской
республике Генуя. Это — Кафа (Феодосия),
Солдайя (в русских источниках — Сурож,
ныне — Судак), Чембало (Балаклава) и др.
Хивинцами Н.И.Костомаров называет, очевидно,
выходцев из Хорезма, обширного оазиса
в низовьях Амударьи, которым после завоевания
монголами владели родственники Батыя
(в XIX в. там существовало Хивинское ханство).
Буртасы — народ, обитавший в Правобережье
Волги, родственный мордве. Мамай рассчитывал
также на поддержку Ягайло Ольгердовича
(1350—1434), сына Ольгерда, великого князя
литовского в 1377—1392 гг., в 1385 г. ставшего
и королем польским (после объединения
Польши и Литвы).
9 До середины
XV в. русская Церковь не имела автокефалии
(самостоятельности) и находилась под
управлением константинопольского патриарха,
который посвящал в сан русских митрополитов.
После смерти митрополита Алексия Дмитрий
выдвинул своего ставленника на митрополичью
кафедру — Михаила-Митяя. Но высшее духовенство
выступило против его кандидатуры. Несмотря
на это, Михаил-Митяй отправился на поставление
в Константинополь, но внезапно скончался
в пути. Патриарх посвятил в сан архимандрита
Пимена, одного из сопровождавших Михаила-Митяя
лиц. Но Дмитрий Иванович не принял его
в Москве. Так возник затяжной конфликт
между великокняжеской властью и Церковью;
в течение ряда лет в Москве не было митрополита.
10 Возможно,
причиной размолвки было неодобрение
Сергием действий князя по выдвижению
Михаила-Митяя на митрополичий престол.
11 Сарай (Сарай-Берке,
от тюркского сарай-дворец) — столица
Золотой орды, находилась на Левобережье
Волги, в начале ее рукава Ахтубы (к востоку
от современного Волгограда). До начала
XIV в. столицей Золотой орды был Сарай-Бату,
расположенный в низовьях Волги, в районе
Астрахани.
12 Киприан,
прибывший в Москву в 1381 г. Возглавлял русскую
Церковь до своей кончины в 1406 г.
13 Князь Остей,
из рода князей литовских, оказался в то
время в Москве и возглавив оборону города.
14 Волок Ламский
— ныне Волоколамск.
15 Поводом
для мести рязанцам было, вероятно, их
сотрудничество с Тохтамышем: они указали
ему броды через Оку.
16 Михаил Александрович
так и не получил великого княжения. Надеясь
добиться этого в будущем, он оставил в
Орде сына Александра, который получил
поэтому прозвище Ордынец. В 1386 г. он возвратился
на Русь, княжил в Кашине (удел в составе
Тверского княжества), где умер в 1389 г.
17 Старший
сын Дмитрия Донского Василий Дмитриевич,
впоследствии великий князь владимирский
и московский (1389—1425).
18 В середине
XIV в. Русь, как и вся Европа, была поражена
небывалой эпидемией чумы. Так, в 1353 г. от
нее погибли великий князь Семен Гордый,
оба его сына, брат Андрей, митрополит
Феогност.
Из «Истории России
с древнейших времен» С.М.Соловьева
Памятник
Дмитрию Донскому
перед храмом
Сергия Радонежского.
Скульптор С. Комов
В 1389 г. умер великий
князь московский Димитрий, еще только
39 лет от рождения. Дед, дядя и отец Димитрия
в тишине приготовили богатые средства
к борьбе открытой, решительной1. Заслуга Димитрия
состояла в том, что он умел воспользоваться
этими средствами, умел развернуть приготовленные
силы и дать им вовремя надлежащее употребление.
Лучшим доказательством особенно важного
значения, придаваемого деятельности
Димитрия современниками, служит существование
особого сказания о подвигах этого князя,
особого, украшенно написанного жития2 его. Наружность
Димитрия описывается таким образом: «Бяше
крепок и мужествен, и телом велик, и широк,
и плечист, и чреват вельми, и тяжек собою
зело, брадою ж и власы черн, взором же
дивен зело».
Важные следствия деятельности Димитрия
обнаруживаются в его духовном завещании;
в нем встречаем неслыханное прежде распоряжение:
московский князь благословляет старшего
своего сына Василия великим княжением
владимирским, которое зовет своею отчиной.
Донской уже не боится соперников для
своего сына ни из Твери, ни из Суздаля.
Кроме Василия и Димитрия, осталось еще
пять сыновей: Юрий, Андрей, Петр, Иван
и Константин.
Завещатель выражает надежду, что сыновья
его перестанут давать выход в Орду.
Говоря о важном значении княжения Димитриева
в истории Северо-Восточной Руси, мы не
должны забывать о деятельности бояр московских:
они, пользуясь обстоятельствами, отстояли
права своего малолетнего князя и своего
княжества, которым и управляли до возмужалости
Димитрия. Последний не остался неблагодарен
людям, которые так сильно хотели ему добра;
доказательством служат следующие места
жития его, обнаруживающие всю степень
влияния бояр на события Димитриева княжения.
Чувствуя приближение смерти, Димитрий,
по словам сочинителя жития, дал сыновьям
следующее наставление: «Бояр своих любите,
честь им достойную воздавайте против
их службы, без воли их ничего не делайте».
В 1389 г. умер великий князь московский
Димитрий, еще только 39 лет от рождения.
Дед, дядя и отец Димитрия в тишине приготовили
богатые средства к борьбе открытой, решительной1. Заслуга Димитрия состояла
в том, что он умел воспользоваться этими
средствами, умел развернуть приготовленные
силы и дать им вовремя надлежащее употребление.
Лучшим доказательством особенно важного
значения, придаваемого деятельности
Димитрия современниками, служит существование
особого сказания о подвигах этого князя,
особого, украшенно написанного жития2 его. Наружность Димитрия описывается
таким образом: «Бяше крепок и мужествен,
и телом велик, и широк, и плечист, и чреват
вельми, и тяжек собою зело, брадою ж и
власы черн, взором же дивен зело».
Важные следствия деятельности Димитрия
обнаруживаются в его духовном завещании;
в нем встречаем неслыханное прежде распоряжение:
московский князь благословляет старшего
своего сына Василия великим княжением
владимирским, которое зовет своею отчиной.
Донской уже не боится соперников для
своего сына ни из Твери, ни из Суздаля.
Кроме Василия и Димитрия, осталось еще
пять сыновей: Юрий, Андрей, Петр, Иван
и Константин.
Завещатель выражает надежду, что сыновья
его перестанут давать выход в Орду.
Говоря о важном значении княжения Димитриева
в истории Северо-Восточной Руси, мы не
должны забывать о деятельности бояр московских:
они, пользуясь обстоятельствами, отстояли
права своего малолетнего князя и своего
княжества, которым и управляли до возмужалости
Димитрия. Последний не остался неблагодарен
людям, которые так сильно хотели ему добра;
доказательством служат следующие места
жития его, обнаруживающие всю степень
влияния бояр на события Димитриева княжения.
Чувствуя приближение смерти, Димитрий,
по словам сочинителя жития, дал сыновьям
следующее наставление: «Бояр своих любите,
честь им достойную воздавайте против
их службы, без воли их ничего не делайте».
Соловьев С.М. История России с древнейших
времен. Кн. 2.
М., 1988. С. 296—299.
Примечания
1 Речь идет об Иване Калите,
князе московском в 1325—1360 гг., его сыновьях
Семене Гордом (1340—1353) и Иване Ивановиче
(1353—1359).
2 Известное
С.М.Соловьеву жизнеописание Дмитрия Донского
можно назвать житием в смысле жанровом,
но не каноническом, так как московский
князь был причислен к лику святых лишь
в конце ХХ в.
От составителя. Дмитрий Донской, великий князь
владимирский и московский в 1359—1389 гг.,
вошел в русскую историю со славой победителя
Мамая на Куликовском поле. Эта слава заслужена
и бесспорна. Однако он находился во главе
московского княжества почти 30 лет; в отличие
от предыдущего, сравнительно безмятежного
периода правления Ивана Калиты и его
сыновей, время Дмитрия Донского — период
напряженной внутриполитической борьбы,
непрерывных столкновений с внешними
врагами, в которых Москва знала не только
победы.
Н.И.Костомаров оценивает итоги правления
Дмитрия Донского весьма критически. Здесь
проявилось скептическое отношение ученого
ко многим деятелям русской истории —
ведь речь идет об одном из правителей
Москвы, которая в конечном счете стала
центром могучего государства, подавившего,
по мнению Н.И.Костомарова, последние остатки
вечевого строя и «народоправства», когда-то
широко распространенных на Руси.
С.М.Соловьев, подводя итоги правления
Дмитрия Донского, оценивает их в целом
положительно. Он подчеркивает заслуги
Дмитрия в упрочении положения Москвы
среди земель и княжеств Северо-Восточной
Руси, активное противодействие Орде.
Вместе с тем Соловьев, как и Костомаров,
отмечает большое значение боярства в
политической жизни Московского княжества
при Дмитрии Донском.
Из «Жития Сергия
Радонежского» Епифания Премудрого
Преподобный Сергий родился
от родителей благородных и благоверных:
от отца, которого звали Кириллом, и матери,
по имени Мария, которые были всякими добродетелями
украшены.
И свершилось некое чудо до рождения его.
Когда ребенок еще был в утробе матери,
однажды в воскресенье мать его вошла
в церковь во время пения святой литургии.
И стояла она с другими женщинами в притворе,
когда должны были приступить к чтению
святого Евангелия и все стояли молча,
младенец начал кричать в утробе матери.
Перед тем, как начали петь Херувимскую
песнь, младенец начал вторично кричать.
Когда же иерей возгласил: «Вонмем, святая
святым!» — младенец в третий раз закричал.
Когда наступил сороковой день после рождения
его, родители принесли ребенка в церковь
Божию. Иерей окрестил его именем Варфоломей.
Отец и мать рассказывали иерею, как их
сын, еще в утробе матери, в церкви три
раза прокричал: «Не знаем, что означает
это». Иерей сказал: «Радуйтесь, ибо будет
ребенок сосуд избранный Бога, обитель
и слуга Святой Троицы».
У Кирилла было три сына: Стефан и Петр
быстро изучили грамоту, Варфоломей же
не быстро учился читать. Отрок со слезами
молился: «Господи! Дай мне выучить грамоту,
вразуми меня».
Печалились родители его, огорчался учитель.
Все печалились, не ведая высшего предначертания
Божественного промысла, не зная, что хочет
Бог сотворить. По усмотрению Бога нужно
было, чтобы от Бога книжное учение он
получил. Скажем, как научился он грамоте1.
Когда он послан был отцом своим искать
скот, он увидел некоего черноризца, на
поле под дубом стоящего и молящегося.
Когда кончил молиться старец, он обратился
к Варфоломею: «Что хочешь, чадо?» Отрок
же сказал: «Душа желает знать грамоту.
Учусь я грамоте, но не могу ее одолеть.
Святой отче, помолись, чтобы смог я научиться
грамоте». И ответил ему старец: «О грамоте,
чадо, не скорби; с сего дня дарует тебе
Господь знание грамоты». С того часа он
хорошо знал грамоту.
Раб Божий Кирилл прежде обладал большим
именем в Ростовской области, был он боярином,
владел большим богатством, но к концу
жизни впал в бедность. Скажем и о том,
почему он обнищал: из-за частых хождений
с князем в Орду2, из-за набегов татарских, из-за
даней тяжких ордынских. Но хуже всех этих
бед было великое нашествие татар, и после
него продолжалось насилие, потому что
княжение великое досталось князю Ивану
Даниловичу, и княжение Ростовское отошло
к Москве3. И многие из ростовцев москвичам
имущество свое поневоле отдавали. Из-за
этого Кирилл переселился в Радонеж4.
Сыновья Кирилла, Стефан и Петр, женились;
третий же сын, блаженный юноша Варфоломей,
не захотел жениться, а стремился к иноческой
жизни.
Стефан же немного лет пожил с женой, и
жена его умерла. Стефан же вскоре оставил
мир и стал монахом в монастыре Покрова
Святой Богородицы в Хотькове5. Блаженный юноша Варфоломей,
пришедши к нему, просил Стефана, чтобы
тот пошел с ним искать место пустынное.
Стефан, повинуясь, пошел вместе с ним.
Обошли они по лесам многие места и наконец
пришли в одно место пустынное, в чаще
леса, где была и вода. Братья осмотрели
место и полюбили его, а главное — это
Бог наставлял их. И, помолившись, начали
они своими руками лес рубить, и на плечах
своих они бревна принесли на выбранное
место. Сначала они себе сделали постель
и хижину и устроили над ней крышу, а потом
келью одну соорудили, и отвели место для
церкви небольшой и срубили ее.
И освящена была церковь во имя Святой
Троицы. Стефан недолго прожил в пустыни
с братом своим и увидел, что трудна жизнь
в пустыни — во всем нужда, лишения. Стефан
ушел в Москву, поселился в монастыре Богоявления6 и жил, весьма преуспевая в
добродетели.
И в то время Варфоломей хотел принять
пострижение монашеское. И призвал он
к себе в пустыньку священника, игумена
саном. Игумен постриг его месяца октября
в седьмой день, на память святых мучеников
Сергия и Вакха7. И дано было имя ему в монашестве
Сергий. Он был первым иноком, постриженным
в той церкви и в той пустыни.
Порой его пугали демонские козни и ужасы,
а иногда зверей нападения — ведь много
зверей в этой пустыни тогда жило. Некоторые
из них стаями и с ревом проходили, а другие
не вместе, но по два или по три или один
за другим мимо проходили; некоторые из
них вдалеке стояли, а другие близко подходили
к блаженному и окружали его, и даже обнюхивали
его.
Среди них один медведь имел обыкновение
приходить к преподобному8. Преподобный, видя, что не из
злобы приходит к нему зверь, но чтобы
взять из еды что-нибудь немного для пропитания
себе, выносил зверю из хижины своей маленький
кусок хлеба и клал его на пень или на колоду,
чтобы, когда придет как обычно зверь,
готовую себе нашел пищу; и он брал ее в
пасть свою и уходил. Когда же не хватало
хлеба и пришедший по обыкновению зверь
не находил приготовленного для него привычного
куска, тогда он долгое время не уходил.
Но стоял медведь, озираясь туда и сюда,
упорствуя, как некий жестокий заимодавец,
желающий получить долг свой. Если же был
у преподобного лишь один кусок хлеба,
то и тогда он делил его на две части, чтобы
одну часть себе оставить, а другую зверю
этому отдать; не было ведь тогда в пустыне
у Сергия разнообразной пищи, но только
хлеб и вода из источника, бывшего там,
да и то понемногу. Часто и хлеба на день
не было; и, когда это случалось, тогда
они оба оставались голодными, сам святой
и зверь. Иногда же блаженный о себе не
заботился и сам голодным оставался: хотя
один только кусок хлеба был у него, но
и тот он зверю этому бросал. И он предпочитал
не есть в тот день, а голодать, нежели
зверя этого обмануть и без еды отпустить.
Блаженный же все посылавшиеся ему испытания
с радостью терпел, за всё благодарил Бога,
а не протестовал, не унывал в трудностях.
И потом Бог, видя великую веру святого
и большое терпение его, смилостивился
над ним и захотел облегчить труды его
в пустыни: вложил Господь в сердца некоторым
богобоязненным монахам из братии желание,
и начали они приходить к святому.
Но преподобный не только не принимал
их, но и запрещал им оставаться, говоря:
«Не можете выжить на месте этом и не можете
терпеть трудности в пустыни: голод, жажду,
неудобства и бедность». Они же отвечали:
«Хотим мы терпеть трудности жизни на
месте этом, а если Бог захочет, то и сможем».
Преподобный же еще раз спросил их: «Сможете
ли вы терпеть трудности жизни на месте
этом: голод, и жажду, и всякие лишения?»
Они же ответили: «Да, честный отче, мы
хотим и сможем, если Бог поможет нам и
твои молитвы поддержат нас. Только об
одном молим тебя, преподобный: не удаляй
нас от лица твоего и с места этого, милого
нам, не прогоняй нас».
Преподобный же Сергий, убедившись в вере
их и усердии, удивился и сказал им: «Я
не выгоню вас, ибо Спаситель наш говорил:
“Приходящего ко мне не изгоню вон”».
И построили они каждый отдельную келью
и жили для Бога, глядя на жизнь преподобного
Сергия и ему по мере сил подражая. Преподобный
же Сергий, живя с братьями, многие тяготы
терпел и великие подвиги и труды совершал.
Суровой постнической жизнью он жил; добродетели
его были такие: голод, жажда, бдение, сухая
пища, на земле сон, чистота телесная и
душевная, молчание уст, плотских желаний
тщательное умерщвление, труды телесные,
смирение нелицемерное, молитва беспрестанная,
рассудок добрый, любовь совершенная,
бедность в одежде, память о смерти, кротость
с мягкостью, страх Божий постоянный.
Собралось монахов не очень много, не больше
двенадцати человек: среди них был некий
старец Василий, по прозванию Сухой, который
в числе первых пришел с верховьев Дубны;
другой же монах, по имени Иаков, по прозванию
Якута, — был он за посыльного, его всегда
посылали по делам, за особенно нужными
вещами, без которых нельзя обойтись; еще
один был по имени Анисим, который был
дьяконом, отец дьякона по имени Елисей.
Когда кельи были построены и тыном ограждены,
не очень большим, поставили и привратника
у ворот, сам же Сергий три или четыре кельи
сам своими руками построил.
И в прочих всех монастырских делах, нужных
братии, он участвовал: иногда дрова на
плечах своих из леса носил и, разбив и
наколов, на поленья разрубив, разносил
по кельям. Но зачем я вспоминаю о дровах?
Ведь удивительно поистине было видеть
то, что у них было тогда: был от них недалеко
лес — не так, как теперь, но где кельи
строящиеся были поставлены, здесь же
над ними и деревья были, осеняя их, шумели
над ними. Вокруг церкви много колод и
пней повсюду было, здесь же различные
сеяли семена и выращивали огородную зелень.
Но вернемся снова к оставленному рассказу
о подвиге преподобного Сергия, он без
лености братии как купленный раб служил:
и дрова для всех колол, и толок зерно,
и хлеб пек, и еду варил, обувь и одежду
шил, и воду в двух ведрах на своих плечах
в гору носил, и каждого у кельи ставил.
Долго принуждала его братия стать игуменом.
И наконец внял их мольбам.
Не по своей воле Сергий игуменство получил,
но от Бога поручено было ему начальство.
Он не стремился к этому, не вырывал сана
у кого-нибудь, посулов не сулил за это,
платы не давал, как делают некоторые честолюбцы,
вырывающие всё друг у друга. И пришел
преподобный Сергий в свой монастырь,
в обитель Святой Троицы.
И начал блаженный учить братию. Многие
люди из различных городов и мест пришли
к Сергию и жили с ним. Понемногу монастырь
увеличивался, братия умножалась, кельи
строились.
Преподобный Сергий труды свои всё более
умножал, старался быть учителем и исполнителем:
и на работу раньше всех шел, и на церковном
пении раньше всех был, и на службе никогда
к стене не прислонялся.
Такой был обычай у блаженного сначала:
после повечерия9 позднего или совсем глубоким
вечером, когда уже наступала ночь, особенно
же в темные и долгие ночи, завершив молитву
в келье своей, выходил он из нее после
молитвы, чтобы обойти все кельи монахов.
Сергий заботился о братии своей, не только
о теле их думал, но и о душах их пекся,
желая узнать жизнь каждого из них, и стремился
к Богу. Если слышал он, что кто-то молится,
или поклоны совершает, или работой своей
в безмолвии с молитвой занимается, или
святые книги читает, или о грехах своих
плачется и сетует, за этих монахов он
радовался, и Бога благодарил, и молился
за них Богу, чтобы они до конца довели
добрые свои начинания. «Претерпевший,
— сказано, — до конца — спасется».
Если же Сергий слышал, что кто-то беседует,
собравшись вдвоем или втроем, или смеется
— негодовал он об этом и, не терпя такого
дела, рукой своей ударял в дверь или в
окошко стучал и отходил. Таким образом
он давал знать им о своем приходе и посещении
и невидимым посещением праздные беседы
их пресекал.
Прошло много лет, я думаю, больше пятнадцати.
Во время княжения князя великого Ивана10 начали приходить сюда христиане,
и понравилось им здесь жить. Начали по
обе стороны места этого селиться, и построили
села, и засеяли поля. Начали они часто
посещать монастырь, принося различные
нужные вещи. А была заповедь у преподобного
игумена для братьев: не просить у мирян
нужного для пропитания, но сидеть терпеливо
в монастыре и ждать милости от Бога.
Устанавливается в обители общежительство11. И распределяет блаженный
пастырь братию по службам: одного ставит
келарем, а других в поварню для печения
хлеба, еще одного назначает немощным
служить со всяческим прилежанием. Всё
это чудесный тот человек хорошо устроил.
Повелел он твердо следовать заповеди
святых отцов: ничем собственным не владеть
никому, ничто своим не называть, но всё
общим считать; и прочие должности все
на удивление хорошо устроил благоразумный
отец. Но это рассказ о делах его, а в житии
много распространяться об этом не следует.
Поэтому мы здесь рассказ сократим, а к
прежнему повествованию возвратимся.
Так как всё это чудесный отец хорошо устроил,
число учеников умножалось. И чем больше
их становилось, тем больше вкладов приносили
ценных: и насколько в обители вклады умножались,
настолько страннолюбие12 увеличивалось. И никто из бедных,
в обитель приходивших, с пустыми руками
не уходил. Никогда блаженный не прекращал
благотворительность и служителям в обители
наказал нищим и странникам давать приют
и помогать нуждающимся, говоря так: «Если
эту мою заповедь будете хранить безропотно,
воздаяние от Господа получите; и после
ухода моего из жизни этой обитель моя
эта весьма разрастется, и долгие годы
нерушимой будет стоять по благодатности
Христа».
Так была рука его раскрыта для нуждающихся,
как река полноводная с тихим течением.
И если кто-нибудь оказывался в монастыре
в зимнее время, когда морозы суровые стоят
или же снег сильным ветром заметается,
так что нельзя из кельи выйти, какое бы
время он ни оставался здесь из-за такого
ненастья, — всё нужное в обители получал.
Странники же и нищие, а из них особенно
больные, многие дни жили в полном покое
и пищу, сколько кому нужно было, в изобилии
получали согласно наказу святого старца;
и до сих пор всё так сохраняется.
А поскольку дороги здесь из многих мест
проходили, то князья, и воеводы, и воины
бесчисленные — все получали нужную им
достаточную искреннюю помощь, как из
источников неисчерпаемых, и, в путь отправляясь,
необходимую пищу и питье достаточное
получали. Всё это служащие в обители святого
всем с радостью подавали в изобилии. Так
люди знали в точности, где всё необходимое
находится в храмах, пища и питье, а где
хлеб и варенья, и это всё умножалось из-за
благости Христа и чудесного его угодника
святого Сергия.
Известно стало, что Божьим попущением
за грехи наши ордынский князь Мамай собрал
силу великую, всю орду безбожных татар,
и идет на Русскую землю; и были все люди
страхом великим охвачены. Князем же великим,
скипетр Русской земли державшим, был
тогда прославленный и непобедимый великий
Дмитрий. Он пришел к святому Сергию, потому
что великую веру имел в старца, и спросил
его, прикажет ли святой ему против безбожных
выступить: ведь он знал, что Сергий —
муж добродетельный и даром пророческим
обладает.
Святой же, когда услышал об этом от великого
князя, благословил его, молитвой вооружил
и сказал: «Следует тебе, господин, заботиться
о порученном тебе Богом славном христианском
стаде. Иди против безбожных и, если Бог
поможет тебе, ты победишь и невредимым
в свое отечество с великой честью вернешься».
Великий князь ответил: «Если мне Бог поможет,
отче, поставлю монастырь в честь пречистой
Богоматери». И, сказав и получив благословение,
ушел из монастыря и быстро отправился
в путь13.
Собрав всех воинов своих, выступил он
против безбожных татар; увидев же войско
татарское весьма многочисленное, они
остановились в сомнении, страхом многие
из них охвачены были, размышляя, что же
делать. И вот внезапно в это время появился
гонец с посланием от святого, гласящим:
«Без всякого сомнения, господин, смело
вступи в бой, со свирепостью их, нисколько
не устрашаясь, — обязательно поможет
тебе Бог».
Тогда князь великий Дмитрий и всё войско
его, от этого послания великой решимости
исполнившись, пошли против поганых, и
промолвил князь: «Боже великий, сотворивший
небо и землю! Помощником мне будь в битве
с противниками святого твоего знамени».
Так началось сражение, и многие пали,
но помог Бог великому победоносцу Дмитрию,
и побеждены были поганые татары, и полному
разгрому подверглись: ведь видели окаянные
против себя посланный Богом гнев и Божье
негодование, и все обратились в бегство.
Крестоносная хоругвь долго гнала врагов.
Великий князь Дмитрий, славную победу
одержав, пришел к Сергию, благодарность
принеся за добрый совет, Бога славил и
вклад большой в монастырь дал.
Сергий, видя, что он уже к Богу отходит,
чтобы природе отдать долг, дух же Иисусу
передать, призывал братство и беседу
повел подобающую, и, молитву совершив,
душу Господу предал в год 6900 (1392) месяца
сентября в 25-й день.
Епифаний Премудрый. Житие Сергия Радонежского
//
Памятники литературы Древней Руси.
XIV — середина XV в. М., 1981. С. 265—405.
Примечания
1 Этот рассказ из «Жития Сергия
Радонежского» послужил сюжетом знаменитой
картины М.В.Нестерова «Видение отроку
Варфоломею».
2 В XIII—XIV вв.
ростовские князья, как и многие другие
правители Северо-Восточной Руси, вынуждены
были регулярно ездить в Орду, добиваться
подтверждения своих прав на княжение.
Это стоило им немалых расходов, в том
числе и на подарки хану, его приближенным.
3 Речь идет
о нашествии татарской рати в ответ на
восстание в Твери в 1327 г., после чего Иван
Калита получил ярлык на великое княжение
и присоединил к своим владениям часть
Ростовского княжества.
4 Радонеж
— город в Московском княжестве в XIV—XV вв.,
впоследствии пришел в упадок и перестал
упоминаться как город. В настоящее время
на месте древнего Радонежа находится
село Городок (в 4 км к востоку от станции
Абрамцево, недалеко от Сергиева Посада,
где расположена Троице-Сергиева лавра).
5 Один из древнейших
монастырей в Подмосковье. Известен с
начала XIV в. Постройки монастыря сохранились
доныне на территории города Хотькова
(в 8 км к югу от Сергиева-Посада).
6 Богоявленский
монастырь основан в конце XIII в. к востоку
от Московского кремля. Сохранился собор
монастыря XVII в.
7 Сергий и
Вакх — сановники римского императора
Максима (286—310), который, узнав, что они
христиане, отправил их к правителю Сирии
Антиоху, известному своей жесткостью
к приверженцам Христа. Там они подверглись
пыткам и были обезглавлены. В память об
одном из них Сергий Радонежский принял
свое монашеское имя, весьма редкое в тогдашней
Руси.
8 Преподобный
— речь идет о Сергии. Так в христианской
литературе называют подвижников, прославившихся
подвигами монашества, пустынножительства,
особым смирением и аскетизмом или созиданием
и укреплением монастырей.
9 Здесь —
вечерня, церковная служба, совершаемая
вечером.
10 Имеется
в виду княжение Ивана Калиты (1325—1340).
11 Общежитийный
устав существовал в ряде древних монастырей
православного Востока. В соответствии
с ним монахи отдавали в монастырь всё
свое имущество, вели общее хозяйство,
имели общую трапезу. Общежительство было
принято в первых монастырях на Руси, в
частности в Киево-Печерском. Однако в
XIV в. в русских монастырях распространилось
«особое житье» монахов, когда каждый
из них жил особо, сохранял имущество,
отдельно питался и т.д. Сергий Радонежский
ввел в основанном им Троицком монастыре
общежительство. Тот же устав вводился
в других основанных им и его учениками
монастырях.
12 Любовь к
странникам, паломникам, нищим, стремление
одарить их милостыней.
13 Наиболее
подробно о благословении Сергием Радонежским
Дмитрия Донского перед Куликовской битвой
рассказывается в «Сказании о Мамаевом
побоище». Там же говорится и о том, что
Сергий направил с Дмитрием двух воинов-монахов,
Пересвета и Ослябю, которые стали героями
Куликовской битвы. Однако большинство
летописей не упоминают о благословении
Сергием Дмитрия перед битвой. В связи
с этим некоторые современные исследователи,
в частности В.А.Кучкин, считают, что Дмитрий
перед Куликовской битвой благословения
Сергия не получил, а рассказ об этом —
позднейшая легенда, составленная для
прославления монастыря и его основателя.