3.Политическая смена
государственного строя. Падение
Советской власти.
Распад Советского Союза привел
к наиболее впечатляющей со времен
второй мировой войны и настораживающей
по последствиям геополитической ситуации.
Вместо “империи” с единой экономикой
и политикой образовалось по меньшей
мере 15 новых суверенных государств.
Политическая ситуация на территории
бывшего СССР оказалась нестабильной,
что было связано прежде всего
с неурегулированностью межгосударственных
и национально-территориальных проблем.
Основными составляющими перехода
государственного строя страны в
новое качество стали демонтаж системы
Советской власти сверху донизу и
доработка текста новой Конституции,
целиком подогнанной не только под
интересы правящих сил, но и под президента
Ельцина лично. Можно не соглашаться
с теми или иными утверждениями
политологов и историков, но трудно
оспорить факт, что новый политический
режим продиктовал (в который
раз!) обществу свои ультимативные представления
о будущем России, руководствуясь,
помимо своих личных вожделений, интересами
лишь части граждан страны, причем
эти представления реализуются
за счет нарушений и прямого ущемления
интересов другой их части.“Как отреагировал
электорат на такого рода действия,
показали назначенные на 12 декабря
1993 года выборы в новые органы представительной
власти. Правовая ситуация в стране
в период октября — начала декабря
1993 года была весьма необьганой, поддающейся
объяснению лишь с позиций “революционного
правосоюзника”.
Президент
воплощал в себе все ветви власти
и действовал так, как будто еще
разрабатываемая “под него” конституция
была уже принята. В сентябре 1993 г.,
в разгар борьбы со строптивым съездом
народных депутатов и Верховным
советом РФ, Ельцин “под давлением
обязательств” издал Указ, в соответствии
с которым на июнь 1994 г. назначались
досрочные президентские выборы.
В заявлении президента РФ от 8 октября,
то есть уже после разгрома оппозиции,
подтверждалось, что выборы в высший
законодательный орган состоятся
в ранее объявленные сроки (в
декабре с.г.), а позднее — выборы
Президента. Больше к этому вопросу
он не возвращался, а точка зрения
о том, что президентские выборы
могут состояться не ранее июня 1996
г. стала воспроизводиться СМИ как
официальная, что перманентно вызывало
претензии со стороны различных
оппозиционных сил. Основания для
этих претензий оппозиция находит
даже в указе № 1400, где легитимность
разгона Советов и проведение
новых выборов аргументируется
следующим образом: “Необходимость
выборов диктуется также тем,
что Российская Федерация — это
новое государство, пришедшее на
смену РСФСР в составе СССР”.
Но такая ситуация, говорят оппоненты
Ельцина, относится к президенту
в еще большей степени, чем
к бывшим народным депутатам. К тому
же проект Конституции наделил президента
РФ весьма широкими полномочиями, а
это логично требовало и нового
всенародного подтверждения, что они
персонально вручаются именно этому,
а не другому человеку. Отвечая 16
ноября 1993 г. на вопросы корреспондента
газеты “Известия” по поводу завершения
работы над проектом Конституции
РФ, Ельцин, в частности, сказал: “Не
буду отрицать, что полномочия президента
в проекте действительно значительные.
А как бы вы хотели? В стране, привыкшей
к царям или “вождям”, в стране,
где не сложились четкие группы интересов,
не определены их носители, где только-только
зарождаются нормальные партии; в
стране, где чрезвычайно слаба
исполнительная дисциплина, где вовсю
гуляет правовой нигилизм, — в такой
стране делать ставку только главным
образом на парламент? Да через полгода,
если не раньше, люди потребуют диктатора.
Такой диктатор быстро найдется, уверяю
вас, и, возможно, в том же парламенте”.
Это было весьма знаменательное в
плане традиций отечественной политической
культуры заявление, где упоминание
о царях, диктаторах и о парламенте
в одной связке было далеко не случайным.
Воспроизводилась традиционная для дореволюционной
России дилемма: или царь, или анархия,
которая неизменно завершается диктатурой.
Далее авторы книги отмечают, что стремление
исполнительных структур своим вполне
ясным, революционным по характеру действиям
придать обличие “нормального демократического
правового процесса” лишь усугубляло
обстановку недоверия, растерянности
и разброда в обществе, что не смогло не
сказаться на ходе и результатах кампании
по выборам в Федеральное собрание — двухпалатный
высший законодательный орган страны
(верхняя палата — Совет Федерации, нижняя
— Государственная Дума), выборам, назначенным
президентом РФ на 12 декабря 1993 г.
Скоротечная избирательная кампания
прошла в обстановке ожидания радикально-
и либерально-демократическими силами
благоприятных для себя итогов народного
волеизъявления. Вкупе с ожидаемыми
позитивными результатами назначенного
на 12 декабря всенародного референдума
по проекту Конституции РФ это
открывало для них перспективы
сложного и болезненного перехода из
одного состояния общества в другое
в рамках более или менее нормального
правового процесса, а также возможности
вполне легитимного оттеснения оппозиции.
Действительность оправдала эти
надежды лишь частично, а если быть
более точными, в большей степени
разочаровала, чем вдохновила сторонников
радикального варианта реформ, внедряемых
в общество характерным для России
волюнтаристским нажимом “сверху”.
Несомненной победой Ельцина и
его сторонников стало то, что
им удалось убедить общество без
серьезных эксцессов признать итоги
референдума по новой конституции
как акт ее “всенародного одобрения”.
В достижении такого результата и
был, судя по всему, главный смысл
“волеизъявительных” акций 12 декабря
1993 г. По официальным данным, за Основной
Закон государства проголосовало
32,9 млн человек (58,4% принявших участие
в референдуме и 32,3% общего числа
избирателей страны). Легитимна ли
Конституция, не набравшая даже 1/3 голосов
потенциальных избирателей? Такова
была первая реакция оппозиции на
итоги референдума. Затем, правда, со
значительным опозданием, стали появляться
оценки ряда отечественных и западных
экспертов в пользу версии о подтасовке
результатов референдума в целом.
Но подобные акции серьезной сочувственной
реакции в обществе не вызывали.
Как непосредственную реакцию электората
на события сентября—октября 1993 г.
расценили эксперты факт относительного
успеха (по сравнению с прогнозами)
тех последовательно оппозиционных
сил, которые приняли участие
в выборах, отказавшись в отличие
от ряда “непримиримых” от их бойкота
как не легитимных. Сторонница разрешения
добровольного возвращения общества на
путь социалистического развития “через
неизбежное формирование многоукладной
рыночной экономики”. — Коммунистическая
партия РФ (председатель Г.А. Зюганов) —
получила в Федеральном собрании 65 мест,
аграрная партия (лидер М. И. Лапшин) —
противница частной собственности на
землю — 47.
Буквально ворвалась в политическую
жизнь страны в качестве “третьей
силы” Либерально-демократическая
партия России, партия В.В. Жириновского
(70 парламентских мест), воочию продемонстрировавшая
исполнительной власти, что демагогия
и популизм — непрочный фундамент
для власти имущих, ибо в сложное
время конкурентом “официальному”
популизму всегда могут выступить
ловкие популисты “со стороны”.
Не вдаваясь во все детали расклада
политических сил, определившегося
в итоге выбора, следует констатировать,
что вновь избранный парламент
не стал менее оппозиционным, чем
отстраненный от власти столь дорогой
ценой Верховный Совет и Съезд
народных депутатов РФ. Правда, реальные
политические возможности нового парламента
стали значительно более скромными.
И эта ограниченность функций
как Государственной Думы, так
и Совета Федерации определяет то,
что они не только не могут серьезно
влиять на политику в стране, но и
не способны существенно корректировать
курс президента и правительства. Расчеты
авторов Конституции на придание
высшим органам представительной власти
в целом второстепенного, так
сказать, “несудебного” характера
оправдались. За исключением некоторых
частностей. Одной из них стало
наделение Государственной Думы
правом амнистии, которым она и
воспользовалась, освободив от судебной
ответственности лидеров ГКЧП, и
Съезда народных депутатов РФ. Несмотря
на яростное сопротивление партии “Выбор
России” и других, пугавших страну
скорой гражданской войной, акция
эта, как показали последующие события,
способствовала определенной стабилизации
положения в стране, укрепила позиции
президента, сняв с повестки дня
неприятный для власти вопрос о том,
кто прав, кто виноват в событиях
сентября-октября 1993 г. и предотвратив
ничего ей хорошего не сулившее парламентское
расследование на этот счет.
Политическая амнистия конца февраля
1994 г. создала благоприятные условия
для реализации и другой политической
акции — подписание в конце
апреля “Договора об общественном
согласии” представителями целого
ряда властных структур, политических
партий, общественных организаций, в
том числе и профсоюзов. Акт
этот, давший главные дивиденды конечно
же исполнительной власти, правомерно
расценивать не как оформление свершившегося,
но- как проявление в обществе желания
уйти от конфронтальности, а также крайней
усталости страны от постоянных распрей.
Вторая половина 1994 г. и начало 1995-го
прошли как для власти, так и
для оппозиции в режиме тактического
маневрирования. Власть продолжала искать
пути закрепления своей пока еще
не прочной стабилизации в широком
диапазоне, включающем в себя стремление
придать дыхание отвлекающим
играм в “национальное согласие”,
попытки убедить общественность
в необратимости экономической
стабилизации и близости подъема
в стране, мероприятия по укреплению
силовых структур, сплочению их вокруг
президента и демонстрации эффективности
удара “железного кулака” (ввод войск
в Чечню), поиски путей и средств
того, как отсрочить президентские
выборы, а то и вообще сделать
их не нужными (благодаря введению чрезвычайного
положения в стране, восстановлению
монархии и т.д.), а также активное
перехватывание у оппозиции ряда
лозунгов, в том числе патриотического
толка (“не отдадим ни пяди русской
земли”, “не поступимся национальными
интересами России в Европе и в
мире”).
События в Чечне конца 1994 — начала
1995 г., правда, подняли “оппозиционный
тонус” в стране, расширили фронт
самой оппозиции, сделав более емким
ее социальный и политический спектры,
вовлекли в ее ряды новые отряды,
выявили тенденцию к сближению
отдельных оппозиционных режиму
сил. Но насколько эти процессы окажутся
серьезными, к каким результатам
приведут, пока сказать трудно.
Пытаясь осмыслить проблему, куда
пойдет Россия, необходимо вначале
максимально и наглядно оценить,
где она оказалась на данном этапе
“революции сверху”. Представляется,
что российское общество к исходу
1994 — началу 1995 гг. забуксовало где-то
в промежутке между тоталитарным
прошлым и ожидаемым отечественными
либералами весьма туманным будущим. При
этом по отдельным параметрам величина
дистанции, пройденной от первого ко
второму, выглядит весьма неоднозначно.
Если путь, совершенный страной от
плановой государственной монополии
к элементам свободного рынка, можно
признать заметным, а от примитивной
уравнительности в сфере распределения
к столь же примитивному резкому
разделению общества на богатое меньшинство
и нищее большинство — впечатляющим,
то по уровню реализации личных прав и
свобод своих граждан общество пребывает
в целом на сходных с прошлым
позициях. Суммируя, можно сказать,
что на смену деформированному социализму
все с большей определенностью приходит
уродливый конгломерат полусостояний,
тяготеющий к тому, чтобы приобрести застойный
характер.
Общество в экономическом, социальном
и политическом отношении оказалось
в патовом положении, поскольку
для весьма значительной части его
представителей перспективы движения
вперед чреваты, с одной стороны,
дальнейшим расслоением, потерей последних,
еще по инерции сохраняющихся
осколков прав и гарантий старого
толка без надежды на новые, а
с другой — возвратом назад, к
исходному тоталитарному состоянию.
Складывается впечатление, что страна
через надежды и разочарования,
горечь и муки потерь вплотную подходит
к порогу действительного (а не навязываемого
ей в спекулятивно-демагогических целях)
исторического выбора. Поэтому и
происходит лихорадочное нащупывание,
прокручивание по типу рулетки альтернатив
в ходе так рано начавшейся предвыборной
кампании, в которых участвует
как оппозиция, так и власть.
Подготовка к очередным парламентским
выборам 1995 г. уже зимой — весной
1996 г. шла полным ходом, во многом определяя
как внешнюю, так и внутреннюю
политику страны. Но при этом гамлетовский
вопрос — быть или не быть выборам
и продолжению демократического
процесса — в целом не сходил
с повестки дня, свидетельствуя, что
основным общественным силам (какое
бы место в социальном спектре
они не занимали) так и не удалось
преодолеть шок, порожденный событиями
“нового Октября”. Как долго
будут сказываться на российском
политическом процессе последствия
этой “контузии”, углубленной к
тому же “синдромом Чечни”, прояснит
лишь время. С этими суждениями ряда
авторов, книги “Власть и оппозиция”
можно соглашаться или не соглашаться,
поскольку во многом они носят
субъективный характер. Но так как
авторами являются довольно известные
и крупные отечественные историки,
читателям небезынтересно знать
их мнение по данным вопросам.
Можно привести и ряд других суждений
по этим и последующим страницам
политической истории России. В частности,
в работе историка В.И. Жукова “Россия:
состояние перспективы и противоречия
развития”, опубликованной в 1995 г., делается
попытка проанализировать масштабные
преобразования, в СССР с середины
80-х гг. до середины 90-х, то есть на тот
исторический период, когда в общественное
сознание и социальную практику вошла
политика, получившая название “перестройка”.
Так, Жуков пишет: “С принятием
новой Конституции Российской Федерации
(12 декабря 1993 г.), законодательно закрепившей
курс на демонтаж советской системы,
завершился первый этап реформ. Страна
вступила в стадию практической реализации
политических целей, конституированных
в Основном Законе государства. Новый
этап социально-политического развития
России начался в исключительно
сложных условиях. Это объясняется
тем, что практические действия (и
не только правительства) по реализации
стратегических целей реформ, будучи
необходимыми, по существу, не дали значительных
позитивных результатов”.
Для характеристики положения, сложившегося
в России, средства массовой информации
применяют различные термины: тупиковая,
катастрофическая, взрывоопасная и
т.д. Обладая сильным эмоциональным
воздействием, эти определения лишены
научного смысла и не поддаются аналитической
расшифровке. В науке, не склонной к
социальной апологетике, принят иной подход:
экономические, политические и иные
индикаторы свидетельствуют о том,
что с начала 90-х гг. Россия переживает
системный кризис, унаследованный от
политики перестройки.
Весной
1985 гг. казалось, что страна вступает
в новый этап модернизации общественных
отношений, для которого будет характерно
формирование политической демократии,
демонополизацию экономики, освобождение
частной инициативы, появление трудовой
мотивации, что должно повысить уровень
социального благосостояния и создать
социально-экономический и политический
комфорт для раскрытия духовного,
творческого, нравственного потенциала
личности. Государству при этом отводилась
роль гаранта сохранения того социального
состояния населения и тех
прав человека, которые были достигнуты
на предыдущей стадии развития. Ожидания
не оправдались. Под прикрытием реформ
развернулась ожесточенная борьба за
власть. Ее результаты многоплановы и
опустошительны:
• Во-первых, к началу 90-х гг. оказалась
почти полностью разрушенной
индустриальная экономика, доведенная
до такого состояния, когда она лишилась
способности адаптироваться к новым,
условиям воспроизводства, и прежде
всего финансовым и политическим.